....Начало - см. http://www.proza.ru/2006/11/17-286
....Г Л А В А 3 из книги "Крюйс" - "Амстердам. 1669 г."
*****(Глава 2 размещена на авторской странице
http://www.proza.ru/2006/12/07-312).
***********************************************
В Амстердаме Нильс Ульсен попал на торговое судно «Виктория». Он быстро привык к матросской жизни: научился ловко лазить вверх и вниз по снастям, работать на палубе при установке парусов. Впрочем, он кое-что уже умел, многое было знакомо по управлению своим шлюпом. Правда, здесь на большом корабле снастей, такелажа, рангоута столько, что и не сосчитать! И работать надо было каждый день на пределе своих сил. Но силёнок у него хватало с избытком, он не был заморышем на фоне живописных фигур матросов. Скорее иного матроса на фоне Нильса можно было принять за юнгу.
- Эй, Нильс! – услышал он голос кока, - получай бачок, тащи в кубрик! Кок Том был вечно улыбающимся негром. Нильс по крутому трапу, спустился вниз. Поднял огромный и тяжёлый бачок горячей похлёбки и потащил его в кубрик, находящийся в носу. Опять спустился – в кубрик, через люк в палубе и поставил бачок прямо на старый сундучок, заменяющий в кубрике стол. На бачкового Ульсена посыпались шутки:
- Как, Нильс, не надорвёмся мы от такого обилия? Что ты принёс нам, сынок? Небось, котёл, весь заполненный варёным мясом с бобами?
Жители кубрика давно ожидали бачкового, сидя на прикреплённых к палубе стульях, грубо сколоченных из досок, и на матросских рундуках. Несколько человек сидели на деревянных койках, застланных слоями одеял и обрывками парусины. Деревянный шпангоут рассекал кубрик пополам. Несколько деревянных битингов ещё больше затесняли помещение. Дневной свет проникал через люк сверху, но через этот же люк в шторм кубрик заливало водой, проникал ветер и дождь. Иногда вода врывалась прямо на головы находившихся в кубрике матросов и растекалась между коек и сундуков.
Нильс вначале не обращал внимания на все шутки, хотя не всё ему нравилось. Он думал, что будь он капитаном, то уж точно навёл бы здесь свои порядки. Но сейчас он понимал, что ему надо пройти через всё это, узнать все мелочи службы, чтобы быстрее помочь матери, которая осталась одна в Ставангере. А потом… Что будет потом, он не знал, но способность управлять своей судьбой чувствовал и в себя верил. И верил в то, что увидит новые страны, новые корабли, новых людей, с которыми сможет договориться, если их общие интересы будут направлены на добрые дела, угодные богу…
Нильс открыл крышку бачка, откуда вместе с паром вырвался наружу непередаваемый запах корабельного варева, после чего Нильс попытался отшутиться:
- Бобов тут мало – один легкоглотаемый «лабскаус»!
- А свеженького, с грядки, ничего нет, желторотый? Лучка или винограда веточки? – хохотнул беззубый пожилой длинноволосый матрос Эйнар с серьгой в ухе, сидящий на своём сундучке в одной нательной рубахе. После этого Эйнар первым опустил свою ложку прямо в бачок, вытащив вместе с жижей тёмного цвета кусочек мяса из гущи. После него в строгой очерёдности сидящие вокруг бачка начали вычерпывать содержимое бачка, следя друг за другом, чтобы никто не перепутал очерёдность опускания ложки и не делал этого слишком быстро. Если кто-нибудь выбивался из общего ритма поглощения пищи, то тут же получал удар ложками по руке от своих соседей по застолью.
Нильс не обижался на Эйнара. Он знал, что скоро его уже никто не сможет назвать «желторотым», ведь он, как и все здесь, уже прочно стоял на палубе и бегал по ней в качку. А в силе рук мог бы посоревноваться с каждым. Не отрываясь от еды, Эйнар заметил:
- А ты, Нильс, я смотрю, не в пример кое-кому, позавчера на палубе не потерялся. Видать, у моря родился?
- Да, - коротко объяснил Нильс, - и поэтому «гитовы» от «шкотов» отличаю, а «бизань» - от «грота»…
- Тогда с богом, сынок! Но раз ты – «бачкуешь» сегодня, то не забудь: как бачковой, ты нас, парней с бака, должен побаловать…чем?
- Пудингом?
