На фото - Арц-Богдо. лагерь в тамарисках на закате (кухонная палатка)
9 -12 августа
Едем три дня подряд, отмахали уже километров 800-850. Пробираемся от аймака Кобдо до аймака Алтай - прямо посередине ровной-ровной долины между ними. Справа и слева километрах в тридцати видны горные хребты. Это уже пустыня, но не песчаная – тонким слоем на поверхности лежит неровный мелкий галечник, а под ним лесс. Да еще редкие пучки полыни и какой-то колючки. Ужасно пыльно, от пыли все и всё желтое, носом не продохнешь, а ртом нельзя – сразу все пересыхает. Дорога довольно ровная, хотя иногда и встречаются колдобины и ямы. В одну такую, полную пыли, мы и заскочили почти на полном ходу. Тряхнуло нас изрядно, и пылью, как волной, захлестнуло газик доверху. Тогда мы съехали с этой так называемой дороги, и поехали по гораздо более ровному бездорожью. Ровная-ровная такая пустыня, глазу не на чем остановиться, а уж в туалет сходить – просто некуда. Пыль и жара, моторы перегреваются, и мы вынуждены время от времени останавливаться. Оно и хорошо, поскольку за это время можно немножко освежить лицо, смыть, хотя б на время, толстый слой пыли. На переднем бампере ГАЗ-66 установлен водяной бачок с краником, литров эдак на сто – он-то и помогает нам выжить в этих дискомфортных условиях.
На первую ночь остановились в стороне от дороги, у каменного овечьего загона. Овец в таких загонах держат только зимой, а сейчас он пуст. Быстро установили палатки. Как правило, всегда начинаем с установки кухонной палатки, и пока устанавливаем остальные, Наташа уже что-нибудь нам приготовит. Тепло, даже жарко, и можно было бы спать и под открытым небом, но донимает мошка и останавливает неопределенность местной погоды. Дождь и ветер могут налететь мгновенно и промочить насквозь за несколько минут.
После ужина неподалеку от закона Николай наткнулся на огромные рога архара. Николай давно хотел раздобыть себе такую диковинку, но диковинка эта крепко сидела на черепе. Сначала мы попытались сбить рога с черепа кувалдой, долго колотили, но сбить так и не смогли. Тогда Эдик одолжил нам ножовку, и Николай стал счастливым обладателем не охотничьего трофея.
С утра снова в путь и снова по долине Кобдо-Алтай, все ближе и ближе к Алтаю. На этой равнине мы воочию увидели, как и где рождаются тучи. Накануне в горах прошли дожди. Они скатились на равнину мутными ручьями, растеклись и тут же испарились на раскаленных камнях. Прямо перед нами густой туман, который быстро собирается в тучи. Тучи растут и поднимаются вверх. К полудню все высыхает и опять ясное небо. А в горах образовавшиеся на равнине тучи застревают, проливаются дождем и все повторяется сначала. Туман, собираясь в тучи, клубится, завихряется и быстро поднимается вверх. Зрелище удивительное и красивое.
К обеду добираемся до Алтая. Прежде чем въехать в город, перекусываем вблизи него – когда еще удастся пообедать? В городе у нас сразу несколько разных дел. Говорят, что это последний большой город, который мы посещаем до самого конца экспедиции, а потому мы торопимся пробежаться по магазинам. В Монголии нам платят полевые, двадцать процентов из них нам выдают на руки в тугриках и мы обязаны потратить их в Монголии, остальное, в рублях, или чеках уже в Союзе. Вот и тратим. Львиная доля тугриков уходит на питание в отряде, но и на личные покупки кое-что остается. Но перед тем, как пойти по дэлгурам (магазинам, то есть), мы подъезжаем к почте (шуудан по-монгольски). Коваленко и Аркаша звонят по делам в Улан-Батор, а я опускаю написанные в дороге письма. Не знаю, дойдут ли? В 76-м году Николай опускал здесь же свое письмо домой, так оно до сих пор в дороге. Но делать нечего, а копить - смысла нет, большие задержки между письмами могут разволновать домашних.
