Из книги воспоминаний. 09. Сменный механик

Владимир Шиф
Я закончил предыдущую главу тем, что в соответствии с выданной мне в институте путёвкой утром 2-го августа 1957 года пришёл в отдел кадров Одесского морского торгового порта. Он тогда размещался в здании управления на площади Вакуленчука или по-старому Таможенной. Теперь в Одессе площадям, улицам и переулкам возвратили старые названия, кроме улицы Полицейской. Ей дали имя Ивана Бунина, посвятившего Одессе революционных лет свои «Окаянные дни». И Приморскому бульвару сохранили послевоенное имя.

В отделе кадров я заполнил пространную, на четыре страницы, анкету. В ней было множество вопросов, в том числе состоял ли я в других политических партиях, был ли на временно оккупированных территориях. Потом написал на бланке автобиографию, приложил инженерный диплом и его копию, направление на работу. Меня должным образом оформили, выписали первую в моей жизни Трудовую книжку, хотя моя трудовая деятельность началась ещё в 1948 году. Предложили придти на следующий день.
На следующий день мне дали направление в механизацию 2-го погрузочно-разгрузочного участка, а моим сокурсникам, также направленным по распределению в Одесский порт, на первый.

Здесь уместно рассказать, что все порты Советского Союза, а их было 90, в зависимости от географического расположения, грузооборота, размеров территории, вооружённости механизацией и других характеристик классифицировались, как внекатегорийные и порты трёх категорий. Одесский морской торговый порт был внекатегорийным и территориально делился на три погрузо-разгрузочных участка, которые потом стали называться районами.

Кто бывал в Одессе на Приморском бульваре, глядя на распростёршийся внизу порт, мог легко определить границы районов. Первый начинался от Карантинного мола с Воронцовским маяком и доходил до Платоновского мола. Между ними замыкалась Карантинная гавань. Второй район включал себя Платоновский и Новый молы. На Новом молу впоследствии был построен морской вокзал. Гавань между этими молами называлась Каботажной. Третий занимал территорию от холодильника и по Крымский мол. Между Крымским и Новым молами была заключена Практическая гавань. За Крымским молом располагалась Арбузная гавань, которая после войны стала называться Военной.

Границы между районами (участками) с годами изменялись в деталях, но в целом оставались стабильными. Каждый район Одесского порта по грузообороту, механизации, по складским площадям, количеству работников был значтельно больше, чем многие порты Союза.

Погрузо-разгрузочный район, как хозяйственная единица, - это часть территории порта с причалами, складами, железнодорожными путями, механизацией, бухгалтерией. Во главе района стоял начальник, у него было несколько заместителей: по эксплуатации с диспетчерской службой и бригадами грузчиков, по механизации, он же являлся начальником механизации, по складской части, по хозяйственной. Таким образом, на каждом заместителе начальника района замыкалось ряд хозяйств и, соответственно, портовиков.

 У начальника механизации района, в свою очередь, тоже был заместитель, который числился в штатном расписании старшим инженером. Механизация района -это портальные, гусеничные, пневмоколёсные краны, автомобильные и аккумуляторные погрузчики, лифты на складах, конвейеры, трюмные машины, ремонтные мастерские.

Десять-двенадцать кранов объединялись в группу, которой руководил групповой механик. На районе 3-4 группы кранов, значит, есть и старший механик по кранам, которому, подчиняются групповые. Аналогично штатным расписанием предусмотрены групповые и старшие механики по автомобильным и аккумуляторным погрузчикам и другим группам перегрузочных машин. В самом нижнем ряду руководителей находились сменные механики, которые отвечали за работу смены. На смене их было два, один отвечал за так называемую "большую механизацию"(краны и лифты), а второй- за "малую"- различные погрузчики и всё остальное относительно кранов мелкое перегрузочное оборудование района.

С направлением от отдела кадров порта я отправился в механизацию 2-го района, расположенного как раз напротив Приморского бульвара. Начальник Фёдор Дмитриевич Романовский был в командировке, и я пошёл к его заместителю, представительному мужчине лет около пятидесяти Ивану Осиповичу Пупенко. Он взял направление, взглянул на меня и, недолго думая, написал резолюцию: "Все штатные должности заняты лицами с соответствующим образованием" и размашисто подписался.
-Возвратите в отдел кадров -сказал он мне.

 Я повернулся и уныло зашагал к проходной порта. Стоит упомянуть, что направление выпускников института в порт в конце 50-ых годов было вызвано тем, что в 6-ти тысячном о коллективе было очень мало специалистов с высшим образованием. Большинство руководителей либо не имело соответствующего образования, либо были специалистами в других областях народного хозяйства. А порт модернизировался, пополнялся новыми кранами, погрузчиками и другой современной перегрузочной техникой.

