огонь...

Мария Жукова
Это было вечером.
Когда Люба вошла в комнату, он вскочил на подоконник и прокричал:
- Я сейчас спрыгну. Прощай!
Нельзя сказать «прокричал», его голос был осипшим… То ли от того что много курил, то ли от того что много плакал, а может быть простужен?..
Люба лишь устало посмотрела на него. Сумку – в угол, а свое тело бросила на матрас, лежащий на полу:
-Прощай.
Там, внизу, на улице было слышно, как ездят трамваи и машины. Они и вправду там ездили, хотя, порой, ей казалось, что это всего лишь какой-то фермент вырабатываемый ее организмом для адаптации в мире, придуманном, по сути ей же… Этот звук…
А человек, единственный человек в ее жизни сейчас тупо выпрыгнет из окна второго этажа их квартиры, которую они вдвоем снимали, принеся тем самым хозяевам этой квартиры неприятности, главная из которых это - вряд ли кто захочет после такого ее снимать – все суеверия… такие же ума построения…
Он не прыгал. Смотрел на Любу. Долго смотрел. Потом спрыгнул с подоконника.
- Ты не любишь меня, - сказал он и спрятался за шкаф.
Люба услышала всхлипы. Он снова плакал.
- Да, я не люблю тебя. – безразлично сказала она и закрыла глаза. Ей было тяжело говорить это. У нее задергался глаз – тик. Люба легла на матрас.
- Закрой окно. Мне холодно, - сказала она.
А он все не выходил из-за шкафа. Он просто открыл в нем дверцы, залез в него и сидя на корточках смотрел в щелочку, наблюдал за ней… Из его глаз текли слезы, может быть, аллергия?
- Так не закроешь? – в ожидании, немного вытянув шею, спросила Люба.
Потом сама встала. Подошла к окну.
Он же выскочил из своего шкафа, подбежал к ней, схватил на руки. Не долго подержал ее, а потом посадил на окно, и легонько придерживая за плечи, стал шептать ей на ухо, но так, что слышно было бы даже в шкафу:
- Видишь, эти огни, - говорил он, имея в виду фонари. – Они светят так ярко! Они светят для того, чтобы твои глаза загорались, глядя на них. По цепной реакции весь мир, и только от них одних… А твои глаза зажгут нечто, что живет глубоко-глубоко во мне… - вдруг, отключилось электричество. И погасли и фонари, и свет во всех домах. И в их комнате, конечно, тоже…
Люба сползла с подоконника. И тихо, молча, на ощупь поползла к своему матрасу.
А он схватил коробок со стола, сам вспрыгнул на стол, судорожно чиркая о коробок, зажег спичку, и подняв ее над своей головой, и большими преданными глазами, вглядываясь в огонь, своим осипшим слабым голосом прокричал:
- Вот тот огонь, который зажег первого человека, чье сердце сгорело дотла, так же как горит сейчас мое!
Окно еще оставалось открытым. Подул ветер - и спичка погасла.
Он посмотрел на Любу. А люба уже спала, накрывшись шерстяным пледом, и свернувшись клубком на матрасе. Она ничего не слышала, а значит, ничего не поняла…
Он слез со стола. Подошел к ней, стащил с нее одеяло. Залез в свой шкаф, там завернулся в него, и, вот так прижав коленки к груди, под одеялом, нащупал в своем кармане коробок, пачку сигарет… Трясущимися руками снова зажег спичку, подкурил. И украдкой, впрочем, как и раньше, через свою щелочку стал поглядывать на спящую… на нее..

2006г.