Через час к почте подкатил Володя Ярмолюк со своими орлами. Оказывается, здесь заранее была оговорена встреча наших отрядов. Но как подгадали? Мы с Володей расстались почти двадцать дней тому, и вот теперь, почти в одночасье мы повстречались в Алтае.
На забег по магазинам нам отвели чуть более часа, но мы успели осмотреть все мало-мальски злачные торговые места. Перво-наперво, завернули к номын дэлгуру (ном по-монгольски означает – книга). При скудности наших, советских книжных магазинов на действительно стоящие издания, в монгольских магазинах поражает наличие прекрасных изданий наших классиков. Практически отсутствует наше многочисленное партийное книжное барахло (оно здесь мало кого интересует), зато классика представлена хорошо. Книги самых разных издательств, со всего Союза. Видимо отбирается лучшее для наших специалистов и для представительности Союза за рубежом. Иногда, даже в самом глухом сомоне можно найти кое-что интересное на русском языке.
А вообще, влияние русского языка на монгольский очень чувствуется. Многие русские слова, особенно из относительно новых, здесь так по-русски и звучат. Автобус, автомат, агроном, багаж, вагон, вокзал, градус, грамм и так далее так и звучат и пишутся по-русски. Много слов русских, только чуть переиначенных на монгольский лад: валют – валюта, кабин – кабина, кампании – кампания, касс – касса, лоом – лом, лекц - лекция и так далее. Вообще, если посмотреть на монгольский словарь, то на буквы «К», «Р» и «Ф» почти все немногочисленные монгольские слова звучат и пишутся по-русски. А самая представительная для монгольского словообразования – это буква «Х», причем сочетание «ху» встречается почти повсеместно.
В книжном дэлгуре я потратил значительную часть своих наличных тугриков, зато и купил Аксакова, Тынянова, Серафимовича и еще многое другое. Уделил я внимание и промтоварам – купил безрукавку на козьем меху (всего за 80 тугриков) и зубную пасту на женьшене. В результате, тугриков осталось совсем мало, но теперь до Улан-Батора уже негде будет тратиться.
От Алтая покатили мы далее на юго-восток, опять по равнине, а точнее, по пустыне Гоби. Тот же ландшафт. Так и едем до самого позднего вечера, а на ночевку подъезжаем к небольшим горам, километрах в 100-120 от Алтая. Я в пути продолжаю немного сочинять, просто интересно, надолго ли меня хватит?
Третий день нашего переезда наконец-то привел нас к очередной стоянке в предгорьях хребта Баян-Цаган-Нур. Мы долго не могли нигде встать, никак не могли найти источник воды. Все-таки пустыня есть пустыня, ручьев и рек нет, а те немногие колодцы, на которые мы натыкались (руководствуясь отчасти и картой), либо заброшены, либо испорчены. Наши гидрогеологи работают здесь не покладая рук, ищут новые места для колодцев, бурят скважины, строят колодцы, а потом девяносто процентов их них портятся за неимением ухода. И это при остром дефиците воды почти по всей Монголии. А после этого монголы еще и заявляют, что вода для них святое, что монгол никогда воду не испортит. Но тут уж вся природа монгола вступает в противоречие с его интересами. Общая неспешность жизненного уклада ярко проявляющаяся в их известной поговорке «моргаш угло» (я писал об этом ранее) дополняется еще другой их повседневной отговоркой – «хома угей», что в переводе звучит как «ладно, все равно, обойдется». Вот это-то обойдется и приводит к общему водному голоду.
Я уже писал, что на прошлой стоянке приезжали к нам в лагерь молодые нахальные монгольские парни. Эти обормоты не только вели себя нахально с Эдиком и Наташей, так они еще испоганили колодец, расположенный неподалеку от лагеря. Они открыли колодец, бросили туда мертвого суслика и ушли, так и не закрыв крышку колодца. Так и здесь на маршруте, то сухой колодец, то не качает воду. Следующий, очень стратегически важный, колодец, расположенный рядом с огромными зимними кошарами, прикрыт всего двумя тонкими дощечками. Через огромные щели в колодец заметает пыль. Внутри свили гнезда полчища воробьев, полно помета, и на поверхности протухшей воды плавает два десятка воробьиных трупиков. Мы задвинули дощечки крышки и поехали дальше. В конце концов, добрались до родничков в предгорьях Баян-Цаган-Нура. Здесь, на небольшом взгорье, продуваемом всеми ветрами, мы и разбили лагерь. Так прошло наше очередное перебазирование.
