УЖАЯ ЖИЗНЬ
ИЛИ
ВИСОКОСНЫЙ ДЕНЬ
Пьеса
Действующие лица
Надежда – женщина лет сорока, не утерявшая привлекательности, но, заметно, слабо следящая за своей внешностью, очень бедно одетая. Все движения плавны и пластичны, говорит немного медленно, нараспев.
Сергей – мужчина лет пятидесяти, впрочем, довольно солидной и презентабельной наружности. Нервен, порывист. Выглядит болезненно. Постоянно жестикулирует. Говорит сбивчиво, волнуясь. Движения резки. Производит впечатление человека «не в себе».
Вера – худая дама, строго одетая и причёсанная. Одета во всё чёрное. Говорит как будто «в себя», движения несколько заторможены. Вся она точно напружинена. Постоянно перебирает чётки.
Любаша – тип домохозяйки. Полная, чувственная, ещё довольно молодая, но, кажется, очень утомлённая и печальная. Всё время комкает платок.
Веруня – девочка 16-ти лет.
Надя – девочка 12-ти лет.
Люба – девочка 8-ми лет.
Марго – молодая красавица
Эдуард
Ангел
«Чёрный» - чёрный ангел
ГОЛОС
АКТ 1
Сцена 1
Комната Надежды. Вечер. Обстановка бедная: диван, письменный стол, два кресла с тумбочкой между ними, над которой висит зеркало, кресло-качалка, гардероб, книжный шкаф, шкаф для посуды. На одной из полок – патефон. На столе расставлены фотографии. Надежда входит и, не зажигая свет, тяжело опускается на край разобранного дивана.
НАДЕЖДА: Я вернулась… Здравствуйте! Здравствуйте, мои дорогие! Все, кого нет! Вы спрашиваете, почему я так поздно? О, ведь вы знаете, сколько работы у меня! Интервью, выставки, посетители… Вы беспокоились? Простите! Я хотела позвонить, но в телефоне селе батарейка. Как добиралась? На метро, мои дорогие! Ну, и что, что не по статусу? Я не гордая… Да и быстрее так… Нет, завтра опять дела! Прибывает иностранная делегация, и я обязана её встретить… Ну, не сердитесь! Вы же знаете, что я не могу иначе… Но я всех вас, всех люблю, мои милые друзья! Дороже и ближе вас нет у меня никого…
(трясёт головой)
Господи, какую же чушь я плету… Я, наверно, с ума схожу. Интересно, как сходят с ума? И можно ли за собою наблюдать, что с ума сходишь? Никого нет… С детства я привыкла жить в воображаемом мире. В чужой жизни. Как она прекрасна – эта чужая жизнь! Там всё не так. Вернее, это здесь всё не так. Вопиюще не так! Знаете ли, друзья мои, откуда я теперь пришла? Не догадаетесь! С завода… С обыкновенного завода, от вида которого мне уже делается тошно… Как же тошно-то! Минула проходную, у которой привычно толклись работяги, привычно куря и выпивая после работы. Отчего-то домой никто из них не спешит… Странно, почему они всякий вечер собираются здесь и не расходятся? Неужели же нет у них «места, куда бы могли они пойти», никто не ждёт их? Пожалуй, и ждут… Да только с получкой, а её, когда после всех задержек выплатят, и показать стыдно: слёзы одни. Вот, и стоят там. Злые, прожженные… Потому что стыдно. Домой идти стыдно. А стыд, по русской традиции, как и многое другое, топят, да не в вине (это у благородных), а в водке, ещё и палёной к тому же… И так изо дня день, изо дня в день… Подъём по будильнику, тряска в битком набитом метро, грязная проходная, опостылевший за долгие годы завод, рутинная работа, опять проходная, метро и пустой дом, где и меня никто не ждёт… Я бы и не возвращалась сюда, бродила бы по городу, разглядывала витрины дорогих магазинов… Что вы, мои милые! Не зайду я в них ни за какие коврижки! Даже погреться… Потому что стыдно! Потому что смотрят на меня там презрительно и насмешливо, наперёд зная, что не куплю ничего, что нищая, по одному виду угадывая, что я не покупатель, а туристка… Туристка по «шопам»! Стыдно эти взгляды сносить! А февральские ветры гонят домой… Безжалостно! Продувают старое пальто, в каких ходят теперь одни старухи, больно покусывают ноги, превращающиеся в льдышки в старых, разбитых сапогах. Сапоги нужны новые. Безотлагательно. Вот, со следующей получки… Боже сколько раз я давала себе это обещание! Каждый месяц, а потом приходит получка и тотчас испаряется, подобно снежинке, упавшей на ладонь.
(поднимается, зажигает свет, достаёт из сумки очки и конверт, распечатывает и читает письмо)
Любаша… Какой ужасный почерк – не разобрать… И Максимки нет, чтобы прочесть…
Сцена 2
Всё то же. В углу появляется Любаша, садится в кресло.
