Комната с фиолетовыми обоями. Вечер. Уже стемнело и нельзя различить, где стол, где диван. Горящей зелёной лампочкой выдаёт себя Телевизор, справа от него прячется Зеркало и только по мягкому отражению зелёного огонька можно догадаться, где оно. Напротив телевизора, в мягком бежевом кресле сидят игрушки. Они переговариваются друг с другом, делятся размышлениями - пользуются моментом, когда никого нет дома. На подлокотнике сидит розовая Обезьяна; в самом кресле расположились Слон и пушистый Медведь, больше похожий на ежа; а на спинке лежит Заяц, серый зайка – старенькая, ещё советских времён игрушка.
- Зачем она хранит этого Зайца? – возмущается Обезьяна. – Он такой блёклый и старый. Чем он ей дорог?
- Замолчи, глупая, - говорит Слон, - хозяйке дорог даже лист, упавший к её ногам. Дорог, как воспоминание об очередном сделанном шаге, о пройденном пути, о каждой секунде её жизни. Всё в этой комнате – напоминание о том, какой она была прежде. Попробуй понять, ты, ведь, тоже часть её памяти.
- Интересно, - с нескрываемым сарказмом отвечает Обезьяна, - и какую же часть её жизни олицетворяет этот Заяц?..
- Детство... – послышался тихий голос.
- Что? Не поняла... – переспросила Обезьяна.
- Детство, - повторил Заяц, - я часть её детства, та часть, с которой она не может расстаться, я то, что она боится забыть.
Вы, конечно, не помните, вас тогда ещё не было: не было ниток, которыми вы сшиты, набивки внутри, ярлыков на лапах. Не было даже идеи, желания вас придумать. А я был. И я помню каждую секунду того дня, когда меня ей подарили.
Я помню маленькую пятилетнюю девочку, обхватившую меня своими ручками. Я казался ей огромным! Почти её роста! Каким восторгом светились её глазки! Каким невинным голоском она произнесла: «Бабушка, это что мне?! Спасибо. Спасибо!». Сколько счастья было в этом ребёнке, сколько чистого, безукоризненного счастья, сколько света и сколько сил!
Её семья несколько раз переезжала, девочка взрослела... Но не смотря на смену места, на новые игрушки и новые интересы, она никогда не оставляла меня. И вот, теперь, как и пятнадцать лет назад, я с ней. Я берегу её покой.
Знаю, она больше не возьмёт меня на руки и не станет носить за собой из комнаты в комнату. Знаю, она больше не уложит меня спать, обняв и укрыв одеялом, знаю... Она теперь взрослая, умная и серьёзная... Но она так же, как и прежде хранит и бережёт свои воспоминания.
Игрушки притихли. Обезьяна утерла слезы и сказала Зайцу: «Извини». Медведь ласково похлопал её по плечу, Слон принялся рассказывать анекдоты.
Зашуршал ключ в замке. Разговор оборвался. Ключ недовольно ворчал, стремясь выскользнуть из крепко сжавших его Пальцев. Замок радостно щёлкнул, Дверь распахнулась, желая поскорее впустить хозяйку... Но нет. Как всегда по понедельникам, первой влетела папка, за ней сумка, потом осторожно опустился на пол пакет с зефиром, и лишь после, вошли сапожки и внесли промокшую взъерошенную девушку. Она быстро разулась и направилась в комнату с фиолетовыми обоями. Там спешно стала раздеваться, попутно разбрасывая одежду вокруг. Она явно была не в духе. Синтезатор, давно привыкший к подобным выходкам, не стал обижаться и теперь. Он знал: через полчаса всё будет убрано, сложено, расставлено по местам. Но именно сейчас, на какой-то короткий миг необходим был хаос. Сегодня синтезатору достался свитер, тренажёру – юбка, а чёрному крутящемуся стулу – всё остальное, включая часы и заколку.
Переодевшись в тёплую домашнюю пижаму, сложив одежду, девушка села за компьютер. Весело барабанили Пальцы по клавиатуре, что-то бормотали Губы. Так прошло два часа. Приблизилась ночь. Стук клавиш становился всё тише, сердитые вздохи слышались чаще. В порыве отчаяния, Руки хлопнули по столу, да там и остались. Позже на них опустилась Голова, а из Глаз полились слёзы: ничего не получалось. Битый час девушка пыталась выполнить очередное безумное домашнее задание, но ничего не удавалось сделать.
