Жил-был гофмаршал Питкин.
И был он невероятно одинок.
Обитал гофмаршал в своём особнячке, окружённом кустами шиповника,
и когда распускались дикие розы, гофмаршалу Питкину было особенно одиноко.
Натягивал он на себя полосатый купальник и бежал к Балтийскому морю, где плескался
в прохладных волнах, а одиночество ведь всё равно не проходило.
- Я - нибелунг! - вопил гофмаршал в пустоту, стараясь перекричать волны, море, чаек.
- Кья-кья! - отвечали чайки, ощущение одиночества не проходило, и гофмаршал Питкин бежал
назад, к любовнице фрау Марте, к вскипевшему чайнику, бочонку с домашним пивом,
с придурошным усыновлённым племянником, с многочисленным семейством вольерных кроликов,
с карликовым бегемотом в загончике, со старушкой матерью-баронессой, с телефонным звонком
ровно в 22.31 от герра Мюллера фон Шнаузе, с открыткой от Мадлен и радиоволной
"Голос Лихтенштейна"...
- Я викинг, - бормотал гофмаршал Питкин, роняя слезу под душем...
- Я самый обыкновенный смертный гофмаршал, - шептал он, зарываясь в подушку...
- Мы и есть твоё одиночество, - заявляли гномы Сванссоны, это семейство пройдох
и приставух, но гофмаршал уже спал...
Впрочем одиночество ведь тоже укладывалось рядом, чтобы назавтра снова печалить
и донимать своего хозяина. И зачем? Понятно - мучить простого человечка, к примеру,
писателишку Хегстоффа, но этот-то был гофмаршалом, дворцовым снабженцем...