ЛЮБАША: Здравствуй, милая сестра! Прости, что так давно тебе не писала!
НАДЕЖДА: И впрямь давно: время же летит…
ЛЮБАША: Очень рада, что у тебя всё хорошо. А, вот, мне тебя порадовать нечем. Уж прости, что опять буду плакаться. Кому ж, как не тебе? Боря, я писала тебе, уволился из института. Пишет книгу. Знаешь, я ненавижу его книги! Я бы, ей-богу, сожгла их… Бецкий был прав, когда говорил мне, что Боря, если и любит меня, то меньше своих книг. Я писала тебе о Бецком? Он приходил… Хватило же совести! Это после того, что сделал с моей жизнью… Ведь он разучил меня любить, вот что! Я теперь никого любить не могу, боюсь… А Борю я уважаю. Он умный, талантливый, гордый… Только, Надя, если бы ты знала, как я устала одна тащить весь наш дом! Я теперь уже рада, что нет у нас детей… На что бы тогда жили? А в школе завуч точит на меня зуб. Завидует, что меня дети любят, уроки мои охотно посещают, а её только боятся. А как же иначе, когда она в них людей не видит? Они же всё чувствуют… Я ей так и сказала. А она по больному самому: у меня, де, внуки уже, а вы детей своих нарожать не можете… Жаль мне её внуков. Боря целый день работает над своей книгой. Меня не замечает. Ему домработница нужна, а не жена… А я, между прочим, на рынке по выходным торговать стала. И одного боюсь, как бы ученики не увидели. Боря-то не узнает… Он на рынок не ходит. А, если узнает, удивится… Он ведь ничего, Надя, не знает! Ему и мысль не приходит, на что мы живём… Вот, думаю я, зачем всё? Разве у нас семья? Устала я, Надя, безумно устала… Поздравляю тебя с Днём Рождения! Счастья тебе, сестрица!
(уходит)
Сцена 3
То же. Надежда убирает письмо в конверт.
НАДЕЖДА: Бедная Люба… Как ей тяжело. Нужно написать ей что-нибудь ободряющее. Про сапоги писать не буду. И про всё остальное тоже. Зачем её расстраивать? Ей и так плохо… Пусть думает, что хоть у меня всё хорошо. А ведь как всё несправедливо! Ведь всё совсем по-другому быть должно было! Так как мы мечтали когда-то в детстве… Помнишь, Люба, как мы мечтали..?
Сцена 4
То же. Один из углов комнаты освещается ярким светом, и в нём появляются три девочки: Веруня, Надя и Люба. Веруня листает книжку, Люба возится с куклой, а Надя исполняет различные па.
НАДЯ: Любчик, а что ты будешь делать, когда вырастишь?
ЛЮБА: А ты что?
ВЕРУНЯ: С Надюшкой у нас всё ясно. Будет она у нас знаменитой балериной, станет танцевать в Большом, а потом поедет покорять весь мир, и провозгласят её новой Плисецкой. Так, Надюша?
НАДЯ: Плисецкой мне, конечно, не стать, но танцевать я буду! Танец – это жизнь! Но, Верусь, с тобой тоже никаких загадок. Ты у нас уникум! Отличница… несколько языков знаешь. Математику… Всё книжки учёные читаешь. Так и вижу тебя этакой профессоршей в очках…
ВЕРУНЯ (насмешливо): С пучком на затылке и сигаретой в зубах. Но планы у меня большие. Ничего не добивается лишь тот, кто ни к чему не стремится. А я, девочки, многого хочу от этой жизни. Я чувствую, что смогу очень многое сделать! Я хочу сделать какое-нибудь большое открытие и сделаю его! Я объезжу мир, я…
НАДЯ: И получишь Нобелевскую премию.
ВЕРУНЯ: А что? И получу! (смеётся)
НАДЯ: Любаш, а ты-то что молчишь? Мы тут планы строим, мечтаем, а ты что скажешь? Кем ты будешь?
ЛЮБА: Женой и мамой. Я буду сидеть дома и воспитывать детей. Их у меня будет очень много! Деток много быть должно…
ВЕРУНЯ: Я-то думала ты скромница, а у тебя тоже амбиции: в матери-героини метишь! (смеётся)
ГОЛОС ИЗДАЛИ (женский): Девочки, идите чай пить!
НАДЯ: Побежали!
Девочки убегают. Свет гаснет.
Сцена 5
То же. Надежда тяжело поднимается с дивана и зябко передёргивает плечами.
НАДЕЖДА: Холодно… Отчего так холодно всегда? Раньше тепло было… Так-то, милые мои друзья, жили на свете Вера, Надежда, Любовь и мать их София. И мечтали они, что будут счастливы, что всё-всё у них в жизни будет… И судьба казалась им безоблачной, а жизнь – приятной прогулкой. Вера, Вера… Ты очень любила цитировать великих, а я всё забыла. У тебя было много книг, а я их не читала. А одну цитату запомнила, из Цветаевой, кажется: «Судьба – это то, что задумал Бог. Жизнь – то, что сделали (с нами) люди…» Ты её цитировала в нашу последнюю встречу, поэтому врезалось… Что же с тобою сделали люди, Верунь?
