Формула горения один отчество

 
H = Q/m


 Когда утро проникает призрачно-длинной тенью в музейную полудрему, хранитель начинает свой обход. Барабанит, поднимая пыль с паркета, каблучками новых лакированных туфель, звенит ключами. А когда его ботинок касается съежившейся и потемневшей тени в проеме между «красной» и «серебристой» залами, экспозиция «чужого имени» уже открыта. Странно, что история одной картины разрослась настолько, что пустила корни сначала в сознании служащих галереи, а потом перекинулась и на весь город. Вот уже двадцать лет большая часть картин удостаивается бегающих, невнимательных взглядов, тогда как… Расплывшиеся зрачки посетителей пытаются вместить в свою темноту «Состраданье». Около 1795. Бумага, акварель, чернила, перо. 42х54см. Лондон, галерея Тейт.

В темном небе кони дышат,
Кони дышат, малыша не слышат.
Воздух душат, жалость глушат.

 Но эти слова Бред написал гораздо раньше, еще до случившегося. Когда о новом хранителе в Тейт никто и помыслить не мог.
 Почему он так влюбился в эту картину? Совершал какие-то ему одному ведомые ритуалы возле нее, что-то нашептывал, жестикулировал? Бред не был сумасшедшим, а тем более глупым или суеверным. Ему были чужды художества в мистических красках, такие, как у этого Блейка. Но этот младенец… казавшийся самым крошечным в мире мальчиком… Он так его хотел. Хотел сына. Давно.
 И Крис, и Джон, и Иван, во всех смыслах далекие друг от друга и даже не знакомые, занятые - кто в торговле, кто в медицине, а кто… последний так просто безработный эмигрант, могли бы составить некое триединство… нет, не то «бог – сын - дух», а : лучший друг Бреда - хороший друг Бреда – приятель Бреда. И на вопрос infernal-ной анкеты они ответили обо всех подробностях «Состраданья» Блейка.
 Крис: Блейк отрицает традиционную композицию и перспективу.
 Джон: «Состраданье» вызывает представление о потустороннем мире.
 Иван: На земле распростерта безжизненная женская фигура. Две другие проносятся мимо на конях, ветер развивает длинные волосы и конские гривы.
Девушка наклоняется, придерживая в руках маленького ребеночка, протянувшего к ней свои ручки. В общем, это сюжет, навеянный отрывком из Шекспировского Макбета:
И состраданье, как нагой младенец,
Несомый ветром, или херувим
На скакуне незримом и воздушном…
 И все это из-за того, что Бред много и долго может рассказывать о своей работе, не стесняясь соседства пивных кружек с немецким темным. Однажды он так надоел Ивану, рассчитывающему на беззаботный пятничный вечер, что тот вспылил:
- А что если у кого-нибудь, когда-нибудь возникла бы безумная мысль сжечь картину? Ради эксперимента. Что изменилось бы в мире? Искусство вне времени? Чушь! Оно принадлежит времени.

 Вскоре Бред стал по-настоящему счастливым. Кроме триединства в его жизни появилось то, чего он ждал тридцать лет и на что страстно надеялся последние пять – сын. Куда-то пропала неприкаянность прошлого. Малыша можно было гладить по тоненьким волосенкам, когда он спал, смотреть, как умилительно приоткрыт его ротик, как в пушистых ресничках затерялись сонные камешки. И теперь больше всего на свете хотелось прижать его к себе, чувствуя, как пузырьки счастья, где-то внутри, дорастают до неимоверных размеров, грозятся лопнуть.
По выходным он рисовал в детской сказочных персонажей, ярких, добрых и больших, вырезал деревянные игрушки.

 Летят и ржут. Их гривы длинные скрипят в пыли, в ветру. Ухмылка на устах ее или… Да нет, ты? смеешься?!

- Мама сказала, что ты сегодня кричал очень странным голосом. Расскажи, что случилось.
- Мама была на кухне, а я – здесь. И мне показалось, что за мной кто-то есть.

 Хранитель повел сына в художественный салон. Вернулись они с красками, масляными, акварельными, кисточками, тоненькими, крупными, беличьими, колонковыми, карандашами, пластилином. Сегодня Бред заикнулся было о своем намерении уволиться. Начальство воспротивилось, а он не смог привести доводы, хотя бы мизинчиком или, на худой конец, копчиком, связанные с логикой, разного рода резонами, потребностями et cetera. Они убедили его остаться.
 У мальчика случались очень длинные, аж по несколько часов, приступы. Он ходил в беспамятстве по квартире, бессмысленно мыча, оставляя на себе ссадины и синяки, когда на его пути возникали мебель или стены. Иван узнал от Бреда, что на этой неделе Джон наконец-то поставил ребенку диагноз. А накануне хранитель, удерживая неуправляемые кулачки сына в своих растерянных руках, бесконечно ждал скорую.

- Папа, мне сегодня приснился большой костер. И я в нем, но мне совсем не больно и не страшно. Но запах такой противный, как будто краска горит.
- А разве ты, глупыш, знаешь этот запах?


 - А что значит «чужого имени»?
- Ээ… вот как раз сейчас мы подходим к картине, которая и объяснит столь возросшую популярность нашей галереи. Двадцать с лишним лет назад хранителем работал некий Бред. Он состоял в должности больше двенадцати лет. А потом с ним что-то случилось. Появились личные проблемы, он хотел уволиться, но директорат расценил его желание как позерство. Его оставили, повысив зарплату. Впоследствии, когда проводился процесс, другие хранители утверждали, что он стал нервным, замкнутым, увиливал от обязанностей, странно реагировал на картины. Без воздуха горение продолжаться не может, и пламя должно погаснуть. Картина была похищена, ее так и не нашли. Бред-младший, ему тогда было тринадцать, нарисовал это «Состраданье», точь-в-точь. Говорят, при сравнении с репродукциями, выяснилось, что все они уступают ей в таланте и манере. Было выдвинуто предположение, что это и есть исчезнувшее произведение. Но экспертиза показала, что ей не несколько столетий, а – месяц. Во время допроса мальчик заявил, что никогда не видел в живую блейковское «Состраданье», репродукции картины или фотовоспроизведения, а она ему просто-напросто приснилась. При горении (окислении) высвобождается тепловая энергия. Теплотой сгорания H называется отношение количества теплоты, выделяющегося при горении, к массе сгоревшего топлива (жидкого или твердого): H = Q/m . Технике он тоже нигде не учился, а рисовал, якобы, по наитию. Искусствоведы говорят, что картина - не работа «под мастера», а аутентичная манера Уильяма. В прессе, как следствие, появились версии: «чудо», или «провокация со стороны галереи», «искусственная популяризация искусства»...