Вот так мы и живем, половину времени на колесах, намотались уже досыта, наглотались пыли и проскочили мимо стольких прекрасных мест. Уже не будет мумие, проехали гранаты, одна надежда на встречу с агатами. Вот так вот. Поле потихоньку катится к завершению, уже 29 августа мы должны вернуться в Улан-Батор, а по настоящему теплых (не говорю уже про жаркие) дней все нет и нет. Одна надежда на пустыню. Хотя мы уже в Гоби, но стоим все еще высоко на высоте 2200 метров. Другая напасть – комар, мошка, мокрец и другая нечисть, в каждом районе своя. Здесь это мокрец, очень мелкая мошка. Она прокусывает кожу, и после неё место укуса сильно чешется и распухает. Пожалуй, это самый вредный гнус, он почти не заметен, и его не ощущаешь до самого укуса. Я столкнулся с ним, когда углублял родник, расположенный недалеко от лагеря. За недолгих пятнадцать минут работы мокрец меня буквально зажрал, руки распухли, и зудело все тело.
В дороге мы все так пропылились, что было не грех и помыться. В углубленном роднике набрали несколько фляг воды, нагрели их паяльными лампами, и славно искупались в поставленной для этих целей банной палатке. Наконец-то я промыл свою насквозь пропыленную голову, но оказалось, что радовался я напрасно – вода до того известковая, что волосы после высыхания покрылись коркой и теперь не прочесываются. После бани никаких запланированных работ – отдыхаем весь вечер. Каждый занят своим делом, я, например, переписал начисто стишок, сочиненный для Аленки. Не знаю только, как его назвать, по назначению это стишок на сон грядущий, почти колыбельная. Очен-но трудно сочинять для детишек, я попробовал, а что получилось решать Аленке. Если не понравится, я еще что-нибудь сочиню.
Ближе к вечеру у дома
Ходят-бродят сон и дрема.
Только вечер настает -
Дрема сразу к нам придет.
Мягкой лапкой пощекочет
И Аленка спать захочет.
Раз зевнет и два зевнет,
Глазки ручками потрет,
Будет носиком клевать -
Сон начнет одолевать.
Он придет и рядом ляжет,
Сказку Леночке расскажет,
Тихо песенку споет -
Наша девочка уснет.
Ей до самого утра
Будет сниться детвора:
Вини Пух и Пятачок,
Ослик Иа и сверчок,
Чипполино, Буратино,
Чебурашка и Мальвина,
Добрый Гена - крокодил
И серьезный Мойдодыр.
Будут кони бегать кругом,
Будут мчаться друг за другом,
Ветром гривы полоскать,
Нашу Леночку катать.
На арену выйдут кони
В алой шелковой попоне.
Бонифаций - лев усатый
Нам на бис исполнит сальто.
А пока не спит Аленка
Надо нам умыть ребенка.
Вымыть ручки, вымыть ножки,
А потом одеть немножко.
Отнести ее в кроватку -
Спи Аленка сладко-сладко.
Пока я в палатке переписывал стишок, в лагере произошло несколько событий. Во-первых, Коваленко нашел недалеко от лагеря нуклеус – скребочек каменного века. А еще в лагерь наведались три в доску пьяные монголы. Они приехали на ЗИСе и спьяну, наверное, перепутали наш лагерь с бригадой. С собой у них была бутылка архи и твердое желание с кем-нибудь ее раздавить. Время шло к полуночи, ни у кого из нас не возникло желания выпить, монголы обиделись и уехали.