Надежда опускается в кресло-качалку.
Сцена 6
То же. Появляется Вера и прохаживается взад-вперёд.
ВЕРА: Я однолюбка… Ты же знаешь, я из-за него из Москвы уехала. Я ведь для него на всё готова была. Меня как верёвку вить можно было! Но он любил Ирку, а я к тому же считала, что увести отца у ребёнка – грех. Господи, сколько я слёз выплакала! И понять не могла, за что её-то он любит? Ведь, когда мы с ним разговаривали, так даже и не спорили – симфония душ, полное понимание друг друга! Ну, почему не я? Я тогда сбежала из Москвы почти так, как иные бросаются под поезд. Разом прекратить эту жизнь! Я решила начать всё с чистого листа. Переделать себя. Я забросила медицину, все свои прежние увлечения, сложила их в сундук, заперла, а ключ выбросила. Занялась торговлей! Я! Интеллигентная девочка, окончившая музыкальную школу, мечтавшая спасать людские жизни, читавшая классиков эпохи возрождения – стала торгашкой! Я растоптала себя, чтобы подняться из праха уже другой. И мне удалось это отчасти. Во мне трудно уже узнать ту наивную «барышню». Безнес-вумен! Но правильно ли я сделала? Презирая деньги, всю жизнь посвятила зарабатыванию их. Отреклась от своих идеалов, предала саму себя! И теперь я не знаю, кто я! Я потеряла себя. Меня нет, понимаешь? Я умерла! Я раздвоилась, и эта раздвоенность с каждым годом увеличивается. Ведь так с ума сойти можно. Уезжая, я думала, что никогда не вернусь в Москву, забуду его! А не вышло! Не забывается! Вот, подъезжала сейчас, и сердце замирало: всё, как наяву, припомнила. Будто и не было стольких лет! Он ведь ничего не знает… И пусть не узнает никогда! Но только я никогда не перестану любить его. И, позови он, на брюхе поползла бы, как собака, забыв свой столь долго возводимый образ железной леди… Я всегда считала себя сильной, я думала, что со всем справлюсь… Я выкинула из жизни всё прежнее, я стала жить чужой жизнью. Чужой, понимаешь? От своих прежних идеалов я откупаюсь благотворительностью и общественной деятельностью. Если бы ты знала, как противна мне эта деятельность! Пустая трепотня, имитация дела при боязни оного! Они говорят, что всё ещё исправится, что трудности временны. Но ведь нет ничего более вечного, чем временное! Я утеряла квалификацию, искалечила душу… Наша организация! Да нет её! Есть лишь имитация… Как мне осточертели наши заседания! Эта бездельная болтовня о судьбах России! Ни к чему не ведущая! Десять лет мы говорим! И ничего! Да, полно, ведь за эти десять лет мы отвыкли от действия! Мы проболтали всё, что было у нас, прокричали наши силы… Слова – вот, всё к чему мы способны… А я уж и к тому не способна. Меня тошнит от слов: от своих и от чужих… Я им сказала всё это, они оскорбились: мол, ваши слова есть цинизм! Именно! Запомни, сестричка, самые отпетые циники выходят из неисправимых идеалистов, утерявших свои идеалы! Да они сами уже стали циниками. Сами пред собою притворяются! И я притворяюсь! Я придумала себя, придумала эту деятельность и пытаюсь всем доказать, что она важна… Да не нужна она никому! Я могла бы стать отличным врачом! Спасать людские жизни… От того, что я занялась всей этой чушью, никому пользы нет, а пациенты потеряли врача, наука, быть может, не дочтётся открытий… Каждый должен заниматься своим делом. Я это поздно поняла. Только не знаю уже теперь, где моё настоящее дело. А разве они верят, что их грёзы станут явью? Разве я верю? Скажи мне, Надюш, а ты ещё веришь во что-то? Честно скажи!
НАДЕЖДА: Разумом, может, и нет… Но, вот, что я скажу тебе. Я хочу верить и верю. Потому что, если не верить, то зачем жить? Для меня незачем… Для меня – моя вера смысл жизни.
ВЕРА: О, как ты верно сказала теперь! Светлый ты человек, Надька! Если не верить, то незачем жить! Именно! Именно! А ведь я ничему уже не верю… Изверилась! Орган веры атрофировался! Значит, мне жить незачем..? Незачем жить…
Вера обхватывает голову руками и быстро уходит.
НАДЕЖДА: Постой! Куда ты?!
Сцена 7
То же. Надежда поднимается с кресла, подходит к столу, берёт фотографию Веры.