- Ну, конечно – не квашеной же капустой! Так сходи к коку, он даст тебе муку и сахар. Да не забудь положить побольше изюма, а воды вливай не очень много! Видишь вот ту нашу пудинговую сумку? Замешай всё в ней и опусти в камбузный котёл, да не проворонь, когда будет готово, и тогда тащи сюда. А мы посмотрим, какой пудинг у тебя получится – это посложнее, чем отличить крюйсов от клотика!
Нильс отправился на камбуз, и пудинг у него вышел неплохо. По крайней мере - для первого раза.
Через полгода пребывания на «Виктории» юнга Нильс Ульсен уже не только прекрасно готовил пудинг, когда была его очередь быть бачковым, но и полностью освоил «иностранный язык», на котором обозначалось всё, что было на судах и кораблях. Впрочем, ему это было не так и сложно: он добавил к своим знаниям ещё и то, что было на самой «Виктории» - конкретные названия размещённой на ней оснастки, рангоута, такелажа, деталей корпуса. Нильс был абсолютно уверен, что не запутается в сети такелажа и правильно выполнит все приказы о натягивании снастей или о других действиях при работах с парусами. А внутренне он готов был и сам отдавать приказы при смене курса или лавировании возле берега, но это – дело капитана. Это очень ответственное дело. Ведь если канаты – эти струны «парусной арфы» - от неправильной команды или неправильных действий перепутаются, то тогда возможно всякое: порвутся паруса, или налетевший ветер понесёт корабль на скалу или положит на борт, а то и перевернёт!
Во время приборки Нильс, намочив и намылив кусок отведённой ему палубы, драил палубу куском пемзы на тросике. Морская вода, очищая палубу, стекала через шпигаты за борт. А когда раздавалась желанная команда «Довольно! Делай что хочешь!», Нильс обычно не упускал возможности полюбоваться суровой красотой моря, тучами, уносящими и приносящими дожди и шторм. Особенно любил он наблюдать те редкие мгновения, когда после утреннего тумана над морем в спокойную погоду начинало сквозь завесу мглы пробиваться утреннее солнце, сверкая в отражении, просвечивая воду под гребешками невысоких волн и рассыпаясь мириадами маленьких разноцветных солнц в недолго живущей радуге над морем. В темноте провалов между волнами сквозь переливчатые прожилки водных струй просвечивала таинственная чёрная глубина, напоминая о таящихся опасностях и шаткости нахождения судна на воде.
Увидеть солнце, прорывающее туман, Нильс любил и раньше, когда ещё до рассвета уходил на берег моря и терпеливо ждал восхода. Здесь на «Виктории» не часто удавалось увидеть эту красоту: то вахта, то солнце за тучами, то нет тумана над морем. Его друг юности поэт Карл, зная о любви Нильса к утренним рассветам, даже написал ему стихи, которые как-то спел во время отдыха у костра:
С мачты видно больше красоты,
Чем в дыму у пушки на лафете,
А у юнги светлые мечты:
Встретить солнце в море на рассвете!
Но на воду лёг густой туман,
Потерялись сопок очертанья,
Белый и расплывчатый обман
Требует от вахтенных вниманья.
Нас тревожат длинные гудки,
Словно сладкогласые сирены,
А удары в колокол редки -
Ждём погоды или перемены…
Судовых колоколов мотив
Соткан из тревоги и металла.
Солнце всплыло, тучи растопив,
И туман на клочья разметало!
… В паруса такой ворвался свет,
Что казалось юнге – рифы взяли!
Только нежных красок в небе нет:
Мы рассвет в тумане прозевали!
Однажды судовой плотник по прозвищу «Чип» строгал на палубе доску для подкрепления переборки и попросил Нильса относить стружки коку на камбуз:
- Помогай мне, Нильс, а я тебе покажу, как правильно работать инструментом. Ты, я смотрю, парень толковый и хочешь научиться любому ремеслу.
Нильс был не против, хотя его больше тянуло к такелажному мастеру Тильсону – ведь отец, да и мать Апелуне, обучили Нильса, как держать иглу в руке и работать с нитками. Нильс умел сам сшить себе или матросам грубую рабочую одежду – робу или даже штаны из остатков парусины.