Я возвратился в отдел кадров и отдал направление инспектору. Она покрутила в руках час назад выданное ею направление и сказала, чтобы я пришёл через 3 дня. Мне это не понравилось: время идёт, зарплату пока не начисляют, жена тоже не может устроиться на работу по специальности, хотя целый день проводит в поисках.

Через три дня снова утром пришёл в отдел кадров. Мне снова дали направление на 2-ой район и заверили, что на этот раз обо всём договорено. И действительно, Пупенко принял направление и сказал, что сменный механик Вальчук через неделю уходит в плановый отпуск, на это время я буду его замещать, а там видно будет. А пока эту неделю я должен с Вальчуком постажироваться.
- Начинайте сейчас, он только что заступил на смену-сказал Пупенко.-по малой механизации.

Из кабинета Пупенко я по узкому коридорчику прошёл в комнату, где за деревянной перегородкой стояли два старых канцелярских стола с одним старым чёрным настольным телефоном. Комната была небольшой, с грязным потолком и заеложенными уныло светло-синими крашенными панелями. С закопченного потолка свисала одинокая электрическая лампочка с жестяным диском над патроном. В дежурке было два окна, одно находилось за перегородкой у сменных механиков, а второе перед ней. Оба грязных окна смотрели во внутренний двор механизации, куда из дежурки спускалась деревянная лестница с шатающимися перилами. Всё это было мне знакомо, так как на этом районе год назад я, будучи студентом четвёртого курса, проходил практику крановщиком.

Я представился Леониду Михайловичу Вальчуку, ему было тогда лет 45, небольшого роста, крепко сбитый мужик в рабочем комбинензоне с живым подвижным лицом. Вальчук встретил меня приветливо и сразу стал посвящать в премудрости своей должности. О Леониде Михайловиче я сохранил добрую память на всю жизнь. Только, наверное, через год как-то на совместной смене он скупо рассказал мне, что закончил морской техникум ещё до войны, воевал, в 1942 году в Крыму попал в плен, потому что был позорно сдан трусливыми военно-начальниками. Они, сказал он мне, бросили подчиненные им войска, сели на самолёт и улетели в Москву. Он мало говорил о себе, хотя в дальнейшем я иногда работал с ним в одной смене, он по кранам, а я по мелкой механизации.В перерывах между вызовами на причал мы сидели за столами рядом и телефон аппарат был общий.

Вальчук был хорошим не только механиком, но и слесарем. По выходу на пенсию, он остался работать в механизации слесарем по ремонту грейферов. Только в такой ипостаси инженерно-технический работник мог по советским законам одновременно получать пенсию и зарплату. Леонид Михайлович пользовался уважением в коллективе, отлично вёл смену и мне было чему у него поучиться.
 А смена у него была особенная, потому что сменных механиков в штате было семь, три постоянно работали по "большой" механизации, три -по "малой", а седьмой, как Вальчук, две смены вёл по кранам и лифтам, а две по автомобильным и аккумуляторным погрузчикам и трюмным машинам. Таким образом, он был как бы подменным механиком и на большой и на малой механизации, специалистом более высокой квалификации, чем остальные шесть сменных. Но против всякой логики ставка его была меньше, чем у остальных сменных механиков. Вот такой пародокс или, как он говорил: "Вот такая кумедия!".
То, что я стажировался у Вальчука, было для меня гораздо сложнее с одной стороны и полезнее-с другой, так как я сразу знакомился со всей механизацией района и со всеми её работниками..

Во второй раз я вышел с Вальчуком на смену на следующий день тёплым августовским вечером, смена начиналась в 20 часов и заканчивалась в 9 утра. Леонид Михайлович рассказал мне о расстановке портальных кранов по причалам. Потом я вместе с ним пошли к сменному диспетчеру, которому сменный механик подчинялся в оперативном отношении. Сменный диспетчер за пол-часа перед началом каждой смены давал сменному механику заявку, в которой указывалось, какие перегрузочные машины должны работать в предстоящую смену.

Я заинтересованно наблюдал, как Вальчук распределил крановщиков по заявленным диспетчером кранам. Сложность заключалась в том, что у каждого крана был свой закреплённый экипаж, но часто получалось, что на смену выходили крановщики из экипажей кранов, которые не были заказаны сменным диспетчером. Некоторые крановщики не имели соответствующего класса, чтобы работать на заказанном кране. В общем, нужен был навык и умение логически доказывать крановщику, что иначе распределение, чем оно было сделано, сделать невозможно, и поэтому он должен идти работать на тот кран, куда его занарядил сменный механик. Если крановщики знали, что механик справедливо распределяет работу, то разногласий обычно, не возникало.Так было у Леонида Михайловича.

Раздав наряды механизаторам на портальные, пневмоколёсные и гусеничные краны, мы после начала ночной смены прошли по причалам, чтобы убедиться, что всё и все нормально работают. В течение смены довольно часто раздавались телефонные звонки диспетчера, прорабов, стивидоров, магазинеров, необходимо было принимать более или менее сложные решения. Естественно, что вся ответственность за нормальную работу смены и принятые технические и организационные решения лежали на сменном механике.