НАДЕЖДА: А через несколько месяцев её не стало… Она не вынесла пропасти между мечтой и действительностью. Она так многого хотела… Да и я немало…
Надежда подходит к патефону, ставит пластинку. Звучит «Полонез Огинского».
НАДЕЖДА: А я ведь тоже могла жить иначе. Должна была жить иначе! Ведь я танцевала партию Адетты-Адилии однажды… Но неужели я уж ничего не могу? Нет, не может быть! Ведь танец – жизнь. Сейчас-сейчас я вспомню! Вспомню…
Надежда становится в позу, делает какое-то па и, оступившись, падает на пол.
НАДЕЖДА: Сумасшествие какое-то… Девятнадцать лет не танцевала и вдруг… Наваждение…
Надежда приподнимается, садится на полу и потирает ногу.
НАДЕЖДА: Ну, вот, кажется, ушибла… Поделом же! Распрыгалась, идиотка… Ох, как же опостылело всё. Безнадёга… Может, комнату сдать? Впрочем, бред. Она одна у меня. Было бы две… Гладишь, поселился бы кто… Украсть у меня нечего, кроме меня самой, а это уже нестрашно…
Звонит телефон.
НАДЕЖДА: Как же надоел этот телефон… Мне давно уже некому звонить… А всё звонят, звонят какие-то… А всё-таки надо подойти… Надо!
Надежда поднимается с пола и снимает трубку висящего над диваном телефона.
НАДЕЖДА: Алло. Если вам Петю, Машу или Веню, то вы ошиблись номером!
ГОЛОС (мужской, из трубки): А Катю можно?
НАДЕЖДА: Нет таких.
ГОЛОС: А Лену?
НАДЕЖДА: И Лены нет!
ГОЛОС: А Иру?
НАДЕЖДА: Мужчина, вам, собственно, кого надо?
ГОЛОС: А вас как зовут, простите?
НАДЕЖДА: Надя.
ГОЛОС: Значит, мне нужно Надю.
НАДЕЖДА: Чего отмечаем-то?
ГОЛОС: В смысле?
НАДЕЖДА: По какому поводу пьянка?
ГОЛОС: В том-то и беда, Надя, что я абсолютно трезв, хотя пью уже третий день…
НАДЕЖДА: Спокойной ночи!
ГОЛОС: Постойте! Не вешайте, пожалуйста, трубку! Давайте поговорим. Ведь вам же тоже одиноко и не с кем поговорить, и нечего делать, правда?
НАДЕЖДА: С чего вы взяли?
ГОЛОС: Если б вы были не одна, то повесили бы трубку сразу. Равно как, если бы смотрели телевизор… Кстати, почему вы не смотрите телевизор? Одинокие женщины именно так коротают вечера…
НАДЕЖДА: Сломался. А вы специалист по одиноким женщинам?
ГОЛОС: Нет, по телевизорам… Кстати, меня Андреем зовут.
НАДЕЖДА: Вам-то что неймётся в такое время? Ночь на дворе!
ГОЛОС: У меня жизненная драма. Жена бросила.
НАДЕЖДА: Ну, ничего! Переживёте!
ГОЛОС: А вас бросали когда-нибудь?
НАДЕЖДА: Представьте себе.
ГОЛОС: Давно?
НАДЕЖДА: Девятнадцать лет назад…
ГОЛОС: А сколько вам теперь?
НАДЕЖДА: Нескромный вопрос. Хотя пожалуйста: сорок.
ГОЛОС: В сорок лет жизнь только начинается… В девятнадцать такое переживать легче.
НАДЕЖДА: Быть может, если только это не изменяет в корне всю жизнь, выворачивая её наизнанку.
ГОЛОС: А вам очень хочется поделиться своей драмой. Вы, должно быть, гордая женщина и о ней никому не говорили. Так расскажите! С незнакомым человеком всегда легко делиться…
НАДЕЖДА: Вы, часом, не психолог?
ГОЛОС: Я его потенциальный клиент.
НАДЕЖДА: Коллега, значит. Ну, слушайте тогда… Жила-была молодая девушка, мечтавшая стать великой балериной. Она имела талант и уже танцевала главную партию в «Лебедином озере», когда на её пути встретился некий герой…
ГОЛОС: Баритон?
НАДЕЖДА: Хуже. Писатель.
ГОЛОС: Совсем худо, действительно…
НАДЕЖДА: Они встречались довольно долго, а потом девушка случайно узнала, что герой встречается ещё и с её подругой, и что подруга по уши в него влюблена.
ГОЛОС: Двойная измена.
НАДЕЖДА: Нет, подруга ничего не знала о том, что у героини роман с её возлюбленным. А героиня не захотела открывать ей глаза. Пожалела. Решила, что она со своим сильным характером это как-нибудь переживёт, а подругу огорчать незачем.
ГОЛОС: Благородно. Что же было потом?
