Часть 1. Рождение.
- Что с этой чёртовой лампой не так…!
В свои права уже вступили сумерки, поэтому длинный, несколько вычурный, коридор с радостью погрузился в белесую тьму. Модные и современные когда-то очертания уже давно утратили свою актуальность, но всё-таки строгость дизайна свойственная тому времени по-прежнему пыталась доказать право на жизнь своего пошарканного состояния. И всё бы ничего, но в коридоре стояла молодая девушка, бессмысленно и потеряно прислонившись к стене. Спутанные, взъерошенные волосы, изрядно поношенная одежда и странное безмолвное безумие в глазах. Она долго и сосредоточено наблюдала за неисправной лампой в дальней части коридора, последняя же нервно, явно не с гармоническими колебаниями, мерцала, создавая неуютные блики и тени.
- Что с этой чёртовой лампой не так…! Почему в этой гостинице всё не так…, Господи, зачем мир хочет сойти с ума? Ведь они могут починить эту лампу! Ведь могут же…
Видно было, как по её телу иной раз проскакивала эпизодическая, но весьма ощутимая дрожь. Из прекрасных серо-голубых глаз медленно… слишком медленно, текли слёзы. Прерывистое и напряжённое дыхание выдавало её озабоченность каждым мгновеньем.
Она оглянулась, но коридор позади был в точности такой же, как и перед ней, исключая сломанную мерцающую лампу. Хотя нет,… она заметила что-то… не сразу, но заметила: в конце коридора на полу стоял горшок с фикусом, прекрасным и подозрительным фикусом. Конечно, из-за старости ламп освещение здесь страдало, но растение вырисовывалось весьма точно:
- Зачем он здесь, дурной знак! Это всё специально! Специально!!! – она почти закричала.
Но вовремя приглушила крик, снизу поднимался лифт. Она очень чётко услышала, звук шестерёнок, шуршание тросов и изменённые вибрации воздуха, создаваемые движущимся лифтом.
- Боже он же не ездит на лифтах – прошептала девушка сама себе. – Никогда не ездит!
Быстро, почти бегом она направилась к лестнице. Ноги от усталости и бессилия хромали, воздух ей казался чересчур, вязким и поэтому затруднял движенье. Она неумолима, должна была поравняться с лифтом, ей оставалась пару метров, а ещё через пару метров лестница. Она должна была успеть проскочить, просто должна…, но лифт на какое-то мгновенье ускорился и уже был на этом этаже. Девушка безысходно остановилась, сердце колотилось как мириады беснующихся котят. «Почему двери не открываются? Почему так долго… Они играют со мной, играют… уроды!!!», - лихорадочно проскочила по нейронам её мозга эта безумная мысль. Но прошло ещё пару мучительных мгновений, и двери лифта с каким-то наигранно красивым и мелодичным звуком разъехались. Она стояла с боку, поэтому видела лишь искусственно призрачный отсвет открытого лифта и часть его кабины. Момент превратился в вечность. Свет лифта убивал часть сумерек коридора, но вносил нечто более тёмное. «Так долго… долго никто не выходит», - нервно роилась мысль в её голове – Проклятье! Не уж то это конец!». Отчаянье сменилось неожиданным испугом.
Незнакомец словно не вышел, а в бесконечно короткое время возник у открытого лифта. Это был весьма ухоженный молодой человек с причёской биржевого клерка, в синей фланелевой рубашки и стильных брюках. Его смазливое личико отражала печать толпы. Таких тысячи – одинаковых и скучных. Он небрежно повернулся в сторону испуганной девушки, и ленивым шагам направился к ней. Воздух словно смазывал картинку, изображение в её глазах дрожало резкими урывками. Идущий незнакомец, то ускорялся, то шёл медленнее, словно кто перематывал на разных скоростях плёнку видеомагнитофона. Она слышала его мерное дыхание, чувствовала совершенно обычный запах его одеколона, немного дешёвого, но всё-таки сносного. Когда он поравнялся с девушкой, да, да, именно с ней, с этим заплаканным и испуганным существом, незнакомец даже не повернул своего скучного, нигилистического лица, даже не приостановился. Он продолжал идти, идти и идти по этому сумрачному, обшарпанному коридору. Но вот молодой человек как-то внезапно остановился лишь в конце коридора, рядом с подозрительным фикусом. Всё вокруг дышало сдавленным безумием, и должно было вот-вот взорваться, тишина кричала сотней неистовых голосов.