Если сменный механик не мог решить какой-то вопрос, то в ночную смену, в крайнем случае, разрешалось вызвать из дома группового механика. В этом случае за ним диспетчером посылалась дежурная машина. И было очень некрасиво, если сменный вызвал группового зря.

Почти всю ночь мы мотались между причалами и дежуркой. Я старательно дублировал Вальчука, старался как можно больше взять от него, ведь мне оставалось провести с ним всего ещё две смены. Ночь, как и вечер, была тёплой и очень звёздной Утром я возвратился домой и, как пьяный, завалился спать. На следующий день я должен был выйти на смену с утра и снова по кранам.

 Днём суеты было значительно больше, чем ночью, около наших столов крутились групповые и старшие механики, разные начальники. Что-то выясняли, что-то приказывали, делали какие-то записи в вахтенных журналах, которые лежали у нас на столах. Иногда прибегали бригадиры грузчиков и орали, что не работает кран или погрузчик и его бригада простаивает

.Вальчук продолжал знакомить меня с моими обязанностями, На Новом молу, где теперь красуется морской вокзал, в те годы перегружали уголь, и почти во всю ширину мола на причалах были навалены штабели, высотой в 3-этажный дом. У этих уходящих в небо куч угля я с Вальчуком повстречали Фёдора Дмитриевича Романовского, начальника механизации района. Он, уже возвратился из командировки.

Это был невысокий, плотный молодой человек с круглым приятным лицом с крупными очками на аккуратном носу. Очки придавали ему очень интеллигентный вид. Он был одет в тёмно синий хлопчатобумажный рабочий костюм китайского производства.
 Вальчук представил меня Романовскому. Он приветливо улыбнулся мне и доброжелательно спросил, указывая на возвышающийся над нами штабель угля:
-Ну, и как вам это нравится?
-Я к этому готовился -скромно ответил я и мне показалось, что мой ответ пришёлся ему по вкусу, потому, что он сам никогда не боялся испачкаться.
-А как руководить сменой вы уже знаете?-поинтересовался он у меня
-Кое-что знаю -ответил я неопределённо.
-Ну раз кое-что знаете, то приступайте. Желаю вам успеха! .

Моя последняя стажировочная смена с Вальчуком была снова ночью и снова по малой механизации. Утром я возвратился домой на так называемый "длинный выходной". Это означало, что я был свободен этот день,потом следующий и только на третий день выходил с утра. При таком порядке каждый сменный механик работал в постоянные дни недели и его выходной мог быть, например, всегда во вторник. Механик, который проработал по времени больше всех остальных, отдыхал в воскресенье.

И вот наступил первый день, когда я самостоятельно вышел на смену. Оглядываясь на те далёкие годы, хочется отметить, что меня тогда в порту приняли в коллектив нормально, без каких-либо подвохов, проверок, подначек, как часто бывает, когда молодой специалист приходит на производство. Меня никто ни о чём не распрашивал, но ко мне, естественно, как новичку, исподволь присматривались. Как говорят в таких случаях на Украине: «С чем его едят?»

Я проработал три недели самостоятельно, и Вальчук возвратился из отпуска. Я остался без смены, без дела, потому, что оказывается был зачислен в механизацию второго района сверх штатного расписания, по-украински это звучит "позаштатом"- это слово, по-моему, точнее выражает сущность явления. В штате был очень пожилой механик по малой механизации по фамилии Фирсов, едкий и сварливый, а потому мало приятный в общении человек. Он должен был вот-вот уйти на так называемый заслуженный отдых, а я –занять освободившееся место.

А пока я ежедневно приходил к 8-ми часам в порт, отмечался в табельной и целую рабочую смену маялся на территории механизации. Я не знал куда себя деть. Меня никто не спрашивал, я никому не был нужен. Механизаторы, которые уже знали меня, интересовались, почему я не на смене. Но ведь не будешь индивидуально каждому объяснять, что я как бы в «резерве главного командования». Через несколько дней кто-то из сменных механиков заболел и меня поставили его замещать. Механик выздоровел, и я снова оказался без дела.

Я заходил покурить в котельную, потом в ремонтный цех, которым руководил симпатичный дядька Роман Григорьевич Цымбалюк.Там я наблюдал как мастерски работает на огромном трофейном токарном станке Витя Николаев.Тот самый, который в прошлом году почему-то оказался в компании выпускников химического факультета Одесского университета, который закончила моя жена.

Потом я шёл в зарядную станцию, чтобы поболтать с симпатичной, пухленькой и очень молоденькой Инной Андрющенко, будущей моей коллегой-преподавателем. Она после окончания 10-го класса приехала из Львова, не прошла по конкурсу на стационар водного института и устроилась работать в порт зарядчицей аккумуляторов. Одновременно Инна поступила на вечернее отделение института. Тогда как раз было принято партийно-правительственное постановление, что преимущество в поступлении в институт на стационар имеют те, кто до поступления проработал на производстве не меньше года.