Весь следующий день я оставался в лагере, а ударные наши геологические силы в лице Коваленко, Горегляда, Ярмолюка и Царевой шофер Ярмолюка увез в маршрут. В лагере забот мало, похоже, что здесь мы надолго не задержимся, поэтому и не обустраиваемся. Но каждодневная работа есть всегда. Вот и сегодня я опять чистил и углублял родник - вокруг родника глинистые породы и его русло быстро затекает илом. Потом с Эдиком наполнили фляги водой и доставили их в лагерь.
Ребята говорили, что в горах Монголии много мумиё, вот я и стараюсь при каждом удобном случае его разыскать. Вот и сегодня такой случай выдался, было время, я прихватил с собой Олега и полез в горы. Олег – это парнишка-десятикласник, рабочий в отряде Ярмолюка и сын одного из советских спецов, работающих в Монголии. Я понимал, что горы здесь практически без мумие, рыхлые, трещиноватые, легко промываются водой, но, для очистки совести, полазить по ним не мешало.
Лазили по скалам до самого вечера. Следы мумиё есть везде, но хорошего, старого, в виде смолы, мумиё нет. Мы, во всяком случае, практически ничего не нашли - все вымывается здесь дождями и талой водой. Так мы и возвратились не солоно хлебавши. Намотались по горам в усмерть, а когда возвращались в лагерь по сайру с родником, то напал на нас мокрец и крепко погрыз. Он преследовал нас до самого лагеря. Ветер стих, и мокрец беспрепятственно налетел и на лагерь. От него только одно спасение – укрыться в палатке. В палатке душно, но нет мокреца – он почему-то не любит палаток.
У нас опять гости – приехали на мотоцикле два монгола с мальчиком, завалились ко мне в палатку, сидят, курят. Я по-монгольски не понимаю, но старший из гостей в 56-м году учился в Алма-Ате и немного говорит по-русски. Выяснилось, что он недалеко отсюда работает чабаном, а с ним приехали его младший брат и младший сын. Фамилия его Неров и русских он любит, потому что это самый хороший народ. Сначала были похвалы, а потом пошли и просьбы – ребята просят снабдить их бензином, а то они даже из лагеря не смогут уехать. Взамен предлагают выпить с ними архи. Но, как назло, начальство все в маршруте, и оба шофера куда-то отлучились. Вру, что не могу пить - желудок болит. А архи очень хорошо для желудка – отвечает Неров. Но тут, к счастью, Эдик с Николаем подошли, стали мы думать и гадать, как бы у них бутылку не начатую выцарапать – не пить же с ними. У нас кончился спирт (у меня, правда, на черный день есть моя литровая фляжка), а выпить с устатку хочется.
Пошли переговоры – бензина, мол, у нас мало, а он очень дорогой (в самом деле, в Монголии он стоит четыре тугрика за литр), без дарги дать не можем и т.д. и т.п. В конце концов, они видимо смекнули в чем дело, достали бутылку и вручили ее мне – подарок мол. Вот тут-то и бензин нашелся и масло. Залили полный бак мотоцикла, да еще и бутылку с маслом им дали с собой. В результате, все оказались довольны встречей. Я взял у них адрес, и мы все вместе сфотографировались на прощание. А эту бутылочку мы вечерком без начальства впятером перед ужином уговорили - очень душевно пошла.
13-15 августа
«Здравствуйте, мои дорогие!
Все ближе и ближе наша встреча. Еще недельки две, и мы подадимся на Улан-Батор. А пока продолжаю свое повествование о моем житье-бытие. О прошлом дне я тебе уже рассказал, только одну деталь упустил – кончились мои старые очки. Пошел я умываться, положил их на бампер ГАЗ-66 и, пока утирался полотенцем, Эдик решил перегнать машину на другое место. И попали мои очки под заднее колесо. Пришлось одеть новые. Все никак не могу к ним привыкнуть – несколько дней будет неуютно.
