Я позволила себе нарушить порядок вещей в этой маленькой комнате лишь десять лет спустя как они уехали.
Если быть честной, закрашивать и зарисовывать его картину я начала давно, но не нарушила созданных им слоев, бессмысленно покрывая ненужным хламом.
Не заметила как пропали под старыми вещами остатки некогда царствующего стола из черного дерева и шаткой янтарной этажерки.
Вечно заменяющие друг друга коробки из-под купленной техники похоронили под собой кружевные ящички с замысловатыми отвертками и шершавыми пилками. Оделись пыльной тканью кривоногие инструменты, когда-то подаренные ему старым евреем-дантистом, уехавшим раньше. Целый отряд жестяных разнокалиберных банок укрывающих в своих полых телах мелкоголовые марширующие шурупчики, лапша-паутинка сапожных гвоздей, подагрой гнутые спины тех что для работ погрубее, охристые чешуйки-тонкие гаечки, хочется перекатывать языком, набрав полный рот. Семейка лакированных рубанков-тюленей, впавших в вечную спячку, если мог бы сниться запах, то было бы похоже будто готовят древесную птицу, покрывая ароматной корочкой ей бока, который наполнял комнаты когда строгали полы. Грустные глаза тисков-Щелкунчиков, слабые зубы давно не сжимали приготовленные для работы детали, отец задумчиво замирал склонив голову, отмеряя карликовым карандашом понятный ему одному рисунок.
Целый отряд старых штормового цвета рюкзаков, папа брал какой-нибудь из них в походы на Байкал и горы Алтая, рыжий кожаный портфель, ранее богатый подарками из частых командировок; розовым вологодским маслом, покрытой инеем палочкой твердокопченой, россыпью хороших конфет, нетерпеливо едут зубки минуя слой шоколада, чтобы остановиться на преградившей дорогу карамели, а потом выдавить на язык фруктовый джем. Или ребристые кисленькие Аэрофлоты, заботливо вынесенные с борта самолета.
Жесткая черная сумочка с кинокамерой «Русь» летаргически спит, старушка.
Пахнущий кожей саквояж посолидней, служит убежищем для одноименного кинопроектора, что когда-то заполнял молчаливо в сумеречной комнате белизну простыни черно-белой картинкой летнего отпуска в коттедже. Переворачивая во вспышках пылинок в туннеле луча и сказочно превращая мутную марсовую пленку в милое Сашкино лицо с расквашенной каруселями верхней губой, в удаляющуюся спину деда, который прихрамывая идет по берегу к парому, в треплющий шелковую косынку речной ветер, кончики пальцев моей детской руки побелели сжимая панцирь еще несбежавшей черепахи Пашечки, в похорошевшее после Санечки лицо мамы, гладкие волосы стрижены под каре. Или рассвечивая складки уже цветной картинкой кукольных часов на театре Образцова.
Я работала как реставратор, водила задумчиво нежно кисточкой, являя глазу терракотовый осколок сосуда или тысячелетнюю стену храма, удивленно вскидывала лоб, находя коробочку бережно заполненную давно забытыми монетами, какими красивыми мне сейчас казались пять копеек(1976), мне семь, добавить десять, и прямоугольник мятной жевачки щекочет краем золотинки ладошку, спрятанную в кулачок, двадцать два, и плачущее сиропной пропиткой шоколадное пирожное наполнит тяжестью мою протянутую перед буфетной феей руку.
Я просто тянула время после их всех отьезда в Израиль, больно было, когда попадались на глаза какие-то вещи некогда нужные им, а теперь оставленные мне, я знала что увидимся, но нечасто, а может и нескоро.
Вещи застыли, законсервировались на том моменте когда их покинули хозяева и, казалось, ждали со мной их возвращения, ждали с усыновленной нами собакой Беней, которая выскальзывала каждодневно с попутным ветром входной двери на улицу и тоже искала и ждала, пока подлая машина не оборвала ее надежду.
Только сейчас безболезненно смогла навести порядок в папкиной мастерской, что-то подарила знакомым и улице, кому-то не смогла отказать и выпустить шелковую ниточку жизни, оставила дожидаться дальше…