Хотелось ему сделаться специалистом по изготовлению и ремонту парусов, истрёпанных временем и ветром. Умение это на кораблях очень ценилось. Вскоре Нильс уже знал – как парус обшить ликтросом, какая должна быть парусная нитка, и чем её натирать, чтобы она хорошо скользила, как делать отверстия в парусах и как обшивать их тросовым кольцом, какой толщины делать нашивки на верхней, нижней и боковых шкаторинах.
Тильсон помог Нильсу заучить и записать на память многие полезные вещи: сколько дюймов должна быть ширина кромок на шкаторинах для всех видов парусов, какие есть номера и каков размер куска английской парусины.
- Тебе это всё пригодится, я чувствую – тебе предстоят большие дела, ты будешь капитаном, а может… - тут Тильсон помолчал, - а может, дойдёшь и до адмирала. Чует моё сердце. Но помни, что парус – это главное на парусном корабле! Галеры я в счёт не беру. Каков парус – таков и парусник!
Пряжа должна быть свита из трёх ниток и навощена смесью пчелиного воска и сала. Не будет этого – могут порваться паруса. А знаешь, сколько стежков на ярде длины надо делать при сшивании полотнища? Не менее 108-ми! Это тебе не робу сшивать! Хотя, хорошо, что умеешь одежду шить.
В каюте Энглунда внимание Нильса привлекла подвешенная на красивой цепочке клетка с красивым попугаем. Птица уставилась на вошедшего юнгу и с интересом разглядывала его. Капитан «Виктории» оторвался от чтения книги и поднял глаза.
- Юнга Нильс Ульсен, капитан, - представился Нильс
- Да, я звал тебя, Нильс Ульсен, чтобы рассказать тебе несколько новостей. Ты на «Виктории» уже два года. Так?
- Да, капитан, - согласился Нильс.
- И ты уже не юнга. Ты уже настоящий моряк, хотя и не оброс ракушками. И можешь в одиночку шпиль на палубе повернуть? Ну, это я в шутку. У тебя морские ноги, морские руки, морская голова. Ты лучше меня знаешь, как чинить и штопать паруса. И не хуже Чипа можешь выстрогать стеньгу или заменить кусок деревянного украшения. Или выстрогать стеньгу, если будет надо! Но… наше судно должно идти в ремонт, а тебе я советую отвести заработанные деньги матери – Апелуне в Ставангер. Я хорошо знал твоего отца. А тебе скажу прямо: нравится мне в тебе, что ты рубишь всё напрямик, не скрывая! И не боишься говорить правду в лицо. Так и надо, но будь осторожен: люди бывают разные. Хорошо, что стараешься знать всё то, что может пригодиться в морском деле. Лишних знаний не бывает. Впрочем, как говорят, в тёмную ночь и хороший моряк может ошибиться, ведь время, ветер и прилив никогда и никого не ждут!
Поезжай, Нильс, повидай мать, а затем… Дело в том, что «Виктория» идёт на ремонт и надолго, стара старушка стала, пора её омолодить. Через полгода я буду набирать людей, когда «Виктория» снова сможет поднять паруса. Но у нас заработки не так велики, как у других амстердамских капитанов – таких, как у Петерсена, Бекмана, Бонса, Дойла и других. Ты знаешь, что я не вожу чёрный товар и сомнительные грузы. И не беру свидетельств на каперство, хотя война и разбой на море не стихают… А тебе, конечно же, надо заработать денег на хорошей должности для начала, скажем, рулевого, а потом можешь и замахнуться на большее. Тебе решать – если захочешь вернуться ко мне, я готов принять тебя уже не юнгой, а рулевым, матросом… Впрочем, ты сам знаешь, к какой пристани плыть, это видно. Ведь, как сказал один древний мудрец, когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным!
Ты всё получил, что заработал на «Виктории»?
- Да, капитан. Спасибо за добрые слова, за всё!
- Тогда с богом, сынок! Даю тебе рекомендательное письмо – вот, возьми. Думаю, любой капитан или судовладелец в Амстердаме прислушается к моим строкам!
Вскоре после посещения Ставангера Нильс вернулся в Амстердам и стал выбирать, к кому же из капитанов устраиваться на работу, на какой корабль или судно. На торговых судах работать матросом было выгоднее и немного безопаснее, чем на военных кораблях: всё-таки у судов был (хотя и небольшой – и это Нильс уже прекрасно понимал) шанс избежать участия в военных столкновениях и ускользнуть от каперов или пиратов. Из того списка, который рекомендовал ему Энглунд, в Амстердаме находилось только судно «Жемчужина», капитаном которого был капитан Свен Дойл. Дойл стал им совсем недавно, не более года, как удалось узнать Нильсу в Амстердамском порту у таких же, как он юношей, ищущих работу. Судно «Жемчужина» стояло на якоре недалеко от берега.
