выздоровление глава из романа ультиматум президенту

Николай Самойлов
Николай Самойлов( глава из романа Ультиматум президенту )


Глава 1. Выздоровление.

Чёрное безмолвие небытия озарила, ослепительно белая, как вспышка короткого замыкания во тьме ночи, мысль: Зачем меня оживили, там было так хорошо!
Мысль просияла и погасла, сломавшись, как ударившая в землю молния, но мозг ожил, сознание вернулось ко мне. Белый потолок и белые стены большой, незнакомой мне комнаты пугали стерильным, молчаливым безразличием.
Где я? Что со мной? Почему лежу голый? Что за щупальца тянутся ко мне? Как я попал сюда? Разволновавшись, начал судорожно ощупывать себя, коснулся трубок – щупалец, они ожили, закачались. Белую тишину таинственной комнаты спугнул взволнованный крик:
- Не шевелитесь, вам нельзя двигаться.
Ко мне торопливо подбежала молодая девушка в белом халате и стала привязывать
мои руки и ноги к кровати.
Что вы делаете? Отпустите меня, я хочу в туалет!
Лежите, утка под вами не стесняйтесь.
Я больше не смог сдерживаться. Содержимое кишечника выскочило из прямой кишки с громким хлопком, как снаряд из пушки, глаза залила непроглядная тьма.
Когда очнулся, увидел склонившегося надо мною врача – невысокого мужчину лет сорока.
Наконец то ожил, Мы уже потеряли надежду. Ты помнишь, какое сегодня число?
-Семнадцатое.- не задумываясь ответил я.
- Семнадцатого тебя привезли к нам после аварии на дороге. Ты был без сознания, белым от потери крови. До сегодняшнего дня находился в коме. Лежи спокойно. Двигаться тебе ещё нельзя, терпи.
- Со мною в машине были жена и водитель, что с ними?
- Тебя привезли одного, остальные, видимо здоровы. Не волнуйся.
- Тогда всё в порядке. Я мужик крепкий, выживу.
Веки отяжелели и сомкнулись, как диафрагма в зрачке фотоаппарата. Тишина и тьма затянули меня в вихрящуюся воронку, покружив, снова бросили в чёрную бездну беспамятства. Потом свет и звуки прорывались ко мне на короткие мгновения и снова исчезали, обрывая хрупкие, пугливые мысли. Ни боли, ни страха не было. Возвращения к жизни становились всё чаще, пунктиры света удлинялись, срастаясь в часы и дни. Я хорошо помнил как мы: я, моя жена Света и водитель Виктор ехали из Москвы на « Волге», Я вёл машину ночью. В Обьячево плотно позавтракали. Выпили для аппетита по сто грамм коньяку, помечтали о скорой бане, пельменях и заспешили домой. За стёклами кружил густой, пушистый и плавный, как новогодний вальс снег. Резко прибавив газ, догнали двадцатитонную фуру. Её колёса поднимали белую снежную круговерть, метель без просвета. Без раздумий нырнули в неё, как Иван – дурак в котёл с кипящим молоком. Потом тьма, тишина. Больше я ничего не помню. Такое бывает после хорошей пьянки, во время которой за разговорами забываешь о закуске. Пьёшь, кажешься себе трезвым, пока не отключишься. Утром проснувшись, боишься открыть глаза, лихорадочно вспоминая, чем закончилось застолье, не натворил ли чего и гадая, где находишься. Открыв глаза, с удивлением и облегчением видишь, что ты дома, в своей кровати, но никак не можешь вспомнить, как до неё добрался. В памяти чёрный провал, куска жизни, как не бывало. Так было и со мной, когда я ожил. Когда меня перевели в палату, где лежали ещё двое, мне стало веселее. Соседи начали угощать меня чаем, рассказывали анекдоты. Вечерами, они развлекаясь, заигрывали с сёстрами ночной смены, я невольно наблюдал за ними, удивляясь податливости и доступности молодых девиц. Во времена моей юности, девушки были строже и недоступнее. Меня на разговоры с соседями не тянуло, да со сломанной челюстью много и не поболтаешь. Жевать не мог, пил кефир и жидкую манную кашу. С удивлением понял, как мало человеку нужно, чтобы жить.