Наступили осенние дни, вынужденное безделье меня очень тяготило, и я решил пойти к Романовскому. Он внимательно меня выслушал и предложил заняться техническим надзором за грейферами. Сначала следовало провести инвентаризацию этих грузозахватных механизмов, разбросанных по причалам, и определить их технического состояния. Это была для меня полезная деятельность, так как я практически ознакомился с различными типами, размерами и конструкциями грейферов. Но меня каждый раз отрывали от этой работы и привлекали замещать то одного, то другого сменного механика, который заболевал или отсутствовал на смене по другим каким-либо причинам.

Так продолжалось до ноябрьских праздников, когда Фирсов ушёл на пенсию. После этого события, происшедшего для меня незаметным, произвели перестановки. В результате Вальчука перевели сменным по кранам, а меня на его место подменного механика.

Я держался на смене скромно, старался познать то, что пока не знал. К подчинённым относился благожелательно,но твёрдо руководил сменой. Никаких стычек у меня ни с кем не из работников механизации не возникало. Я понимал, что пришёл в довольно дружный коллектив, спаянный многими годами совместной работы и даже родственными связями. Я должен был там прижиться, завоевать уважение и стать своим.
 По поводу молодых специалистов у стариков бытовала недобрая шутка, что якобы уволили рабочую лошадь и прислали на её место осла с дипломом. Мне очень не хотелось выглядеть дипломированным ослом. Но и у молодых спецпалистов в ходу тоже был на зубах анекдот:
- Как чувствует себя молодой специалист на производстве?
- Как в самолёте: перспективы большие, а пока тошнит!
А был анекдот и позлее, на тот же вопрос отвечали:
-Как жолудь, кругом дубы и каждая свинья норовит тебя скушать!

Первые месяцы работы в порту я чувствовал себя напряжённо и боялся ненароком спороть какую-нибудь глупость. У нас в механизации в то время в должности группового механика по автопогрузчикам работал наш выпускник предыдущего выпуска. До этого он уже успел поработать на первом районе, где у него появилась кличка "солдат". Эта кличка приклеилась к нему, наверное, потому, что он любил отдавать команды, будто шашкой рубил воздух. Там, с ним произошёл неприятный казус.

Специалистам известно, что в ведущем мосту любого автомобиля и соответственно и у автомобильного погрузчика есть устройство, которое называется дифференциалом. Так как при повороте машины её колёса вынуждены проходить с правой и с левой сторон неодинаковые пути, то дифференциал обеспечивает разную частоту вращения левого и правого колеса. Если же колёса не испытывают сопротивления пути, когда, например, ведущий мост подвешен на стенде, то они вращаются с одинаковой частотой, но в разные стороны.

Однажды, когда ведущий мост одного из автопогрузчиков находился в ремонте и был установлен на козлах, ремонтники, зная безаппеляционность «Солдата», решили подшутить над ним и одновременно проверить его знания. Один из них подозвал его к козлам и говорит:
-Смотрите, товарищ механик, после ремонта я стал проверять мост. Вращаю левое колесо в одну сторону, а правое вращается совсем в другую. Что мне делать? -спросил рабочий невинно.
 Механик посмотрел и скомандовал:
-Разобрать и собрать снова!
После такой обструкции ему пришлось под благовидным предлогом перебраться на наш район, но шлейф за ним по порту потянулся, ведь эту историю не он мне рассказал.

Я вспомнил профессора Виктора Ивановича Небеснова, который читал нам в институте "Теорию машин и механизмов", сокращённо ТММ. Предмет трудный для изучения, и студенты аббревиатуру "ТММ" обычно расшифровали, как "Тут Моя Могила" или "Терпи, Молчи и Мучайся". Виктор Иванович рассказывал нам, студентам: « Прибыл я по распределению на завод, назначили меня начальником смены. Рабочие задают вопросы, например, как собрать то или это? А чёрт его знает, как делать.? Но надо что-то отвечать. Спрашиваю: "А как вы раньше это делали?" Рабочий говорит вот так-то и так-то:. Тогда я снова спрашиваю: "А что мешает вам сейчас так сделать?" "Ничего" -отвечают они. "Ну, так делайте." -говорю ему я».