Капитан принял Нильса, добравшегося до судна на попутной шлюпке, в каюте, заполненной самыми разнообразными предметами африканского происхождения, какими-то статуэтками, засушенными ветками, небрежно прикреплёнными к стенам каюты. Судя по жёстким чертам его лица это был опытный моряк с парусных кораблей – «янмаат», когда-то бывший, возможно, «морским псом», доверенным лицом предыдущего капитана. На маленьком коричневатом от ветра и солнца лбу его было видно множество шрамов, причудливым узором пересекающихся с глубокими морщинами. Глубоко сидящие глаза под седыми густыми бровями и большой плоский, перебитый в какой-то драке нос дополняли и делали непривлекательным его портрет. «Красавцем не назовёшь» - подумал Нильс и протянул Свену Дойлу запечатанный конверт с письмом-рекомендацией.
Дойл небрежно разорвал конверт, поднёс письмо к глазам и попытался прочесть. Только тут Нильс понял, что капитан даже не просто «тёпленький», нет – он сильно пьян. Рядом с капитаном стоял плотный моряк с трубкой во рту и длинными кудрями чёрных волос, заплетённых в тугую косичку. Очевидно, это был один из помощников Дойла.
- Читай, Вейбрант, - тихо повелел капитан.
Вейбрант начал читать медленно, слегка запинаясь, а Дойл закрыл глаза и, казалось, заснул в кресле, подперев подбородок кулаками. Но едва письмо было дочитано, Дойл открыл глаза:
- Очень хорошие рекомендации…Ульсен! Я беру тебя матросом! Но учти, что я люблю очень быстрое исполнение моих приказаний и команд! Я очень люблю ..дисциплину! Я очень люблю ро.., то-есть, я хотел сказать, я очень люблю дисциплину! Учти, что я очень люблю… Ведь ещё великий Шекспир сказал великие слова: «Любовь – над бурей поднятый маяк, не меркнущий во мраке и тумане, любовь – звезда, которою моряк определяет место в океане»! Ты, Ульсен, знаешь, кто такой Шекспир?
- О, да, капитан! Я читал его драмы…
- Он читал его, Вейбрант! Тогда отведи его в кубрик! – Дойл закрыл глаза, развалившись в кресле, и захрапел.
- Пошли! – мрачно произнёс Вейбрант. Я его помощник. Завтра разберёмся, куда тебя определить – к рулю или на палубу. Пошли, покажу место в кубрике.
«Жемчужина» уже пять дней стояла на якоре, ожидая какого-то груза, который задержался в пути. Нильсу рассказали, что капитан страшно расстроен чем-то, и, в отличие от прежних времён, когда дела шли хорошо, Дойл слишком часто прикидывался к бутылке с ромом и в одиночку, и вместе с помощниками, которые берегли и охраняли своенравного капитана – любителя Шекспира. Не очень понравилось Нильсу и то, что капитан не очень надеялся заработать на торговле, а больше питал надежду поймать хотя бы пару небольших французских судов и взять призы. Этим он и промышлял последний год, благодаря чему всем матросам и доставались хорошие деньги.
- Будет ли нам так же везти дальше? Ведь у нас всего четыре маленькие пушки, а скорость хода не такая и большая. Капитан чего-то ждёт и отказался от выгодной торговой сделки. Так что в море предстоят жаркие деньки. Не придётся ли снова идти за чёрным товаром, везти этих несчастных на продажу? – рассказывал Нильсу вечером сосед по койке. А утром разыгрались события, которые несомненно очень повлияли на дальнейшую судьбу Нильса.
Свен Дойл утром совершил осмотр своего корабля, постоянно ругаясь и понося всех на свете. Он заставил перетаскивать какие-то ящики из носа в корму и складывать в трюме, сопровождая своё руководство этой нехитрой операцией при помощи лёгких зуботычин и пинков. Моряки, привыкшие к выходкам Дойла и помнившие, что от него зависит доля их прибыли в будущем, молчаливо сносили его выходки. Накануне капитан сильно побил своего личного кока за грязь и подгорелое мясо, затем толкнул штурмана. Глаз Дойла было почти не видно, а нос давно приобрёл фиолетовый оттенок от неимоверного количества выпитого.
