Ты можешь себе представить июльский полдень на юге? В сухой траве стрекочут кузнечики, и все звенит от неподвижной жары… в небе ни облачка, горизонт совсем белый и знойный, а ты при этом рассматриваешь какую-то достопримечательность, какую-то важную для всех руину… гид подробно описывает это место, где вы находитесь, а кто-то из группы таких же, как ты, любознательных людей, одетых в светлые шорты, задает какие-то вопросы... и вдруг гид увлекает тебя и всех остальных дальше, и вы входите в какой-то грот или гробницу, и на тебя падает темная, спасительно-нежная прохлада…
Почему-то в этот момент мне представляется мальчик, который, запыхавшийся и разгоряченный игрой, забегает с летнего знойного и пыльного двора в подъезд дома…
Своего дома... там, в том городе, откуда он уехал… и ему уже не важно, что происходит вокруг, и не важно, где он находится… только темная прохлада и всё..
Прохлада такая же, как в старой библиотеке или кассовом зале кинотеатра, куда он забегал с друзьями, выскочив из раскаленного автобуса…
Он родился и вырос в городе, который не мог ощущать ни как большой, ни как маленький. Он не мог понять его размеров. Когда-то он казался ему непостижимо большим, а когда он уезжал из него, он был удушливо тесен… а теперь, когда он приезжает в родной город, он уже не понимает, какой он. Он большой или маленький для тех, кто живет в нем…
Когда он ездил с родителями к морю, южные люди спрашивали его, холодно ли у нас зимой. И он не понимал, как это может быть не холодно зимой… и он с удивлением рассказывал, как у них из-за морозов отменяют занятия в школе, как много снега в его родном городе и какой толстый лед бывает на воде… Он чувствовал себя закаленным, сильным, опытным, и видел, с каким уважением они смотрели на него… И он сразу вспоминал свой город, темное утро с морозной дымкой… Деревья белые от тонкого искристого налета… они неподвижны… машины едут мимо, оставляя облака дыма и пара, и эти облака тут же превращаются в морозную дымку… в такие дни так сладко спится в теплой и уютной квартире, где можно спать и не засыпать, и проспать и не хотеть спать, и просыпаться и заснуть…
И я не знаю, почему размеры и объемы его родного города вдруг стремительно сократились и стали бессмысленно тесны ему…город перестал быть живым и необходимым.. это случилось тогда, когда он подумал о том, что можно было бы уехать из него... и как только пришла мысль, что можно уехать... следующая мысль была, что надо обязательно уехать... и вся живая теплота города, идущая от родных людей, от важных событий, которые он пережил в своем городе, вся эта живая теплота исчезла за некрасивостью типовых домов… и без живой теплоты стало все видно, и видно не то, что помогает жить, с упоением наслаждаясь жизнью...
И он уехал из своего родного города в город, манящий своими огнями и красотой... в город, о котором он давно мечтал… и он понял, что именно здесь кипит жизнь, именно здесь он сможет найти себя и свое место. И он продолжал жить в этом новом для него месте, редко-редко приезжая в свой родной город. И в те редкие моменты, когда он приезжал в то место, где он родился и вырос, он навещал могилу своего деда, и стоял над ней, изо всех сил пытаясь что-то ему сказать.. что-то почувствовать в связи с этим, что он стоит у его могилы… он стоял, пытаясь что-то понять и почувствовать, но ничего не понимал и не чувствовал, что именно нужно понять… и с этим чувством опять уезжал...
И продолжал жить, взрослея и становясь мудрее с каждым годом, но по-прежнему не испытывая ярких чувств и эмоций… Постепенно все больше и больше погружаясь в эти мысли. Он стал постоянно об этом думать, стараясь вызвать в себе хоть каплю чувств или сострадания к другим людям. Он настолько ушел в себя, что перестал общаться с родными и друзьями, он чувствовал себя недостойным их чувств, так как ничего не мог дать взамен, не мог ответить им взаимностью…
И как-то раз он шел по улице родного города во время очередной поездки в родные края, и увидел женщину, которая бежала по улице и рыдала… был такой не очень морозный зимний вечер… он шел по улице, погруженный в свои мысли… вокруг было много людей, идущих в разные стороны, а эта женщина бежала по улице… Бежала быстро, как могла... пальто на ней было не застегнуто, она даже не плакала, просто в каждом ее выдохе был отчаянный звук какого-то невыносимого страдания. И было видно, что она бежит не куда-то, не спешит и не убегает… Она просто бежит и даже не замечает того, что делает, того, что вокруг… И она пробежала мимо него, сильно толкнув плечом… и в этот момент он узнал в ее горе свое… Он вспомнил, как сам бежал, не в силах стоять, говорить или просто плакать и кричать... Он бежал так же, как эта женщина, по улице, гонимый своим каким-то детским горем. И, увидев ее, он узнал, как выглядело его горе… И, как это ни удивительно, но он вдруг узнал, что другие тоже страдают, испытывая то же, что и он, а может быть, сильнее… В тот момент люди, идущие по улице, вышли из городского фона. Окна домов засветились иначе, и за ними почувствовался объем, наполненный чужой, неизвестной жизнью... но жизнью не иной, а простой и настоящей... Он в первый раз ощутил себя участником жизни... и почти почувствовал, что все, что его окружает, это только условия для его жизни и его участия…
И теперь все свои сегодняшние ощущения он мог сравнивать с теми, которые были в его городе. Там, где он забегал с жаркого летнего двора в любой подъезд, радостно чувствовал прохладу и мог без разбора позвонить или постучать в любую дверь. Постучать, чтобы попросить малознакомого или совсем незнакомого человека дать ему попить воды. И он жадно пил и бежал обратно… Из темного, прохладного подъезда в летний двор своего родного города… К своим друзьям, которые ждали его, чтобы продолжить игру... он выбегал из прохлады в жару ощущая то же самое, что чувствует человек, выходящий из прохладного грота или гробницы, поднимаясь все выше и выше наверх, по холодным ступенькам к жаркому южному июльскому солнцу…