Я поступал не совсем так, старался послушать нескольких рабочих. Пока они между собой обменивались мнениями, а иногда и спорили, слушал их, соображал, как лучше поступить, ведь меня пять лет учили. А когда мне становилось ясным, что надо делать, обычно говорил: "Ну, ладно, хватит «травить»! (Травить на морском жаргоне означает говорить, рассказывать байки) Надо сделать это так и так". Однако промахов я не избежал, один остался в памяти, когда я ночью предложил крановщику отрихтовать толстую режущую кромку грейфера. Этот пожилой крановщик через много лет доброжелательно напомнил мне:
- А помнишь, Володя, как ты хотел ночью режущую кромку грейфера вручную рихтовать?"
-Помню, -чистосердечно признался я. Были, повидимому, и другие промахи, но память мне их не сохранила

Но постепенно я накапливал опыт, приобретая его одновременно, как по кранам, так и по погрузчикам. Вместе с опытом приходило знание практически всех работников механизации не только по фамилиям и именам, но и их характеры, их отношение к работе, к товарищам, к начальству. Прежде, чем я перестал быть чужаком, они тоже изучили, как я знаю перегрузочное оборудование, как веду смену, как проявляю себя в сложных ситуациях, как отношусь к подчинённым и как вёду себя по отношению к начальству.

Постепенно я познакомился также почти со всеми руководящими работниками района, и уже много был наслышан о бывшем начальнике механизации Регушенко и под стать ему нашем главном общем районном начальнике Бендиченко, о его резкости, грубости и злопамятливости. На районе многие подчинённые его боялись- Он мог накричать, обматюгать. Его главной угрозой было: «Я тебя выгоню из порта сранной метлой». К Бендиченко крепко примыкала группа преданных ему людей, и было много наушников, которые постоянно докладывали ему обо всём, что творится на районе.

Это был руководитель, воспитанный сталинской эпохой, строгий, мало разговорчивый, не слишком образованный, но толковый и преданный порту. Не зря один из прогулочных катеров Одесского порта был в его память назван «Анатолий Бендиченко» Если он пребывал в хорошем настроении, а это бывало, когда всё на районе ладилось, то мог быть и приятным. Это я наблюдал, когда впоследствии работал начальником централизованного гаража автопогрузчиков всего порта и не состоял в его подчинении.

Моё знакомство с Бендиченко произошло в одно из воскресений. По воскресеньям днём дежурить было спокойнее, если не наведывалось начальство. Не было суеты, ненужного дерганья, да и интенсивность грузовых работ была несколько ниже, чем в рабочие дни недели. Иногда, особенно в конце месяца, когда решалась судьба выполнения плана, то в выходные дни на районе появлялся то один, то другой начальник группы причалов (была в те годы такая должность, потом её сократили), Бендиченко или старший диспетчер. Но я Бендиченко ни в выходные, ни в рабочие дни ни разу не видел и даже не знал, как он выглядит.

В то декабрьское, но ещё нехолодное воскресенье, я дежурил по малой механизации. С причала возвратился автопогрузчик, грузоподъёмностью в 5 тонн, у него отказали тормоза. Я заменил его 3-тонным потому, что другой исправной машины с такой же грузоподъёмностью в механизации не было. Я находился во дворе механизации, и ещё несколько незанятых работой рабочих крутились там по своим делам. Я увидел, что во двор через открытые ворота вошёл сухощавый мужчина лет пятидесяти несколько выше среднего роста с резкими чертами обветренного лица. В его походке чувствовалась сдерживаемая решительность, хотя шёл он, не торопясь, как хозяин

Я привык тому, что в механизацию часто прибегали с причалов прорабы, стивидоры, бригадиры, они обычно просили меня выделить им на «пять минут» ещё один дополнительный погрузчик, чтобы подвезти на причал трос, сетку, какую-то тару или выделить крановщика на не заказанный диспетчером кран. Если у меня была возможность, я выделял, а не было -отказывал. Во втором случае я иногда мог услышать о себе много интересного, кто я и что я. Все прибегавшие чаще всего отчаянно кричали, махали руками, требовали, ругались, грозили Бендей (Бендя-это Бендиченко) и реже просили. Анализируя обстановку, я пришёл к выводу, что не могу одновременно подчиняться такому большому количеству лиц ласковых просителей и грубых требователей..

Я подумал, что надо ознакомиться с должностной инструкцией, которую я ещё в глаза не видел. В ней обязательно должны быть указаны не только ответственность, обязанности, права, но и моя подчинённость. Романовский был в командировке..На его месте в кабинете восседал Пупенко.
-Иван Осипович! -обратился я к нему- Я бы хотел ознакомиться со своей должностной инструкцией.
Он посмотрел на меня так, как будто я попросил его угостить меня бутербродом с красной икрой.
-Зачем тебе инструкция- спросил меня Пупенко и продолжил - ты работаешь уже не первый месяц. На какой хрен она тебе здалась? Я даже не знаю, где у нас эта инструкция.
Хорошо- ответил я- тогда я подожду, когда возвратится Фёдор Дмитриевич. Он, наверное, больше в курсе дела.