НАДЕЖДА: Потом всё было банально до пошлости. Через месяц героиня узнала, что беременна.
ГОЛОС: Аборт, искалеченная жизнь, одиночество…
НАДЕЖДА: Нет. Родился сын. Только после этого здоровье героини несколько пошатнулось, и танцевать она больше не могла. Образования у неё не было, родственников, которые могли бы помочь тоже. Поэтому, чтобы обеспечить сыну нормальную жизнь, героине пришлось идти работать на самый обычный завод…
ГОЛОС: А герой…
НАДЕЖДА: Герой ничего не узнал.
ГОЛОС: Вы сильно любили его?
НАДЕЖДА: Почему в прошедшем времени? Я и сейчас его люблю… Как это ни глупо. Ну, а вас-то почему жена бросила?
ГОЛОС: Надоело жить впроголодь. Нет, она не виновата… Это всё я. Видите ли я не умею вертеться, ходить по головам, качать права… А она хотела жить по-человечески. И имела на полное право. А он как раз умел всё то, что не умел я. Имел всё, кроме учёной степени… Да кому она нужна теперь – эта степень? Надо будет – он и её купит…
НАДЕЖДА: Тоже банально.
ГОЛОС: Слушайте, Надя, а, может, нам встретиться? Мы ведь два сапога пара… Хотите я приеду к вам? Телевизор починю?
НАДЕЖДА: Не стоит… Зачем? Я уже немолода, некрасива, не очень здорова… У меня чудовищный характер. И потом я вам не нужна. Вам нужна ваша жена, а я буду лишь средством отвлечься от неё. Увольте!
ГОЛОС: А вы тоже психолог…
НАДЕЖДА: Потенциальный клиент.
ГОЛОС: Можно хоть позвонить вам?
НАДЕЖДА: Можно. Но не нужно. Поздно уже. Я устала и хочу лечь. Спокойной ночи, Андрей!
ГОЛОС: Спокойной ночи, Надя…
Надежда вешает трубку, подходит к шкафу и достаёт из неё фотографию сына.
НАДЕЖДА: Максимка… Господи, как же я соскучилась по тебе! Пока тебя не забрали в армию, я каждый день бежала с работы, зная, что ты ждёшь меня, что тебе нужно приготовить ужин… А теперь не к кому бежать. Ты не поверишь: я совсем перестала готовить. Для себя – не хочу. Хозяйке в радость готовить, когда есть, кому порадоваться её стряпне. Хоть бы отпуск дали тебе! А то всё письма, письма… С последним письмом ты мне фотографию прислал… Возмужал! С каждым годом ты всё больше похож на отца… Как две капли! Но тебе я тоже не буду писать о том, что так себя распустила… Всё у меня хорошо, сынок. Ты только возвращайся быстрее!
Надежда целует фотографию и ставит её на место.
НАДЕЖДА: Господи, и отчего же мы все такие несчастные?
(поёт)
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит -
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит;
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
Не житьё мне здесь без милой:
С кем теперь идти к венцу?
Знать судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тесной келье гробовой.
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска...
Скоро ль, скоро ль, гробовая
Скроет грудь мою доска?
(вздыхает)
Ночь на дворе… Надо ложиться. Уже утро скоро…
Надежда подходит к зеркалу, распускает волосы и внимательно смотрит на своё отражение.
НАДЕЖДА: Смешно… Если б не Люба, я и впрямь забыла бы, что сегодня мой день рождения. Десятое по счёту! Смешно… Угораздило родиться в високосный день, 29 февраля… День рождения – раз в четыре года. Ну и слава Богу! Не люблю этого праздника… Никто не звонит, не поздравляет, не помнит… И сама я не помню уже. И какая радость отмечать то, что тебе осталось жить ещё на год меньше? Ведь это не время идёт вперёд, а жизнь – назад, и стрелки часов неумолимо отсчитывают убывание тебя самоё. Какая радость отмечать старение? Вот, уже и сорок лет… Я скоро превращусь в старуху. Настоящую старую старуху в поношенной одежде, с высохшим лицом и седыми волосами… А ещё смешнее, что неделю назад я поверила было в чудо! И ты, смотрящая на меня из зазеркалья, не попыталась меня в этом разуверить тогда! Почти событие было! Да и не событие даже, а лишь мираж… В метро заметила мужчину лет сорока пяти, интеллигентного и очень приятной наружности. Невольно залюбовалась им, и, к величайшему моему стыду, это от него не укрылось … Помнишь ли, моё дорогое отражение, как придя после этого, я изучала тебя, как старательно возвращала себе лицо? На другой день мы вновь ехали вместе… Так продолжалось неделю… Сколько раз зарекалась я мечтать! И опять не удержалась: мне представлялось, что, вот, сейчас он выйдет за мною из метро, подойдёт ко мне и скажет… А в этот понедельник он не появился. Не появился и во вторник. Каждый день я ждала его, но напрасно… Сегодня уже пятница… Боже мой, как быстро идёт время! Непоправимо… Спокойной ночи, моё отражение! Спокойной ночи, вымышленные мои друзья! Сладких вам снов…
Надежда опускается на диван и гасит свет.