Сегодня едем дальше. Коваленко уехал в маршрут на малышке, а мы потихоньку собрали лагерь, загрузились и двинулись на встречу с ним. Сначала заехали в бригаду, там вчера они видели колодец с хорошей питьевой водой. Нашли колодец, но вода мутная, хотя и холодная. Видно еще до нас ее выкачали для скотины, а нам остатки остались. Но, делать нечего, набрали, какая есть. Совсем без воды нельзя. В Полдень встретились с нашими маршрутниками, пообедали вместе и покатили дальше. Так и застала нас ночь в горах. Тепло. Почти безветренно. Остались ночевать.
Утром наконец-то заменили воду во флягах. Рядом с нами колодец, неглубокий с чистой и прозрачной водой. Мы уже заканчивали забор воды, когда монгол пригнал табун лошадей на водопой. Стояли они в стороне и ждали нас. Один жеребец, а остальные кобылы и жеребята – целый гарем. Умный жеребец. К воде подошел последним, когда вся его семейка напилась. Охранял их, наводил порядок у корыта, отгонял трех чужих лошадей, подошедших позднее. А потом напился последним и погнал свою компанию пастись. Тронулись и мы.
В обед опять разъехались. Коваленко & Co поехали в маршрут, а мы прямо на место стоянки, в Арц-Богдо. Едем в горах, через перевал, а потом вырываемся на простор пустыни. Не песок – мелкая галька с лесом и редкой травкой. Потом пошел саксаул – низкорослое, корявое, все перекрученное деревце с зелеными листьями–метелочками. А потом пошел дождь. Мы долго и успешно от него убегали, но потом попали в безвыходное положение: с одной стороны пыльная буря, с другой дождь. Нам достался дождь. Не очень сильный в пустыне, но, по видимому, сильный в горах. Потому как по пустыне тут же побежали потоки воды. А глиняные такыры стали скользкими, как натертый паркет. И еще в одном деле спутал нам дождь все карты – помешал охоте на джейранов. Только один попался, но об этом дома по приезде, потому как тема запретная. К вечеру добрались до Арц-Богдо и стали лагерем в зарослях тамариска. В пустыне – вдруг цветущий островок из тамарисков. Они красивые, сиреневые кисточки на концах веточек и стволы сиреневатые. Аркаша настрелял зайцев, и стали мы ждать наших маршрутников. Только ближе к полночи они приехали. До лагеря не доехали с полкилометра – кончился бензин. Мигают нам фарами, а мы им. Так и стоим на месте. Пришлось ехать встречать их. Одолжить бензин, только после этого все собрались в лагере. Пока поставили еще две палатки, поужинали, время к часу подкатило. Добрались и до моего спирта, очень он хорошо к мясу пошел – это раз, а во-вторых никто уже не надеялся выпить, по причине полного истощения наших винных запасов. Вот так прокатился и этот день.
С утра (а встали поздно) все поехали на агаты (кроме Аркаши – должен же был кто-то остаться в лагере). Не далеко – километров 15, на двух машинах. Моё вынужденное бездельничанье в лагере в течение последней недели до того взвинтило меня, что уже на агатах я психанул по пустякам (как-то так получилось, что все вместе наложилось) и ушел один в лагерь, пешком. По дороге собрал немного агатов. Так что с агатами у нас туговато. Да и сами они на поле не очень, побитые – каждый год все пасутся. Переколотили все, что можно. Протащился я по пустыне с фотоаппаратами и сумкой с агатами, злой как черт на все на свете, и неуверенный правильно ли иду. Я, правда, имел один ориентир – горку вблизи лагеря – ***сталагойт называется. Но уж больно долго я шел к ней – часа два, не меньше. В пустыне перспектива совсем другая, чем везде. Каждый пупырь виден очень издалека. Так и эта горка. Идешь к ней, идешь, а она все не увеличивается, и все так же далеко. Пройду с полкилометра, начну сомневаться, так ли иду, постою, все признаки и ориентиры сопоставлю – вроде верно все, и опять в путь. А через полкилометра опять начинаются сомнения. И так всю дорогу. Только километра за два до лагеря, когда и тамариски стали видны, и на известный колодец наткнулся – только тогда успокоился – все в порядке, верно иду.