Пупенко это задело потому, что будучи заместителем, он уже пережил не одного начальника и привык чувствовать себя человекам, на котором держится вся механизация района. В роде бы начальники приходят и уходят, а он остаётся.
Когда я вышел на ночную смену, сменяемый мною механик передал должностную инструкцию. Она была отпечатана на пишущей машинке, бумага уже пожелтела и была ветхой, но прочитать можно было. Я узнал, что в оперативном отношении подчиняюсь только сменному диспетчеру. Это проясняло обстановку, значит все указания о выдаче машин я должен получать только через него, а всякие там прорабы, начальники группы причалов, стивидоры и бригадиры, которые по Бабелю среди биндюжников слыли грубиянами, мне вовсе не указ. Инструкция прибавила мне уверенности, и я утром бережно возвратил её Пупчику, под такой кличкой проходил в механизации наш Пупенко.

На следующей смене к первому прибежавшему ко мне с криком, я коротко ответил: "К диспетчеру". Тот опешил настолько, что открыв рот, забыл его своевременно закрыть. Тупиковость ситуации заключалась в том, что ему требовался дополнительный погрузчик, а сменный диспетчер не мог потребовать у меня больше, чем было предусмотрено утверждённым днем сменно-суточным планом. Я строго придерживался инструкции и через некоторое время требователи изменили своё поведение. Начиналось с того, что они внешне радостно приветствовали меня на смене, а затем без матюков просили оказать помощь в сложившейся ситуации. Это был уже, как говорили в Одессе, другой коверкот. Через некоторое время у нас установились деловые отношения с налётом дружественности. А с некоторыми из бывших крикунов у меня потом завязались и даже приятельские отношения.

Тот. кто направлялся ко мне, не напоминал просителя, он не торопился. Незнакомец что-то спросил у подвернувшегося ему механизатора, тот показал ему на меня. Остальные рабочие, бывшие до этого во дворе, завидев незнакомого мне человека, к моему удивлению, стали быстра исчезать. Он подошёл ко мне и, неприятно глядя в упор, не здороваясь и не представляясь, резко спросил:
-Вы на смене по автопогрузчикам? Почему сняли с "хода" ("ходом" называлась одна линия грузовых работ, их могло быть несколько) пятитонный автопогрузчик?
-У него неисправны тормоза- ответил я.
-Возвратите на место' - строго потребовал незнакомец
-Не возвращу, погрузчик неисправен- ещё раз спокойно повторил я.

Я увидел, как на его обтянутой коричневой, словно продублённой, коже лица заходили желваки. Рабочие говорили, что желваки-это признак его большого раздражения. Но он больше не проронил ни слова. Он запоминающе посмотрел на меня, резко развернулся и, не торопясь, пошёл к воротам. Я остался стоять в опустевшем дворе в недоумении. Но стоило только ему скрыться за воротами, как из всех дверей повылазили спрятавшиеся люди. Один из таких, наверное, слышавший наш диалог, спросил меня:
-Ты знаешь, кто это был?
-Не знаю, он не представлялся.
-Так это был Бендя, он теперь тебя с говном съест, вот увидишь!
 На душе у меня остался неприятный осадок.

Прошло больше года. Я Бендиченко видел только издалека. Второй район порта, как показало время, временно объединился с третьим, территория района увеличилась вдвое. Она начиналась от центрального входа в порт и заканчивался на Крымском молу. Расстояния для сменного механика были огромные и покрывались они пешком. В то утро я заканчивал расстановку крановщиков по рабочим местам, когда мне позвонили, что на Крымской у пневмоколёсного крана упала стрела на причал, но, к счастью, никого не задела. Я не мог в этот момент мчаться на Крымскую потому, что без меня сорвалось нормальное начало утренней смены. Стрела уже упала, и моё присутствие там, естественно, ничего не решало. Я продолжил расстановку и инструктаж вышедших на смену крановщиков

Бендиченко действительно не забыл меня и на каком-то производственном собрании он возмущённо заявил с трибуны: "Вы подумаете! У Шифа (фамилия короткая, легко запоминается) на смене у пневмоколёсного крана падает стрела на землю, а он и ухом не ведёт".
 
 Это была демагогия чистейшей воды и он, как умный человек, не мог не понимать этого. Я же к своему имиджу специалиста относился всегда серьёзно. Мне такое заявление было неприятно, но что я мог в данном случае сделать, оправдываться, доказывать. Меня, грубо говоря, незаслуженно обмарали. Бендиченко ещё несколько раз ущучивал меня. Но что мне было делать? Естественно, терпеть, он руководитель района, а я всего лишь сменный механик. Так повелось, что я –начальник, ты - дурак, ты начальник, я-дурак.

Сменных диспетчеров на районе было четыре. За три года работы сменным механиком мне приходилось много раз стоять смену с каждым из них. С выпускником мореходного училища с однолеткой Игорем Труфановым я быстро нашёл общий язык, он к тому же был единственным из диспетчеров, кто интересовался и вникал в перегрузочную технику. Очень солидным был пожилой Зубарев. Он тщательно продумывал расстановку механизации на смене и даже вычерчивал на бумаге придуманными им условными обозначениями краны и погрузчики. Смену он вёл чётко, и я не помню случая, чтобы в течение смены возникала необходимость в незапланированных перестановках.