АКТ 2
Сцена 1
Комната Надежды, погружённая во мрак. Раздаётся звонок телефона. Надежда снимает трубку.
НАДЕЖДА: Да…
СЕРГЕЙ (дрожащим голосом): Надя? Это ты, Надя? Не вешай трубку, прошу тебя!
НАДЕЖДА: Что случилось?
СЕРГЕЙ: Надя, они все, все сговорились против меня! Она… Они… Им нужны мои деньги. Они хотят выставить меня сумасшедшим… Но это неправда! А, может, и хуже того… Я не знаю, что делать! Мне некуда идти! Они все заодно – я знаю…
НАДЕЖДА: Ты помнишь мой адрес?
СЕРГЕЙ: Нет! Я ничего не помню… Что-то происходит со мной… Что-то страшное… Только не думай, что я действительно помешался!
НАДЕЖДА: Где ты сейчас?
СЕРГЕЙ: Я не знаю…
НАДЕЖДА (включая свет): Откуда ты звонишь?
СЕРГЕЙ: Телефон-автомат…
НАДЕЖДА: Где он расположен, Серёжа? Опиши это место?
СЕРГЕЙ: Здесь рядом наш парк… И ещё кинотеатр…
НАДЕЖДА: Я поняла. Это наше место! Серёжа, жди меня там, пожалуйста. Я сейчас приеду. Только никуда не уходи! Слышишь?
СЕРГЕЙ: Приезжай, пожалуйста…
Надежда гасит свет и быстро выходит из комнаты.
Сцена 2
Всё то же. Входят Надежда и Сергей.
СЕРГЕЙ: Ты понимаешь? Я сам видел, как она что-то подмешивала мне в чай. Вот, этими вот глазами! Ты мне не веришь? Не веришь?!
НАДЕЖДА: Я верю. Успокойся, пожалуйста.
СЕРГЕЙ: Я тогда решил, что нужно бежать! Понимаешь? И как можно быстрее! Я знаю, что они хотят… Добиться признания моей недееспособности и сделаться хозяевами в моём доме! А я не хочу в бедлам! Лучше уж сразу… Они ключи от меня спрятали и деньги. А вчера кухарка-дурёха забыла ключи на полке, а я взял… А когда сегодня пришёл в этот парк, мне вдруг до того жутко стало. Надя, если бы ты знала, как жутко! Я никак не мог вспомнить, куда же идти, точно попал в какой-то лабиринт… И не знал, что делать, к кому бежать… Все меня предали… Это не люди… Это волки. Нет-нет! Не волки даже! А шакалы! Гиены… Стервятники! Я вдруг понял, что совершенно один, что мне идти некуда… Ты знаешь, как это страшно, когда некуда идти? Когда кругом снуют люди, а никому нет дела до тебя, некому протянуть тебе руку и вытащить… У меня чуть сердце не остановилось, в глазах темно стало… Я пропащий человек теперь… Зашёл в телефонную будку и вдруг вспомнил твой номер… Как высветился перед глазами… Подобный соломинке для утопающего… Тупик, один тупик вижу впереди… Страшен тупик. Если, прожив больше полувека, ты упираешься в тупик, значит, вся твоя жизнь оказалась напрасной… Я напрасно прожил жизнь!
НАДЕЖДА: Ты преувеличиваешь…
СЕРГЕЙ: Преувеличиваю? А чего же я добился в жизни? Посмотри на меня, Надя! Ведь я мертвец, живой труп! Моя единственная дочь мечтает лишь о том, чтобы я поскорее отписал ей наследство. Я был женат четыре раза! И что? А то, что теперь никого я так не боюсь, как своей жены… Она, пожалуй, не задумается и на тот свет меня отправить, не то что… Даже друзей на проверку не оказалось! Сплетники и лицемеры! Пока я был в силе, они хвалили и заискивали, но стоило мне ослабнуть, а моей благоверной пустить слух, как все исчезли! И все обрадовались! О, они теперь руки потирают! Они теперь… О, моя голова… Я в последнее время элементарные вещи забываю… И знакомых не узнаю… Я болен, Надя… Ты это должна знать. Но только им не выдавай меня…
НАДЕЖДА: Успокойся. Тебя здесь никто не найдёт. Тебе просто нужно отдохнуть немного, прийти в себя, и всё будет нормально.
СЕРГЕЙ: Что будет нормально? Что?
НАДЕЖДА: Жизнь не кончена, а трудности пройдут. Поверь мне.
СЕРГЕЙ (опускаясь на диван): Ошибаешься… Жизнь кончена… Ты, наверно, в ужас придёшь, Надя, а ведь я уж несколько месяцев её к себе примеряю…
НАДЕЖДА: Кого?