Проверяя приборку в трюме, Дойл совершенно случайно наткнулся на уединившегося матроса Кнута Сарса, который, сидя на сундучке в углу кубрика, был занят плетением из тоненьких канатов маленького коврика. Сарс старательно выделывал кружеву из сотен хитроумных сложных морских узелков. И коврик был почти готов, когда появился Дойл. Пнув коврик ногой, он приказал связать провинившегося матроса, а вечером построить всех на верхней палубе.
За эти пять дней, поведённые на «Жемчужине» Нильс понял, что представляет из себя Дойл. На судне в течение года уже было два бунта, но капитану со своими «доверенными» удалось подавить волнения и жестоко наказать виновных. Одного из них Дойл высадил на небольшой островок посреди океана, и с тех пор о нём ничего неизвестно.
Окружённый четырьмя вооружёнными охранниками Дойл, едва державшийся на ногах, стоял у грот-мачты и грозно смотрел на матросов. выстроившихся вдоль борта в шеренгу и недовольно переминающихся с ноги на ногу. Кнут Сарс сидел на палубе со связанными ногами рядом с о своим недоделанным ковриком.
Капитан Дойл театрально поднял руку и крикнул:
- Пока вы все работали, как лошади или мулы, перегружая ящики с товаром, пока вы драили палубу этот, - тут Дойл сделал полную драматизма паузу, - этот негодяй и лентяй … решил обмануть всех нас! Он плёл коврик для себя! Он, этот акулий сын, решил быть хитрее капитана!
Обмануть меня! До какого убожества можно опуститься?! «А вы, немые зрители финала…»! Я не потерплю такого на моей «Жемчужине»! Профос! Где у нас профос? Привязать к нему хороший трос и килевать его! «Купайте в бездне жидкого огня!», как говорится…
Глухой гул прокатился по шеренге моряков: «Сошёл с ума?», «Дойл нетрезв?...», «Захлебнётся парень – слабый…», «Цитирует слова пьесы!».
- Это что, бунт? – капитан выхватил пистолет из-за пояса. Охраняющие его подручные тоже стали доставать из-за пояса мушкеты.
- Я спрашиваю, это – бунт? – взвизгнул Дойл, - сейчас я спрошу каждого на моём судне – прав я или нет?
И капитан со своей охраной двинулся вдоль шеренги, останавливаясь перед каждым и спрашивая, прав ли он. Нильс стоял седьмым от края шеренги. Первые шесть в шеренге низко опустили головы, стараясь не встречаться взглядом с округлившимися под густыми бровями и налившимися спиртным глазами Дойла и дулом его оружия. Так Дойл дошёл до Нильса:
- А, вот и наш новенький! Интересно, а что скажет новенький Ульсен?
- Правду, - очень спокойно ответил Нильс, глядя в глаза разъярённому капитану.
- В чём же эта «правда»? – зарычал Дайл. Помощники его замерли в ожидании ответа.
- «В иных делах стыдливость и молчанье вреднее откровенного признанья…» - это не мои слова. А правда в том, что хороший капитан из-за коврика килевать своего рулевого не станет!
- А - я какой капитан? – онемел от неожиданности Дойл, глядя снизу вверх на высокого Нильса, - я какой? Нехороший?!
- Плохой – вроде бешеной и злой крысы!
Дойл размахнулся и хотел ударить Нильса по лицу, но тот был готов к этому и, перехватив руку капитана с зажатым в кулак пистолетом, влепил тяжёлым кулаком капитану в его уже и так расплющенный нос!
Как мешок с зерном Свен Дойл рухнул на палубу, а Нильс перемахнул через борт и, пока охранники капитана поднимали упавшего Дойла, с шумом свалившись в воду, поплыл к берегу. К счастью, было достаточно темно, и подвыпивший Дойл, опомнившийся и стрелявший в воду из своего оружия, не смог попасть в плывущего к берегу Нильса.