Полной противоположностью ему был средних лет Славинский, о котором я сегодня мог сказать, что чем-то он напоминал пресловутого Жириновского. Он был малограмотным и крикливым диспетчером и очень эмоциональным человеком. Он мог настолько разругаться, что даже вступал в драку. За это, а может быть, и за другие проступки его уволили. Запомнился он мне следующим эпизодом.

На Новом молу,там где стоит ныне морской вокзал, портальные краны в зависимости от необходимости работали либо с крюком, либо с грейфером. Замена крюка на грейфер и наоборот требовала не только времени, но физических усилий двух человек. По неопытности я на первых порах вместе с крановщиком менял крюк на грейфер или наоборот, рубил канаты в то время, когда на смене были свободные от работы другие крановщики. Ведь эти работы должны были делать они, чтобы им в наряд не был записан простой. Но при отсутствии на смене свободных людей приходилось самому включаться в эти работы, ведь мы все работали на одного бога-сменно-суточный, месячный, квартальный, годовой, пятилетний план и в случае выполнения получали небольшие премии.

 Справедливости ради следует отметить, что доскональное знание этих вспомогательных работ на практике оказались для меня полезными в моей педагогической деятельности

В этот вечер я только заступил на смену, как по телефону позвонил Славинский.
-Слушай сюда, Шиф!- по одесски начал Славинский. Там у тебя кран (он назвал номер) на крюке. Тут получена телефонограмма, что подойдёт бункеровщик, так что валяй и поставь кран на грейфер. Лады? Действуй!

Я послал на Новый мол крановщика и сам отправился туда, чтобы помочь ему. Сняли тяжёлый крюк, который крепился к ещё более тяжёлой подвеске и вместо крюка подвесили грейфер. Затратив на это не менее получаса, я возвратился в дежурку и стал выписывать фамилии крановщиков, которые по графику должны были выйти на следующую, ночную, смену, и оформлять на них наряды. Когда я перед началом ночной смены получал у диспетчера разнарядку, то мне оставалось только вписать в стандартный бланк наряда номер крана.

В половине двенадцатого ночи, когда я пришёл к Славинскому за разнарядкой на ночную смену, он, между прочим, сказал:
-Слушай сюда, Шиф! Положение изменилось. Бункеровщика не будет. Надо снять грейфер и снова повесить крюк. Так что ты не тяни и быстренько замени грейфер на крюк.

Я снова выполнил его указание. Смена на этот раз выдалась ненапряжённая, а кран, на котором мы во второй раз поменяли грузозахватное приспособление, в начале смены не потребовался.

В часа четыре ночи снова позвонил Славинский:
-Обстановка на районе изменилась и надо опять на кран повесить грейфер. Понял? Давай, вкалывай! Вообще то нехорошо получается, но надо, сам понимаешь?!

Людей свободных уже на смене не было, один я произвести замену не мог и решил подождать, может быть кто-то из крановщиков освободится, и тогда мы вдвоем снова подвесим грейфер. Но никто не освободился, и крюк продолжал висеть на кране
Когда уже начинало светать Славинский позвонил снова и начал издалека:
-Ну как дела у тебя?. Как жена?, Как дети?
-Нет у меня детей пока- ответил я, ещё не понимая, к чему он ведёт. Но он, не обращая внимание на отсутствие у меня детей, продолжал:
-Слушай сюда, ты футбол любишь? Ты за кого болеешь? Ну как тебе понравился "Пищевик" в субботу? (тогда ещё команды «Черноморец» не было и стадион в парке Шевченко принадлежал спортивному обществу "Пищевик").
Я недовольно ему ответил:
-Да ни за кого я не болею, практически здоров. Действительно я был на футболе всего один раз в жизни ещё курсантом и никак не мог сообразить, какая команда в какие ворота должна была забивать мяч. С тех пор утратил к футболу всякий интерес.
-Вот и хорошо, вот и ладненько! Слушай сюда! Надо к новой смене снова грейфер снять, а крюк повесить. Ты уж извини, что так получилось.
-Ничего -ответил я ему- кран уже с крюком.
-Ну, ты- молодец! А откуда ты узнал, что надо кран переоборудовать? – заинтересованно спросил меня Славинский.
-Откуда узнал? Откуда узнал? -начал я бурчать в трубку. Да я после третьей вашей команды не стал её сразу выполнять, а дал ей возможность настояться, как марочному коньяку. Славинский повесил трубку.
Грамотным был и четвёртый диспетчер- Сева Ратовский. Он был уже не молод. Его и Игоря Труфанова потом перевели с повышением в старшие сменные диспетчеры в главную диспетчерскую порта.