СЕРГЕЙ: Смерть… В петлю – противно… Под поезд – пошло… Всего лучше, Надя, это уснуть и не проснуться… «Уснуть и видеть сны»… Но лучше вовсе без снов! Меня в последнее время кошмары мучают… Устал я… А так – просто уснуть… Только одно страшит: знаешь, что?
НАДЕЖДА: Ад?
СЕРГЕЙ: Нет… Пожалуй, самое неприятное в нём было бы очутиться подле всей той мрази, с коей я здесь бился… Остаётся надеяться, что нас разведут по разным уровням. Но я другого боюсь! Я боюсь, что и там покоя нет! Что и там надо принимать решения! Думать надо! А я слишком устал здесь от того! Я не хочу ещё там… Для меня лучше и вовсе, чтоб никакой загробной жизни не было. Небытие! Вечный покой! А рая не надо… Знаешь, для всех других я бы хотел загробной жизни. Потому что, если она есть, то все дорогие мне люди не вовсе умерли. Они есть где-то! Они меня видят! И я с ними могу говорить… А всех врагов можно и в пекле вообразить… Но для себя лишь небытия желаю! Покоя! Надеюсь, этого я заслужил… Как Мастер. Не Света, но Покоя…
НАДЕЖДА: Ты в церковь сходить не пробовал?
СЕРГЕЙ: Не хочу… Я себя там чужим чувствую. Холодно мне там. Да и не посмею я себя верующим назвать. Христианином. Вера должна быть действенной… А я по заповедям ни дня не жил. Я язычник, Надя… А может, и вовсе – пустой сосуд… Правда, когда я слышу церковные песнопения и при этом гляжу на огонь, оставшись один (потому что не терплю я на себе посторонних взоров), мне кажется, что Бог есть… Знаешь ли, Надя, что такое верующий человек? Это человек, у которого эти песнопения в сердце всегда звучат! И огонь горит! Святое пламя!
НАДЕЖДА (опуская руку на плечо Сергею): Вот, ты отдохнёшь, поправишься. Когда потеплеет, мы поедем в одно замечательное место. Там будут песнопения, колокольный звон… А мы пойдём в лес и разведём костёр, как когда-то… Ведь очень много есть чудесных мест! И мы обязательно туда поедем.
СЕРГЕЙ: Когда ты так говоришь, хочется верить тебе…
НАДЕЖДА: Так и верь! Я пойду сделаю чай. Ты замёрз совсем.
Надежда выходит.
СЕРГЕЙ: Действительно, холодно… Мне в последнее время всегда холодно. Это, наверно, потому что она где-то рядом бродит. Бродит-бродит, а не берёт пока… Присматривается! Она ко мне, а я к ней… Я на днях совсем рядом её почувствовал. Почувствовал, как она своей рукой сердце мне сдавила… Но отпустила зачем-то… Мне даже страшно не было. Почти радостно…
Надежда возвращается с подносом, на котором две чашки чая, и печенье.
НАДЕЖДА: Прости, гостей я не ждала, поэтому в доме хоть шаром покати.
СЕРГЕЙ: Мне всё равно. Мне теперь, Надя, не до чего нет дела… Всё как-то глупо вышло, издевательски глупо… Я уже год ничего не пишу, ты знаешь? Не могу. Не могу! Они выпили меня, и, как пустую, никому не нужную бутылку, разбили об асфальт… И остались одни осколки!
НАДЕЖДА: Пей чай, а то остынет.
Сергей отхлёбывает чай и оглядывается вокруг.
СЕРГЕЙ: Здесь никого нет сейчас?
НАДЕЖДА: Помилуй, где?
СЕРГЕЙ: Здесь, в квартире!
НАДЕЖДА: Никого.
СЕРГЕЙ: А мне отчего-то кажется… Мне всё последнее время кажется, мерещится… Ты дверь заперла? Запри на все замки… Крепко запри! У тебя плохая дверь… Деревянная. Её легко сломать!
НАДЕЖДА: Зачем кому-то ломать мою дверь? Посмотри вокруг – что с меня взять?
СЕРГЕЙ: Да… Кажется, что я вернулся лет на двадцать назад… Неужели здесь ничего не изменилось?
НАДЕЖДА: Изменилось. Мебель обветшала, телевизор сломался…
СЕРГЕЙ: Ты одна живёшь?
НАДЕЖДА: Как видишь. Люба вышла замуж и уехала на Украину.
СЕРГЕЙ: А ты?
НАДЕЖДА: А я осталась.
СЕРГЕЙ: Ты ведь танцевала… Или я опять забыл что-то?
НАДЕЖДА: Не забыл. Но танцовщицы из меня не вышло. Сердце подвело… Работаю на заводе. Каждый день от звонка до звонка.
СЕРГЕЙ: Как ужасно… Ты – и на заводе! Такая тонкая, такая…
НАДЕЖДА: А ты думаешь, что на заводе только низший сорт работает? Не вам чета?
