Солнца нет. По тарелке неба кто-то размазал серую кашу облаков, не решаясь ее съесть. Его ложка продолжает медленно, по инерции, помешивать, из-за чего она местами становиться гуще, местами сквозь нее просвечивает старая, блеклая поверхность. Внизу голодными собачками стоят дома, открывая свои темные рты-окна, в надежде, что им перепадет капля. Асфальт темный, местами видны лужи – видимо не всю кашу удалось аккуратно слить в старую тарелку, а может, в ней есть трещины, сквозь которые она пролилась.
Машина… Еще одна… Шуршат себе тихонько сквозь утреннюю тишину. Их звук мягко подчеркивает тихий шепот листвы. Иногда в эту тихую мелодию добавляется резкий щелчок капли по подоконнику – недавно прошел дождь. Щелк… Щелк… Игла движется по полотну, создавая крестом свой, неповторимый узор. Зеленым цветом в него добавляются чьи-то шаги, красным – удар двери подъезда, желтым – курлыканье голубей на подоконнике. И только светлой синью светиться полотно из шуршания машин и шепота листьев. В этой мягкой синеве есть еще один мазок нежно голубого – тихое дыхание двоих…
Легкий ветерок застенчиво прячется за тюлем, временами не сдерживая своего любопытства, отодвигает его в сторону, быстро пробегает по комнате – и снова прячется от смущения… Потом любопытство вновь берет верх. Ему интересно все – и белые листы бумаги, которую он тихонько приподнимает, и корешки книг, вдоль которых он быстро пробегает, и люстра, после легкого позвякивания которой он снова прячется. А еще ветерку нравиться шаловливо щекотать пятку и, наклонившись над лицом ее обладателя, смотреть на легкое поморщивание и нежелание отпускать от себя сладость снов. Но шутник настойчив – и вот один глаз уже открывается. Взгляд еще мутный, пытается осмотреть все вокруг, но один просто не справляется – и приходится открывать второй.
Тихо. От окна тянет сыростью – видимо прошел дождь. Надо бы закрыть – но как же не хочется вставать. Нет, еще полежу, тем более так хорошо мне не было уже давно. Рядом ведь самый дорогой мне человек. Люблю ли я его? Не знаю, не верю, просто не понимаю. А впрочем, какая разница – мне хорошо и буду наслаждаться этим моментом, упиваться им, как холодной водой из колодца в жару. И пусть ломит зубы – это приятная ломота, дающая силы продолжать путь, не останавливаться на достигнутом… Ой, странно – никогда такого не замечал за собой…
Парень поближе притянул к себе ту, что лежала рядом. Поправил простыню, которая сползла в сторону, открыв спину его любимой. Она немного заволновалась во сне, что-то сказала одними губами – и сунулась носом ему подмышку еще глубже, устаиваясь там поуютнее. Рука прокралась вдоль его груди, замком сошлась со второй, еще раньше проскользнувшей под его шеей, и упокоилась, поняв, что теперь никто никуда не убежит.
Он погладил своей ногой ее ногу. Понюхал ее волосы – и тоже сделал свой замок руками, прижав к себе еще крепче. Потом закрыл глаза и снова уснул.
*****
А вчера… Вчера было какое-то безумие…
Капельки воды стекали по шее вниз – одна за одной, не торопясь, словно лаская кожу, стремясь оставить на ней частичку себя, впитаться и быть… просто быть и ничего больше…
Он смотрел за этим неторопливым движением капелек, сливаясь с каждой из них отдельно и становясь частью чего-то гораздо большего. Капелька вниз – и взгляд за ней, все ниже и ниже, все настойчивее и настойчивее.
Тут он не выдержал – и за капельками начал двигаться палец… Раздался стон. Потом еще один – и тело рвануло навстречу пальцам, стало мягким и податливым, попыталось пропустить их внутрь себя – но не получилось. Только кожа немного напряглась, собралась складкой, а потом снова разгладилась, пуская по себе капельки-пальцы, пальцы-капельки – а впрочем, уже было все равно, только истома начала собираться где-то в области пупка и ноги перестали слушаться.
Стон, еще один – и вот пальцы больше не двигаются за каплями – под ними уже ничего нет, только пустота… Несколько сумбурных движений по воздуху, взгляд вниз – и пальцы нова стремятся вернуться туда, где так хорошо, так приятно, так бьется жизнь… Приходится опуститься на колени, чтобы позволить рукам жить своей жизнью – но капелек им уже мало.