В октябре я познакомился со сменным электриком Эриком Шмиловичем и немного раньше с машинистом угольной машины Славиком Покрасом. Сначала я с ними подружился, а потом на долгие годы подружились и наши жёны и наши дети. Славик тогда учился на вечернем отделении в водном институте, а Эрик-в мореходке. Я вспоминаю о них, потому что потом мы вместе работали уже руководителями

Приближался новый 1958 год. За несколько дней перед Новым годом рано утром во дворе механизации, в боксе собрали механизаторов, пришёл начальник порта М.Ф. Котов, вельможный господин. Почему-то большинство больщих начальников имеют крупную фигуру и лошадинное лицо. Он поздравил нас, кто был на смене, с досрочным выполнением годового плана. На этом и закончилась короткая встреча начальника с механизаторами, он торопился, ведь ему надо было поздравить и другие коллективы рабочего класса.. До этого Котова я никогда не видел. Через несколько месяцев его перевели из порта доцентом на кафедру в институт, Впоследствии я с ним несколько раз встречался на государственных экзаменах, где он был председателем квалификационной комиссии.

Я рассчитал, что в ночь с 31 декабря на 1 января будет моя смена. Я очень расстроился, потому, что за годы студенчества привык отмечать праздники в кампаниях, а тут в такую ночь и на смене. Я расставил механизаторов по рабочим местам,, а когда взглянул на часы, то было уже 10 минут первого.
Новый год уже начался. Позвонил папа и от имени всех собравшихся у них за новогодним столом поздравил меня с Новым годом, с годом рождения нашей дочки.

Наконец наступила зима. В Одессе она часто сопровождается пронизывающими морскими ветрами. Мороз может быть небольшой, снега нет, а на причале очень холодно. Вначале я проявлял излишнюю старательность, после расстановки по нескольку раз шёл на причалы проверить, как работают машины. И стоило мне появиться, как автоводители начинали жаловаться: у одного что-то стучало, у второго что-то нечётко включалось, у третьего ещё что-нибудь. Но если я не выходил на причалы и сидел у телефона, то никаких жалоб, как правило, не поступало, особенно , если работа обещала водителям погрузчиков приличный заработок.

Очень хотелось спать к часам четырём утра, веки слипались и их расклеить было невероятно трудно. Обычно, если на смене было спокойно, то я клал руки на стол, на них опускал голову и мгновенно засыпал и спал, пока не зазвенит телефон. Иногда, чтобы прийти в норму, достаточно было забыться всего минут на десять. Но бывали смены, когда этих пяти - десяти минут не было.

Запомнилась мне одна ночная смена, когда на гэдээровском кране "Абус" № 36 крановщик Ишутин (я его фамилию до сих пор помню) выгружал уголь из трюма судна на причал. Через час, как началась смена, Ишутин порвал трос и мне пришлось вместе с ним заводить в грейфер новый канат. Снова не прошло и часа, как Ишутин, вытаскивая грейфер с углём из трюма судна, зацепился за комингс люка и во второй раз порвал трос. Свободных крановщиков не оказалось и мне пришлось снова помогать Ишутину. В эту ночь уволенный из милиции Ишутин, благодаря своей "высокой" квалификации умудрился до конца смены, до утра, порвать ещё два троса. Не знаю, как он, но я после смены возвращался домой, точно пьяный, ноги мои от необычной усталости подкашивались. Такой сумасшедшей смены у меня за последующие годы больше никогда не было да и Ишутина на смене я больше никогда не видел.

В целом, крановщики были достаточно квалифицированы и составляли в порту как бы элиту рабочего класса, и даже элиту механизаторов. Среди крановщиков выделялись очень приятный Олег Асавалюк с красавицей женой, тоже крановщицей, Феней Бохур, напористый Гена Танков, который после окончания института стал парторгом порта, а затем после длительной заграничной комендировки- начальником третьего района. Выделялся своей безотказностью Турленко, член обкома партии. он рано умер и его вдова вышла замуж за моего соавтора Турецкого. Надменный крановщик Бондаренко был делегатом партийного съезда в Москве от одесской областной партийной организации. Были и другие, отличные производственники и хорошие люди, но о всёх, с кем мне приходилось встречаться в порту, не только не расскажешь, но даже не упомянёшь.Очень много по-разному интересных людей встретил я за шесть лет работы в порту

В порту стало очень холодно, холодно было в помещении дежурки, там почему-то не было предусмотрено отопление. Если выдавалась ночью свободная минута, то в холоде передремать ни за что не удавалось. Тогда я шёл в зарядную станцию или на работающий гусеничный кран, где от двигателя излучалось тепло и уютно пахло нагретым машинным маслом. Двигатель насадно гудел в зарядной или стучал на кране, но никакой шум тогда не мешал мне уснуть хоть на несколько спасительно оживляющих минут
С высоты прожитых лет мне кажется, что три года, которые я проработал сменным, мне много дали для последующей профессиональной деятельности.
Продолжение следует

© Copyright: Владимир Шиф, 2006
Свидетельство о публикации №2612100010