Незнакомец лениво достал ключи и начал открывать дверь в номер. Несколько неспешных усилий рукой и дверь распахнута. Но в какое-то мгновенье он смутился, словно что забыл сделать… секунды раздумчивой заминки. И вдруг совершенно неестественно повернул голову в сторону прислонившейся к стене девушке.
- Знаете, а ведь в Праге варят неплохой кофе… - с холодной улыбкой произнёс незнакомец, как будто выдавливая через силу, эти слова. Вдруг он неожиданно погрустнел, и даже как-то смутился, глаза его стали печальными, невыносимо печальными. Звук закрывающейся двери и она опять одна в этом невыносимом коридоре.
Девушка очень часто и надрывисто дышала, зрачки её были расширены. Она хотела бы успокоится, про всё забыть, и даже стать скучной частичкой в потоке событий, но диагноз… диагноз… диагноз. Этот чёртов диагноз, который сделал её открытой и здравомыслящей, позволил чувствовать каждую вибрацию этого потерянного мира. Это Он поставил ей этот диагноз и заставил поверить в него, это Он позволил ей быть свободной, а поэтому одинокой вместе с Ним. Всё это было необратимо, жутко необратимо…
Неловкими и неуверенными шагами, она, придерживаясь за серую стену коридора, направилась к лестнице, до которой так и не дошла. Лампа всё так же призрачно мерцала, фикус всё так же подозрительно стоял, а мир всё так же неумолимо сходил с ума. Даже было немного смешно… Её слабая, бледная рука толкнула стеклянную дверь,… это были лестницы, всего лишь лестницы.
Она потеряно стояла на лестничной площадке, опустив руки и закрыв глаза. Слезы, медленно отрываясь от лица, гармонично превращались в блестящие шарики и тихо, не спешно опускались на пол. Что-то холодное и липкое текло по левой ладони. Девушка с неохотой открыла влажные глаза, которые блестели в легком полумраке лестниц, и устало посмотрела на руку. На нижней части ладони была небольшая царапина, совсем небольшая царапина… и кровь, это маленькая царапина кровоточила. В тоже мгновенье она почувствовала лёгкое, почти невесомое дуновение в спину. Раздался щелчок. Она с надеждой повернулась… да!, она угадала это, был Он.
Молодой человек недвижно стоял в углу, его силуэт прикрывал полумрак, а глаза, видимо также от слёз, безнадёжно мерцали. Волосы торчали неровными лоскутками, как будто их в истерики рвали, из-под дырявой кожаной куртки колоритно выглядывала больничная пижама, в его руке был пистолет, направленный на девушку. Глаза не выражали безумия, по крайней мере, не в той привычной форме, они лишь пугали безысходностью. Она улыбнулась, первый или второй раз, с тех пор как всё это началось, она улыбнулась ему.
- Тишина жестока, - негромко, но вполне разборчиво сказал он, - Я должен прострелить тебе руку, я должен…
- Ты плакал? – всё ещё с улыбкой, почти шёпотом, спросила она.
- Пожалуйста,… прошу тебя. Мы должны прострелить твою руку, ты же понимаешь!
- Но это же не часть основной цепочки.
- Я наблюдал. Лифт открылся именно в тот момент, чтобы свет идущий из кабины был направлен тебе в лицо именно под таким же углом, как и свет от мерцающей лампы в конце коридора в момент того, когда ты подошла к лестничной двери. В твоём сознании отложилось, что свет от лифта ассоциируется с опасностью, поэтому свет от лампы вызвал в сознании сходный отклик, когда ты собиралась открыть дверь. И ты открыла её именно левой рукой, подсознательно используя её, чтобы закрыться от света. Тем самым ты задела вылезший на половину из двери гвоздь, что не произошло бы, если бы ты открыла дверь правой рукой. Следствие всех этих закономерных и спланированных событий – твоя царапина. Ты же понимаешь, это всё идёт по составленному для нас сценарию событий. Я должен прострелить твою руку, чтобы разорвать закономерность этой цепочки.
- А что если твой выстрел… - она нервно колебалась,- тоже деталь плана, достоверное событие.
- Просто я думаю… что… - он устало усмехнулся и немного колебался - … я люблю тебя… люблю,… больше этой грёбанной жизни, а такие чувства не смогут эмулировать. Значит, я не смогу сделать этот выстрел.