Тело не хочет больше слушаться, оно двигается само по себе, каждой мышцей, каждым нервом по отдельности – и все же в едином ритме, едином танце, подчиняясь какой-то своей, известной только им, логике – хотя нет, не логике, интуиции, внутреннему наитию…
А за руками следуют губы – но не сильно, нет – только чуть-чуть, легким дыханием, ласковым ветерком, оставляя невидимые следы, убирая каждую капельку, впитывая с нею частичку чужой кожи. Чужой? Нет, скорее, уже своей собственной.
Странный звук. Уже не стон. Неужели горло способно выдать это? Как же хорошо. Только жжется сильно. Каждый поцелуй, каждое легкое касание прожигает все до кости, и что-то снова начинает подниматься волной внутри, той самой волной, которая выплескивается наружу звуком…
Два тела слились в одно, стали чем-то единым, целым, монолитным. Движение было частью этого – но не простое, а какое-то застывшее. И так было всегда, от начала Вселенной – и до Ее конца. Что-то взорвалось… и сердце остановилось, умерло – и мира не стало.
Раздался сиплый всхлип-полувздох – и движение вернулось, мир ожил – но уже не такой, каким был. Двое лежали и смотрели в пустоту, а внутри читалось только одно…
Реки, озера – все неторопливо проплывало внизу, сливаясь в какое-то подобие клетчатого платка. Вот и гора осталась где-то сбоку – и только полоска водопада еще долго светилась вдали сигнальным огоньком под лучами заходящего солнца. Ветер подхватывает – и вот ты отдаешься его ласковым, нежным потокам, летишь туда, куда он тебя направляет… Где-то позади остался снег, а ты летишь вперед, к небу и солнцу, купаешься в них, пронзаешь облака – и снова ввысь. Ты – птица, свободная, счастливая птица.
Солнце… и планеты… и огромная звездная пустота, подмигивающая тебе, но величественная в своей неподвижности… Осень… потом наступает весна – и цветут каштаны, нежные лепестки вишни покрывают землю светлым пледом, отливающим розовым на закате. Чуть горьковатый запах, который заставляет голову идти кругом, легкий ветерок – и плед поднимается в воздух, вверх, в закатное небо – за стаей птиц, стремясь догнать ее, обнять, дать вдохнуть частичку себя…
Свет… Бесконечное море света – в котором два силуэта, недавно бывшие одним целым – но теперь они снова одни, снова есть какая-то горечь, немного пахнущая вишней. И чувство умирает…
Глаза снова начинали видеть. Рядом был еще недавно столь близкий человек, ставший неожиданно чужим и далеким. Пустота… и нега… Потом измученное сердце делает удар, еще один, еще – и забытое, пусть и на миг, чувство возвращается. Боль, сладкая и манящая, – притупилась. Потихоньку покинула тело. И чувство нежности проливается… качает на своих волнах… тянет в сон…
*****
Она проснулась как-то сразу. Вот так, просто – только что спала и видела – интересно, а что именно видела, а впрочем, неважно, что-то видела, и было хорошо – и проснулась. Сбросила с себя всю дрему, словно покрывало в жару.
Так, комната вокруг не изменилась. Книжный шкаф, из-за которого в свое время она поругалась с отцом – он не хотел отдавать часть библиотеки, считая, что все должно быть в одном месте, спасибо матери – поддержала ее. Стол с компьютером, правда, лампа уже недели две, как сгорела, а она все никак не может сменить лампочку. Старенькое кресло, в котором она спала еще ребенком под одеялом со смешными котятами. Приоткрытое окно, в которое слышны чьи-то откуда-то снизу шум машин, чьи-то голоса, какие-то скрипы, а над всем этим гудит листва. Ветер несильный, но почему-то пахнет сыростью. Иногда появляется луч солнца, но как-то неуверенно, словно незваный гость. В принципе, все как обычно.
Девушка сидела на диване в груде смятых простыней и осматривала комнату. Одна подушка свисала с самого края, раздумывая о том, хорошо ли ей так лежать или все же стоит уползти на пол. Вторая лежала за спиной, еще сонная, сморщенная, недовольная тем, что ее оставили в одиночестве. Одеяло было где-то далеко в ногах, скомканное и такое ненужное ни вчера, ни теперь. Простыня прикрывала колени, но как-то нехотя – то там, то здесь можно было увидеть загорелую кожу. А девушка сидела и взгляд ее рассеянно переходил с одного предмета на другой.
