Рыба-царь.
Пародия на Виктора Астафьева, памяти его.
Повыперло сонышко и огрело всю эту рвань, ползающую с пешнями и коло-воротами по широкому, распластанному озеру в поисках Царь-рыбы.
Сидел Венька Козел с простреленным легким, ножевой бандитской раной в животе, с откушенной по локоть другим бандитом рукой, сидел над лункой, потя-гивал чинарик, выскребая из головы своей, на весеннем солнышке не шибко со-образительной, очередную поэтическую строчку.
Детство Венькино, проведенное им возле большой угольной кучи у железно-дорожного полотна на станции "Соленая", было суровым, послевоенным, голод-ным. Может от этого, как бы возмещая былые утраты, раздобрел Венька на не особо сытном, но обильном милицейском пайке. И ежли б не ныли старые раны (шутил Венька - ветерана англо-бурской войны) радостно б смотрел он на свет белый. А тут еще стихи, кудрить их, мучили Веньку, тошнили, словно старую пьянь-бабу, пресловутую, нередко Венькой подбираемую на улицах, которой и имя забыли, но кличка-ярлык всем знакомая была у нее: Лужа. Стихи Венькины интеллигентская сволочь печатать не хотела, снобировала, сигареткой затягива-ясь: "Слишком все натурально, не поэзия, а протокол допроса". Но Венька пер в открытую, выдавал за строчкой строчку, чистой, как капля весенняя, легкой, как птица на подъем, поэзии.
- А засолить твою ать! - раздалось над Венькой, ушедшим в мир своих точе-ных золоченых образов.
Встал над Венькой Багорыч, легендарный рыбак. Штаны ватные, протертые пониже поясницы, валенки, бушлат солдатский, шапка - безушка, полый аккурат. Багорыч легендарным был за свой героизм рыбацкий.
В тот день не клевало у Багорыча, и решил он приманить рыбу старым де-довским способом: окуньё на ссаньё. Присел над лункой, ватные штаны рассупо-нил и только прицелился, как хватил на непредвиденную наживку Пёрш. Жуткая рыба Пёрш, разведен он в Патриарших прудах московских, помесь судака с бара-кудой и еще дрянью какой-то. Нынче же проник он и на юг и на север, да и на Дальний Восток. Впился Пёрш, а Багорыч, взвыв по-волчьи, однако за пешней по-тянулся, и, крикнувши: "А, пропадай она, бабья радость, так ее ать!", принялся лед крошить, ширить лунку. Разбил лед, пешню бросил, вытащил перша, поддев за жабры, и, только потом, боль почуяв, шкалик в штаны себе вылил, а другой зал-пом опрокинул, жутко на все озеро матерясь. Пёрш был килограмма на три, в тот день его в магазине взвесили, три триста оказался. "Это такую тяжесть-то, вона, на чем держал, ать его, - удивлялся Багорыч, - а все вытягнул, сатана, багрить-травить!" Его Багорычем за это звали: "багрить-травить", но, после той рыбалки, по-другому звать стали, нецензурно, зато по-русски замечательно метко.
- Вот, и я говорю, засолить твою ать, - начал Багорыч, - молодежь ноне по-шла - дрянь, сучьи выплодки, красятся, мажутся, заклепки, этикетки, там, разные, за них ли я кровь свою проливал, твою ать, спрашиваю?!!
Венька кивнул: "Не за них, Багорыч, не за них!"
"А за кого?" - подумалось Веньке, и вспомнилась ему Фенька Заныкина, мо-лодая деревенская баба. Грудь у Феньки, словно два валуна с Валаам острова, попробуй, удержи их за пазухой, да, она, Фенька и не пыталась удержать. Зад, словно кормовой винт боевого крейсера, ножищи, ручищи, голова! Всю свою жизнь молодую Фенька навоз на свиноферме месила, и ничего. Двух сыновей от двух отцов родила, незамужняя, крепышей, не чета городским диатезным. Надо будет, и еще родит. Сыновья тут, на свиноферме, и росли. Фенька в отпусках не сидела, работала. Иногда из одной груди дитя кормит, а к другой уж поросенок присосался. "Ничаво, - говорила Фенька, - мово молока на всех хватат!" И хвата-ло!
"Вот, за таких кровя проливаем", - подумал Венька.
- Слышь, Багорыч! - крикнул он удаляющемуся легендарному рыбаку, - за та-ких, как Фенька кровя проливали, и за ейных детей!
Багорыч застопорился, вспомнил Фенькины сильные формы, загоготал и да-вай пешней размахивать. "Будя клев-то", - орал он.
Венька глянул на сонышко и согласился. Новая многосложная рифма посе-тила его, и рука невольно потянулась к блокноту, который здесь же, рядом с мо-тылем прикормочным, валялся.
"Будя клев, будя!" - неслось над озером, и рвань рыбацкая стрепенулась, оживилась, наживку проверила, на крючок поплевала, авось клюнет Царь-рыба - то.
13-18.3.1986 г.