- Ты всё-таки плакал, – уже утвердительно произнесла она, и поднесла левую руку к дулу пистолета - сумасшедшие не плачут.
Здесь было так ужасно тихо - он, она и пистолет между ними. Молодой человек заметно колебался, но не мог найти выхода. Решимость неумолимо, сменялась слабостью, слабость – отчаянием. У окна лестницы ведущей вниз назойливо жужжала муха, она лихорадочно билась об стекло, стремясь к серому небу, но она не знала, что свободный путь к серому небу это иллюзия, а правда была лишь в оконном стекле…
Часть 2. Дождь навсегда.
Тихое и мерное шуршание ботинок, каблуков, туфель,… шорохи движущихся чёрных колёс, обнадёживающий скрежет тормозов,… скучное, серое море лиц, надменные, красивые, ласковые, холодные… голоса. Мир засыпает и перерождается. Он должен изменится, миру стало тесно от всех этих серых прохожих обдаваемых медленными каплями дождя. Поток событий превысил критическое значение, мир хочет очиститься, стать пустым со всеми этими людьми, котятами, спутниковым телевидением, заборами, домами и чувствами. Лишь пустота вечна, лишь пустота навсегда…
Часть 3. «Бойся данайцев дары приносящих…»
Коридоры сменялись коридорами, лестницы лестницами, а уже мёртвые глаза мёртвыми глазами. Они отчаянно бежали, они безысходно бежали, они невыносимо бежали. За ними гнался Мир, от которого они отвернулись.
- Боже за два года здесь всё поменялось! - почти надрывным, задыхающимся голосом произнес он, - мы должны найти эту дверь. Это где-то на верхних этажах, мы обязательно найдём.
- Знаешь, мы не можем найти,… потому что здесь всё одинаково, – тихим уже потерянным голосом отозвалась она.
Они стояли в обшарпанном, сумеречном коридоре, в одном конце которого безнадежно мерцала сломанная лампа, в другой молчаливо стоял подозрительный фикус.
- Просто все эти долбаные коридоры одинаковы – с усилием прошептала ему она, и добавила, - ты же знаешь, мы… уже пропали…
- Нет!!! Мы выберемся! – он прижался к ней, схватив лицо ладонями – Ты должна верить, мы выберемся, мы не станем частью пустоты… не станем
- Но пустота повсюду – отрешённо произнесла она.
Из двери, рядом с которой они стояли, вдруг, совершенно неожиданно заиграла музыка, что-то из Баха, как всегда тихо, заунывна и серьёзно. Реакция была мгновенной, отчаянной… он, нежно отстранил её, и выстрелил в дверь. Пуля нехотя вылетела из чёрного ствола и как-то неестественно прошила дверь, оставив в ней совершенно круглое отверстие. Но Бах ни только не пропал, но и заиграл громче, с новой силой.
Рука к руке… они бежали по коридору по направлению к фикусу. Двери мелькали, как пропадающие деревья, фикус приближался, словно поезд, который подарит успокоение навсегда, воздух становился невыносимо приторным. В конце коридора они остановились, два потерянных сознания, два безнадёжных сознания. Их нервные дыхания сплелись, их глаза встретились блеском всё ещё теплившейся надежды. Кровь из её ладони, из ее, так и не прострелянной царапины, начала интенсивно капать, вследствие возросшего внутреннего давления и падала мерными, скучающими капельками на пол, рядом с фикусом.
- Пустота повсюду, – обречённо повторил он – Никто так и не заметил Апокалипсис…
- Кроме нас, - сквозь вновь наплывающие слёзы отчаяния, добавила она.
А мрачные мелодии Баха разливались по всему этому сумрачному коридору, по всему этому уже бессмысленному, по всему этому потерянному Миру, предвещая его окончательный конец. Он поднял голову и улыбнулся ей, словно в последний раз… в последний раз. Его ботинок скользнул по лужице крови рядом с фикусом, пистолет неосознанно выстрелил, подарив пулю ей в живот, а голова молодого человека ударилась о каменный горшок фикуса. Смерть нашла его мгновенно…
Она стояла на коленях и неестественно нервно улыбалась, держась за кровоточащей живот:
- Как же всё просто разыграно, - хриплым, уже умирающим голосом произнесла она.
Она медленно упала на серый пол, но умирающие глаза остановились в последнем стремлении видеть, на сломанной в другом конце коридора, лампе.
- Что с этой чёртовой лампой не так…! Где же Бог, который всё это починит?