Что-то было не так, она чувствовала это, но пока не могла точно сказать, на чем держится такое твердое убеждение. Все как обычно вокруг, привычные вещи, привычные звуки, даже прохлада утра - и та привычна. Но что-то же не так?
В какой-то момент ее взгляд мельком прошелся по груде одежды на полу, не придал ей значения, пошел дальше… и вернулся.
Боже мой! Он ушел! И даже не попрощался!
Острое чувство пустоты – вот что заставило ее проснуться. Она была не одна, когда засыпала. Она была не одна, когда просыпалась несколько раз ночью. Просыпалась только для того, чтобы поцеловать того, кто был с ней рядом, вдохнуть его запах, прижаться к нему покрепче. Она была не одна, когда он проснулся рано утром и решил, что она еще спит. Ее руки сами обняли его, чтобы не отпускать и не дать ему незаметно встать. А теперь его нет, он ушел…
Может, это произошло недавно – и она еще успеет его догнать?
Девушка суетливой мышью вскочила с кровати, стала быстро одеваться, путаясь в пуговицах, рукавах, шнурках. Шмыгнула в прихожую и… и боль ударила откуда-то снизу. Слезинка сама выскочила из уголка глаза. Колени согнулись. Она села на пол и заплакала. Звуков не было, всхлипов тоже. Только рот открывался, выпуская воздух. Она сидела и плакала. Спина опиралась на косяк двери, что-то больно кололо, но ей было все равно.
Потихоньку истерика стала уходить. Слез уже не было. Сил, впрочем, тоже. Он ушел. Он ушел – и даже не попрощался. Двигаться не хотелось. Не двигаться было невыносимо. Глаза смотрели в одну точку – и не видели. Стало холодно. Стало одиноко. Стало никак…
*****
- Девушка, можно с вами познакомиться?
Голос догнал ее, уже готовую выйти на улицу, в серую и липкую жару. Она решила не оборачиваться – скорее всего, это не к ней.
- Ну пожалуйста, не убегайте, я слишком долго не решался с вами заговорить.
В голосе появились какие-то странные нотки. Видимо, это все-таки к ней обращаются. Она обернулась. Правда, руку с ручки двери все же не убрала.
- Я давно хочу с вами познакомиться, но… но… Черт, не знаю даже как и сказать… В общем, вы мне очень нравитесь… Нет-нет, только не убегайте… Я просто хочу вас куда-нибудь пригласить… погулять… посидеть… Ну… даже и не знаю…
Парень покраснел. Интересно, судя по его внешности, проблем с девушками у него не должно быть. Или должны?
- Света. Это мое имя, - ответила она на его немного непонимающий взгляд.
Парень покраснел еще больше. Потом почему-то отвернулся, осмотрелся вокруг, еще раз посмотрел на нее. Как-то неуверенно улыбнулся. Протянул руку. Она посмотрела на нее, протянула свою. Оба замолчали.
- Я уже представилась. А как зовут вас?
Он несколько минут смотрел на нее, не понимая, что она от него хочет, потом дернулся и ответил.
- Дима.
Потом помолчал. Посмотрел на нее. Опять смутился и повторил.
- Дима. Давайте погуляем.
Они часа два гуляли по улицам. На его предложение где-нибудь посидеть она ответила отказом. От ее идеи пойти в парк отказался уже он. А потом… потом было какое-то безумие. Они как-то незаметно оказались у ее дома. Она сама не помнила, как пригласила его войти. А потом… потом было просто трудно дышать, прохладная вода обжигала сильнее кипятка, кожа рвалась к нему, увлекая за собой все остальное…
*****
Ничего не хотелось. Только холодно было. И темно. Она не могла сказать, сколько уже времени вот так сидит. Ей было все равно.
Она вспоминала свое детство. Первую любовь… Хотя как раз именно ее было почему-то сложно вспомнить – так, что-то размытое и неопределенное. Она была – ну и что же, такое бывает в жизни почти каждого человека. Так, было – и хорошо. А вот сейчас было непонятно, почему это знакомство так сильно на нее повлияло.
Вся в своих мыслях она не услышала мягкого щелчка замка двери. В темноте прихожей появилась вспышка света и… и снова зажглось солнце. Он стоял на пороге, держа в руках букет мокрой сирени. Смотрел на нее непонимающе и улыбался.
Она просто не могла ничего сказать. Слезинки снова поползли по щекам – но она просто не обращала на них внимания – ее солнце снова взошло. Снова можно было дышать. Снова все стало хорошо. Нет, теперь все будет хорошо.