В лагере немного отошел, побрился, дела свои в порядок привел. Только часа через два после моего прихода приехали остальные. Был мне хороший втык от Коваленко, что я ушел без спроса (я, правда, предупреждал Ярмолюка, но мой начальник все-таки Коваленко, и досталось мне по заслугам). Повинился я и поклялся, что не повторится. На том и успокоились. Все до вечера, конечно, были заняты своими агатами. А поздно вечеров приехал еще отряд – Самойлова. Еще пять человек добавилось. Опять в темноте ставили палатки, и был праздничный ужин (спирт у Самойлова был в запасе), и опять разошлись далеко за полночь. Вот так и еще день прошел. Я мог бы и еще об одном нашем дне рассказать, который закончился удачно во всех отношениях, но и так много всего в этом письме – устал аж писать. Все остальное в следующем. Лучше я тебе в этом еще стишок подкину
Я сберегу в себе для Вас
Цветов круженье,
Луны серебряный анфас,
И птичье пенье.
Я сберегу сиянье дня,
И звезд мерцанье,
И звонкий клекот журавля,
Ручья журчанье.
Я сберегу дымок костра,
И запах хвои,
В пурпурном цвете вечера,
И полдень в зное.
Я сберегу степей размах,
И зной пустыни,
Соленый вкус озер в горах,
Горечь полыни.
Я сберегу дорог печаль,
В пыли закаты.
На письма мне не отвечай,
Но жди меня ты.
Я все хочу сберечь любя
В душе невольно.
Вы сберегите лишь себя -
С меня довольно.
А за сим до свидания. Может, сегодня опущу все накопленные письма. Сегодня переезд на Мушугай. Но опять же об этом потоми. Целую всех и обнимаю, большое спасибо за твое письмо, но опять же об этом потом. Тороплюсь. Всего всем хорошего.
Ваш папа».
16 августа
На следующий день о моем самовольном уходе с агатовых россыпей уже никто и не вспомнил, да и я немного успокоился – что на этих агатах свет клином сошелся? Обидно просто за такое невнимание. Как я понял, практически все из присутствующих уже были в этих местах, а потому были к этой вылазке готовы – взяли молотки, мешочки для камней. Я же на таком мероприятии был впервые и никто мне не подсказал как экипироваться и к чему быть готовым. По приезде же на место все сразу рассыпались кто куда и машины укатили почти за горизонт, а я так и остался один без молотка и какой-либо емкости для камней. Я, конечно, снял куртку, застегнул ее и постарался использовать как мешок, но много ли в нее положишь, да и не потаскаешь за собой. Тогда я решил прибиться к какой-либо машине, но только я приближался, как машина снималась и отъезжала подальше. Поиграв в догонялки около часа, я психанул, плюнул на эти агаты, и подался в лагерь пешком. По пути только захватил десяток камней – на том моя охота на агаты в этот день закончилась. Сам виноват, в дальнейшем буду умней и осмотрительней.
Вчера еще, после прихода с агатовых россыпей, осталось у меня время, чтобы познакомиться с окрестностями нашего лагеря. Сами заросли тамариска не очень большой площади – пятачок метров 150-200 диаметром. Невдалеке, примерно в полукилометре, расположен колодец артезианского типа, очень глубокий, но с большим дебетом. К конусовидной вершине колодца приделана горизонтально поверхности земли длинная металлическая труба – это рукоять поворотного механизма насоса. В одиночку такую рукоять не провернуть, а потому обычно в нее впрягается двое-трое человек, и несколько минут с усилием ее поворачивают, ходя по кругу. В конце-концов, в другой, более короткой трубе у основания колодца начинается движение, пробулькивание и, как следствие, из нее начинает довольно мощной струей течь в длинное деревянное корыто ледяная, кристально чистая вода. В обжигающем зное пустыни нет более волнительного зрелища и более упоительного чувства вкуса этого самого лучшего на Земле напитка.
