Я не знаю зачем Она пришла в мою жизнь, не помню, когда именно это случилось. Может быть, только вчера, а может быть, тысячу жизней назад. Время причудливым образом смешалось и закрутилось в спираль… Ничего конкретного не остается во мне, поэтому, чтобы сохранить хотя бы ненадолго ее глаза, я пишу. Пишу то, что уже было и еще не раз повторится не с целью предупреждения, но для себя, для нее, для тех, кто помнит или мог помнить…
Был снег. Липкий, мокрый, грязный… Она открыла глаза навстречу молчанию, одела ангельскую улыбку и вышла из дома. Там, на улице, вовне не было Ничего, но эта пустота знакома странникам, сумасшедшим и пьяным детям. Ее рыбий хвост очень быстро превратился в стройные ноги, а коготки надежно прятали перчатки рук. Она очень неохотно спускалась вниз по звездной лестнице, ибо память о недавней боли еще терзала и давила. Она оглянулась в последний раз, и стало понятно – решилась, и стало ясно – Ведьма. Дорога становилась все круче и сложнее, это значит Земля близко.
Месяц подмигнул лукаво юной ведьме… А дальше была пропасть, и - Рождение… Не удалось стать волчицей, но она приняла человеческую оболочку и на долго забыла о рыбьем чешуйчатом хвосте.
Был снег. Сухой, жесткий, колючий. Она нашла кольцо из тусклого серебра в одном из своих снов, примерила его и поняла – Тьма. Она приняла ее, как принимают новое учение, как принимают добрую весть. Ведьма не верила людям, ненавидела их за не-свободу, не верила в чистого, непорочного Бога…
Она постучалась в мою дверь робко и неуверенно, а после дерзко толкнула ее ногой и ворвалась леденящим ветром. Я исповедовала свет, и ничего не смогла ей подарить, да она и не хотела подарков.
Четыреста лет подряд мы были тенью друг друга, и вот…
ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ВЕДЬМЫ: (1)
В необъятности, раскаленной до красна, в опустошающей, как тишина, восходила молодая да ранняя, бьющаяся в истерике, непорочная, как зачатие, звезда нового Вифлиема.
И в грязной, потрепанной рубашке по городу шагал новый маленький Иисус… Холод пробирался в его нутро, и он не верил, не надеялся, не просил.
Он спрячется в подворотнях от собак, что идут по его следу от самой Голгофы до грязного подъезда…
Он не помнит ничего, но у него есть пистолет. И благословение его точкой расползается по льду… И пусть никто не смеет подойти близко, НО ЛЮБОЙ ПРОРОК НАЙДЕТ СВОЕГО ИУДУ, и продажная шлюшка позвонит пославшему ее, пока он будет спать…
*
Рассвело. Я поняла, что люблю ее. Она сыпала откровениями и откровенностью. Только пошлость и серость она презирала.
Меня тянуло к Ведьме, я чувствовала в ней загадку, тайну, которая никогда мне не суждено открыть, и она сказала:
- Я просто заблудилась в своих фантазиях и боюсь, что однажды не вернусь оттуда…
А потом она задумчиво улыбнулась и прошептала:
- Не стоит плакать. Ты просто заблудилась. Ты просто села не на тот трамвай, а твои платья, шелк, кровати с балдахинами остались ТАМ. Скажи им всем «Прощай!» Не стоит сожалеть, пусть сердце не на месте. Всегда есть то, что неизменно. Искусство… ты найдешь в нем свое потерянное время. (2).
Зеленые ее глаза мерцали ровным светом, бездна их скрывала великие тайны, в которые она была посвящена, а на губах дрожали слова нежности и проклятий.
Но я уходила всякий раз, когда меня звал Ангел и гремел ключами от межвременья. Ведьма оставалась, и блаженно улыбалась мне вслед.
Но я знала, что она забывает обо мне всякий раз, когда мои следы на облаке зализывал ветер…
*
Иногда она срывалась с места и исчезала в оконном проеме. Как правило это было в новолуние. В эти дни мне становилось одиноко, и головная боль не отпускала ни на секунду. Меня мучили видения и страхи, я мечтала только о маленькой пещере где-нибудь высоко в горах, бродила по узеньким пустым улочкам и целовала голубей.
А ей было все равно. Она просто выпадала из обыденности, а когда возвращалась, вела себя, как ни в чем не бывало, и никто не смел ее спрашивать о чем бы то ни было.