Проблема была не в сложности работы, а в усталости. Руки переставали слушаться, глаза слезились от бесконечного напряжения, мозг отказывался думать.
„Господи, как же я устала! – прошептали Губы. – Сколько? Сколько можно? Как обряснить другим, что голова не резиновая, что существуют пределы восприятия, что нельзя изучать 13 предметов в одном семестре? Как обряснить себе, что нужно отдыхать, что всё сделать никогда не сможешь, что жизнь – это не только учёба? ”
Руки сердито утирали слёзы. „Какая же я слабая, - сказали Губы, - я всегда была такой? Я только сейчас ослабела, устала, расклеилась?”. Компьютерный стул медленно развернулся к Зеркалу, из котрого смотрело растрёпанное заплаканное лицо. Ещё 45 градусов разворота, и в поле зрания Глаз оказалось кресло со смирно сидящими на нём игрушками.
Девушка встала, медленно пересекла комнату, остановилась возле кресла. Она нежно по-очереди обняла и прижала к себе все игрушки. Последним взяла Зайца...
„Какой же он тепер маленький! – подумали Руки, - Раньше мы едва могли его удержать”.
Вместе с Зайцем она опустилась в кресло, поджала под себя ноги и снова заплакала. Она вспоминала детство, чудесное, нежное время, когда мир казался таким новым, свежим и прекрасным, когда Новый год она ждала два месяца, а не определяла его приближение появлением ёлочных игрушек в супермаркете. Девушка нежно обняла Зайку, прижала его к себе и задумалась: она действительно вспомнила, какой сильной была раньше, в детсвте. Зайка, убаюканный столь нежным обращением, уснул, вспоминая то время, когда девушка была маленькой и укладывала его каждый вечер спать, накрывала одеялом. Он забыл, что ему пятнадцать с лишним лет, что он взрослый и мудрый, и снова почувствовал себя большой, с детский рост игрушкой.
Девушка перестала ронять слёзы, ещё раз вздохнула и погрузилась в сон. В домашней пижаме, в неудобном кресле, с Зайкой на руках.
Всё стихло. Компьютер, заметив, что хозяйка спит, перестал жужжать, сохранил все нужные файлы и выключился. „Назавтра она подумает, что выключила меня” – произнёс он. Тихо закоротила лампочка и погасла. „Пусть думает, что свет выключили” – сказал Светильник. Игрушки укрыли хозяйку одеялом. Они были уверены: девушка решит, что завернулась в него сама. На полке ссорились диски. Вакарчук пел „Невидима сім’я”, Metallica сказала «Nothing else matters», Queen пророчили девушке вечную взаимную «Love of her life», Dire Straits продолжали искать свою любовь «on the every street» и шептать «why worry». Michail Jackson, не привыкший молчать, спел незаменимую в таких ситуациях „Smile”, и даже Меладзе решил напомнить о себе, но вместо традиционных „Комедианта” и „Актрисы” он исполнил любимую песню своей хозяйки: „Когда заходит солнце...”
Разбуженная нежной мелодией, Mylene Farmer всхлипнула на своей полке. Она обещала «Laisser le vent emporter tout»(1). Но диски зашикали на неё, и заставили умолкнуть, чтобы не напоминать хозяйке о грустном.
Под этот рокот, под тихий спор песен она засыпала всё крепче. Ей казалось, что назавтра будет воскресенье, как когда-то в детстве её разбудит мама и нежно скажет: „Солнышко! Пора вставать. Уже десять часов”...
Но до утра было ещё далеко.
„Она успеет выспаться”, - сказал Слон.
„Она отдохнёт до завтра”, - подтвердил Медведь.
„Она всё успеет, она всё сделает”, - заверила других Обезьяна.
„Она обязательно будет счастлива”, - пробормотал спящий Зайка, переворачиваясь на другой бочок.
12.12.2006
1. Позволить ветру унести всё (фр.)