Из достопримечательностей окололагерных мест следует отнести еще и наскальные рисунки. Это даже не рисунки, а выбитые на камне изображения животных и людей. Расположены они на одной из каменистых невысоких горок, торчащих как наросты на ровном теле пустыни. Из рисунков видно, что ранее здесь водились и олени и бизоны и на них активно охотились аборигены. Я забрался с фотоаппаратами на горку и постарался заснять это наследие давно ушедших веков, документальное свидетельство того, что на этой пустынной и безводной земле когда-то бурлила активная жизнь, были леса и вдоволь воды.
Сегодня высокое начальство взяло меня в маршрут на весь день. Коваленко и Ярмолюк решили поездить в поисках новых россыпей агатов, взяли и меня (может потому, что я так ничего почти не набрал), а повез нас Николай. Весь день мы колесили по массиву Арц-Богдо, но таких же богатых россыпей не нашли, так, кое-где небольшие участки, зато агаты необычные, с пустотами внутри и аметистовыми щеточками в пустотах. Так, «курочка по зернышку …», и мне удалось немного набрать.
Было у нас намерение прорваться через один хребет в соседнюю долину. Долго пробирались по долине, потом свернули в ущелье. В ущелье пробирались по ручейку от
родников, а потом уткнулись в нагромождение камней и встали, дальше дороги нет. В этом глухом, пустынном месте был настоящий оазис – вода, высокая трава, а по бокам почти отвесные черные горы – это бывшие лавовые потоки. Природа располагала к отдыху, и мы решили здесь пообедать (к тому же и время подошло). Поели, вот только чай не попили – кружки в лагере забыли, помылись в ручье и подались обратно не солоно хлебавши. На обратном пути заехали на очень красивое место – в каньон возле горы Улан-Богдо. Место сказочное, водой вымыло глубокий каньон. Одна стена каньона почти отвесная и слоистая. Слои разной окраски, но самый необычный – салатовый. А по самому каньону разбросаны холмы неразмытой породы самых причудливых форм и цветов, кое-где намело небольшие барханчики. А далеко на заднем плане гора с красными потеками по склонам – как будто течет раскаленная лава. Вообще, все горы здесь вулканического происхождения, стоят такие округлые, конусообразные холмы. А еще дальше, через долину – желтые пески. Это самые высокие в Монголии барханы, отдельные высотой до двухсот метров. Отснял здесь почти всю пленку, надеюсь, что что-нибудь да получится.
От каньона поехали по собственным следам домой, в лагерь. По пути опять поискали новые места россыпей агатов, но ничего путного не нашли, только пострадали.
А пострадал у нас Коваленко, и это очень необычно, поскольку более осторожного и рассудительного человека трудно сыскать. Он всегда, на каждом маршруте предупреждал нас, что прежде чем взять камень в руки, надо перевернуть его молотком – может под ним скрывается скорпион. Вот и в этом маршруте он предупреждал об опасности. Но как только повстречались нам аметистовые агаты, Вячеслав Иванович, забыв свои же наставления и молоток, схватился за первый же камень рукой. Скорпиону, сидевшему себе спокойно под камушком, это не понравилось, и он цапнул Коваленко за большой палец. Палец тут же стал распухать, и по-хорошему надо было бы сразу принять курс лечения в виде 50 грамм чистого спирта вовнутрь, но спирта у нас с собой не было, а до лагеря было очень далеко. И Коваленко принял мужественное решение – маршрута не прекращать, а уж он-то потерпит. И терпел до самого лагеря, а потом еще два дня, пока болел палец. Хорошо, что событие это произошло в самом конце лета. В это время скорпионы не такие ядовитые, а самые ядовитые они весной, тогда такой укус привел бы к куда худшим последствиям.
А ночью была охота, охота на джейранов. Мне казалось, что охота на джейранов запрещена, поскольку они занесены в красную книгу, но, по-видимому, в Монголии это обстоятельство мало кого волнует. Мы все равно остерегаемся охотиться в людных местах, но здесь, в пустыне соблазн слишком велик, да и мяса живого мы не ели уже около месяца. Говорят, что жаркое из джейрана это нечто. Во время переезда в Арц-Богдо мы уже столкнулись с джейраном и гнали его на ГАЗ-66 несколько километров, и почти загнали. Но на пути некстати подвернулась глубокая промоина, и мы еле успели затормозить, избежав при этом крупных неприятностей.