Плыть приходилось, ориентируясь на слабые огоньки кораблей, стоявших возле причала. Холодная вода обжигала тело, одежда намокла и мешала плыть, но снимать её в воде было неудобно. Да и где он мог найти новую одежду? Холод начал сковывать тело. Когда до берега оставалось совсем немного, силы покинули Нильса. Он чувствовал, что уходит под воду… Крикнул, пытаясь позвать на помощь, но крик получился очень слабый. Теряя сознание, Нильс ощутил, как чьи-то руки вытаскивают его из воды…
...Сознание возвращалось медленно. Нильс почувствовал на себе чей-то взгляд. Возле кровати, на которой он лежал, сидела девочка лет двенадцати с красивым бантом в волосах, громадными живыми глазами и вглядывалась в него. Она улыбнулась, заметив, что он открыл глаза, и что-то негромко сказала. Нильс находился в очень уютной и хорошо обставленной комнате с невысоким потолком и большим количеством цветов.
- Где я? Ты – кто? – шёпотом спросил Нильс.
- Я – Катарина. Катарина Фоогт. Мой отец, Килас Пиетерсон Фоогт – голландец, он капитан судна. А маму зовут Жаннетье Янс. Ты у нас в доме. Вчера мы с отцом плыли с нашего корабля на шлюпке, и я услышала крик. Мы повернули, и едва заметили тебя в воде рядом с лодкой, втащили в шлюпку и доставили сюда. Вот и всё, - смущённо рассказала девочка.
- Катарина, - это имя уже слышал… и даже в легенде.
- Это имя очень часто встречается.
Нильс приподнялся и хотел встать:
- Мне уже лучше…
Катарина замахала руками:
- Лежи, лежи! Расскажи лучше, откуда ты?
- Я – с «Жемчужины». Мы стояли на якоре недалеко от берега.
- А как ты в воду упал?
- Сам, спрыгнул. Меня хотел капитан… наказать, а потом - избить.
От двери раздался мужской голос:
- Как зовут капитана?
Нильс повернул голову и, увидев высокого мужчину, сразу понял, что это – отец Катарины, поэтому не стал скрывать:
- Капитана зовут Свен Дойл.
Отец Катарины помрачнел:
- Это не самый хороший капитан и не самый хороший человек. А за что он тебя хотел убить?
Нильс рассказал всю историю с плетёным ковриком Кнута, не скрыл ничего и о том, как себя вёл Дойл. Фоогт покачал головой:
- Какой подлец! У него ведь не военный корабль. И за такие вещи килеванием могут наказывать только очень злые люди. Не оправдывает его ни знание шекспировских шедевров, ни выпитый ром. Но ты ответил ему правильно. А ведь твои вещи остались там?
- Да, но времени забрать их не было…
Фоогт подумал и решил:
- Завтра я пошлю за твоим сундучком на «Жемчужину» своего помощника. А ты пока до завтра - побудь у нас. Твоя одежда ещё сохнет. Поговори с Катариной, она тебе расскажет много историй об Амстердаме. Но, кстати, как зовут тебя?
- Меня зовут, - тут Нильс немного запнулся и медленно произнёс, - Меня зовут Корнелиус–Нильс! Я из норвежского Ставангера. На «Жемчужине» я был всего пять дней, а до этого два года ходил юнгой на судне «Виктория».
- Хорошо, Корнелиус, завтра привезут твои вещи…
На следующий день Нильс, ставший Корнелиусом, получил обратно с «Жемчужины» свой матросский сундучок, содержание которого уменьшилось почти наполовину благодаря подручным Дойла. Но, к радости юноши, в сундучке каким-то чудом сохранился амулет матери, книги, письма и песни Карла в кожаном переплёте. А вот несколькими пиастрами и гульденами поживились, очевидно, люди «жемчужного капитана».
На следующий день, сердечно поблагодарив и за спасение и за временный приют семью Фоогтов, особенно юную Катарину, Корнелиус-Нильс продолжил свой путь к морю. «Довольно! Делай, что хочешь!» -напевал он старинную песенку моряков и искателей приключений, направляясь к причалу. Он был рад, что удалось уйти с судна «Жемчужина», которое имело такого капитана: не позавидуешь ребятам на этом судне. Фоогт успел предупредить, что Дойл обещал найти беглеца Нильса, если он останется жив, и отомстить. Поэтому Нильс решил при первом же удобном случае сменить и фамилию «Ульсен». Но какое же слово придумать? Надо было взять что-то очень звучное и связанное с морем и кораблём. И тут он вспомнил ещё в Ставангере так понравившееся ему звучное слово «Крюйс».
Продолжение - глава 4 - http://www.proza.ru/2006/12/08-242