Легкие этюды в стиле сумерек – это Она. Моя милая Ведьма укутывалась в легкость и позволяла себе улыбаться. Тогда появлялась иллюзия Чуда и Весны.
Я спросила ее о прошлом. Она молча ответила:
- А я любила облако, но оно ударило молнией, и теперь я как уголь – черная, я невеста чудная, чертова…
Шесть дней у меня ломило запястье…
*
Был снег. Липкий, мягкий, тяжелый. Я брела одиноко по аллее из больных берез. Она внезапно оказалась рядом, и я могу поклясться, что она возникла из воздуха.
Я подумала о том, что верю ей каждой клеточкой тела.
Она обвела меня мутным взглядом, и, ломая собственные пальцы, сказала:
- Никогда не сомневайся в словах ведьмы… она редко ошибается. Я это я. Тяжело…
Я поправила ее волосы, разметавшиеся и жесткие, и ответила:
- Знаю… и добрые дела грешны. Добро наказуемо… Тут отчего-то у меня защемило сердце, не хватало воздуха… но я продолжала:
- Напророчь мне камни и реку… Приворожи ко мне Ветер… а больше ничего…. я тебе верю…
Тяжесть отступила, но Ведьмы не было рядом. Она ушла так же незаметно…
Но в ушах звенел металлический ее голос:
- Я летела кукушкой, я видела что ты плачешь… не плачь! Я видела что ты ищешь – не теряла ты еще то, что стоит искать! Я видела что ты живешь… живи счастливо!..
Я упала на холодную грязную землю, и силы оставили меня…
ВТОРОЙ РАССКАЗ ВЕДЬМЫ: (3)
Что за ночь? Негры и снег сверкают так, что не уснуть. В хмуром небе так много солнц, что даже свиньи, любимицы луны, держат нас за своих братьев и сестер. Осенний мох – бог и судья. Мы все вернемся к нему. Ты из пыли. Я из огня… Мама видит сны.
*
Ты туманная.
Словно нездешняя.
Словно пеной морскою слеплена.
Словно воды бегут в тебе вешние.
Я открытая, я нелепая.
Я, в разбитое зеркало глядя,
Угадала твое отраженье.
Ты одна как черта на бумаге.
Я одна как шальное виденье. (4)
Так писала Она, возвращаясь с шабаша. Она не любила смотреться в зеркала, но я упорно дарила ей их.
Я, украшенная Распятьем, подходила к ней с пригоршней вишневых косточек, и тогда она плакала… нет, кажется не плакала, но глаза ее краснели и веки начинали подрагивать.
Она знала все, что от нее требовалось, и это давало ей право самой требовать…
Она помнила все свои прошлые судьбы, и иногда рассказывала мне их…
Я тоже иногда вспоминала что-то, но это были мгновенные всполохи, она же рассказывала подробно и четко, а в конце всегда добавляла:
- Теперь у меня есть еще одна жизнь, и ее мне нужно прожить по-другому. Это плохо, когда помнишь прошлое, но еще хуже знать будущее… разумеется, хуже… ТАМ будет так со всеми…
Она смотрела на синие нити, связующие людей, и боялась ненароком их задеть. В эти мгновения она предельно втягивала в себя коготки и, раня свою внутреннюю сущность, оберегала чьи-то бесполезные, бессмысленные жизни…
Был снег. Красивый, сухой, жесткий. Мы сидели на крючке луны и полоскали в прозрачном воздухе шелковые платки. Ими обычно вытирают кровь. Я – из жалости, она – из равнодушия.
Она наполнялась малиновым светом и грызла большое яблоко… Потом наклонилась ко мне близко-близко и поцеловала горячими губами в плечо. Нестерпимая боль пронзила его, но я была рада. Приближался ее Главный День…
*
С самого утра небо было ясным и солнечным. Она, бледная и усталая, пришла сегодня в последний раз. Мы обе это знали. Я не коснулась ее даже дыханием, а она, в черном ореоле, крикнула:
- Я буду всегда с тобой. Я останусь в одном предсказании: С каждым третьим восходом солнца все, чего ты боишься, пройдет. Это мой подарок… Я тихо улыбнулась и проводила ее взглядом. Она поднималась по звездной лестнице, и махнула мне на прощанье рыбьим чешуйчатым хвостом…
Март 2006.
_______________________________________________**Она ушла. Все её рассказы и письма, стихи и портреты сгорели той же ночью. Единственные подтверждения её существования – рассказы, приведённые выше. В каждом её слове живёт Ведьма… Не Ведьма даже, а просто Та, Которая…