У геологов существует два вида охоты на джейранов – дневная и ночная. И та и другая – моторизированные. И та и другая связаны со своими особенностями животных. Джейраны очень быстры, и скорость их зачастую превышает скорость автомобиля, особенно при бездорожье, но и у них есть свои уязвимые места. Днем их берут на то, что они всегда стремятся перебежать дорогу любому транспорту. Они могут долго бежать параллельно движению машины, но всегда перебегут ей дорогу, а, перебежав, они почему-то считают себя уже в безопасности. Если скорость небольшая, то они перебегают дорогу далеко впереди. При большой скорости им приходится пересекать путь автомобиля в непосредственной близи от бампера. Вот тут-то их и отстреливают. Безлюдные и ровные как стол просторы пустыни дают возможность с большой скоростью гнать джейранов в любом направлении. Единственная опасность такого рода охоты – это на большой скорости наскочить на какую-либо колдобину, или промоину. Дневная охота азартней ночной, но ночная гораздо добычливей и интересней.
Ночная охота базируется на другой особенности джейранов – они замирают, когда попадают под яркий луч света. А потому ночью на джейранов охотятся с выносной фарой.
Водитель, осветитель (или ослепитель, как угодно) и стрелок – вот минимальный боевой экипаж. За водителя у нас Коля Попов, роль стрелка неизменно исполняет Аркаша Горегляд, а меня в этот раз взяли осветителем.
На газике выезжаем за пределы массива Арц-Богдо на ровное пустынное плато и охота начинается. Автомобиль медленно движется, а осветитель водит лучом фары из стороны в сторону, отыскивая животных. Самих джейранов на большом расстоянии, даже в луче света, можно и не заметить, но нельзя не заметить в луче света зеленых огоньков их глаз. Они даже издали горят как огоньки такси. Будучи ослеплены, джейраны замирают, глядя на источник света и тогда к ним можно подобраться на расстояние прицельного выстрела. Самое главное в этом действе – ни на долю секунды не упускать животных из пучка света при всех маневрах автомобиля. Стоит на мгновенье отвести свет в сторону и джейраны уносятся прочь со скоростью ветра, и тогда ищи ветра в … пустыне.
С доверенной ролью осветителя я справлялся плохо. Никто (и я в том числе) не учел, что на мне новые и не очень подходящие мне запасные очки. К запасным очкам, одетым мной, после того как Эдик раздавил мои основные, я никак не привыкну – они слабее основных, и, по моему, с другой базой. Сначала я справлялся и поучаствовал в первом добытом джейране, но потом, после нескольких потерь, меня заменили на Шурика и дела быстро пошли в гору. Довольно быстро мы добыли пять джейранов, вот только расклад добытых животных нас не вполне устроил – три козлы и две козочки. По негласным правилам отстреливать можно только козлов, это не наносит практически никакого ущерба поголовью стада. У джейранов полигамные отношения и у достойного козла всегда есть большой гарем. При этом остается много козлов холостых – вот их-то и можно истреблять без опаски уменьшить популяцию. Козы от козлов отличаются только немного меньшими размерами и отсутствием рожек. Аркадий, конечно, старался выцеливать только козлов, но в азарте первой охоты, в желании скорее добыть для отряда мясное пропитание досталось и козам. Надеюсь, что после утоления первой жажды охоты ажиотаж уляжется, и в дальнейшем (если оно будет) мы будем более осмотрительно выбирать объекты охоты.
В лагерь возвратились далеко за полночь и еще час потратили на разделку добычи. Джейранов освежевали, разделили на части, основную массу засолили, и немного свежего мяса оставили на завтрашнюю трапезу. Головы и шкуры закопали от греха подальше. Впечатление от первой охоты противоречивое – крутая смесь азарта и жалости. Подраненный джейран плачет человеческими слезами, и это зрелище не для слабонервных – я так на охоту больше старался не напрашиваться.