СЕРГЕЙ: Нет-нет! Прости. Я не то имел ввиду… Просто у тебя ведь совсем иная дорога была. Что же, и нормально тебе там?
НАДЕЖДА: Привыкла. Да что ж такого? Везде люди. Разные. Плохие и хорошие.
СЕРГЕЙ: А ты несчастлива, Надя…
НАДЕЖДА: Возможно. Но и не несчастна же. У меня, Серёжа, смысл есть в жизни. Установка, которая меня держит. Стержень.
СЕРГЕЙ: Что ж?
НАДЕЖДА: Надежда.
СЕРГЕЙ: Надеешься на лучшее?
НАДЕЖДА: Надеяться всегда надо, при этом не забывая готовится к худшему. Но я о другом. Меня зовут Надежда, и я стараюсь оправдывать это имя. Не называться лишь! Не ломаться самой и не давать ломаться другим.
СЕРГЕЙ: Ты всегда была сильной… А я… Я, вот, сломался. А преломленной трости не починишь…
НАДЕЖДА: Можно склеить. Если клей хороший, то трость ещё долго прослужит. Останется лишь едва заметный след.
СЕРГЕЙ: Зачем ты приехала в парк?
НАДЕЖДА: Ты позвал.
СЕРГЕЙ: Что же с того? Ты бы должна была бросить трубку и злорадствовать: получил, мол, по заслугам! Разве же можешь ты простить? Забыть? Я ведь, как не крути, тебя предал тогда… Ты должна меня ненавидеть.
НАДЕЖДА: Забыть – не могу. Забывать я не умею, к сожалению. А простить – почему же нет? С кем ты общался всё это время, Сережа? Может, в вашей просвещённой среде и принято бить лежачего, радоваться чужой беде, предавать, а меня этим мудростям в детстве научить забыли. И забыли сказать, что в протянутую руку молящего о хлебе следует положить камень!
СЕРГЕЙ: Никогда я не мог понять тебя… Ну, скажи, что тебе прибыло от твоей сердобольности?
НАДЕЖДА: А что прибыло тебе от твоей славы? Денег?
СЕРГЕЙ: Ты изменилась, Надя… Стала жёстче. А, может, я просто забыл, какая ты была. Я теперь всё забываю. Лишь какие-то обрывки время от времени встают перед глазами. И исчезают… Во тьму!
НАДЕЖДА: Я постарела, Серёжа. Но и ты уже не прежний. Стрелки часов быстро бегут, и их не остановить, не замедлить.
СЕРГЕЙ: Ты всё-таки заперла дверь?
НАДЕЖДА: На все замки. Тебе не о чем беспокоиться.
СЕРГЕЙ: Если они станут искать меня… Если придут сюда?
НАДЕЖДА: Не придут. А, если придут, я их не впущу и скажу, что тебя здесь нет.
СЕРГЕЙ: Правильно. Не впускай!
НАДЕЖДА: Ты бы ложился спасть. Тебе отдохнуть нужно.
СЕРГЕЙ: Нет-нет! Не хочу я ложиться в постель… Я просто буду сидеть и ждать.
НАДЕЖДА: Чего?
СЕРГЕЙ: Не знаю! Я ничего не знаю…
НАДЕЖДА: Тогда компромисс: просто приляг на диван, а я укрою тебя пледом.
СЕРГЕЙ: Спать я не буду. Я боюсь спать…
НАДЕЖДА: Напрасно. Сон пойдёт тебе на пользу. Ты приляг, а я буду сидеть рядом и охранять тебя.
Сергей ложится на диван, и Надежда укрывает его пледом, садится рядом.
НАДЕЖДА: Помнишь, ты однажды простудился, у тебя была высокая температура, а я тогда тоже сидела рядом и читала тебе вслух. Переписку моей бабушки с дедом. Помнишь? Ты ещё восхищался, как в те времена умели писать.
СЕРГЕЙ: Нет, не помню…
НАДЕЖДА: Так хочешь, я тебе эти письма прочту снова? И ты вспомнишь.
СЕРГЕЙ: Прочти.
Надежда поднимается, подходит к шкафу, достаёт шкатулку, извлекает из неё пачку писем, снова садится рядом с Сергеем и, развернув первое письмо, читает.
НАДЕЖДА: Любезный мой друг, Фёдор Фёдорович! Как же долго не было от вас писем! Я извелась, не получая от вас вестей, и едва не захворала. Приезжавший после ранения ваш друг, Дмитрий Николаевич немного успокоил меня, сказав, что видел вас живым и здоровым. Но какая же это мука столь подолгу ничего не знать о вас наверно! Всё то время, что вас нет рядом, я живу лишь ожиданием, надеждой на скорую встречу с вами. У меня чувство такое, что целая жизнь прошла! Свет мой Фёдор Фёдорович, я посылаю вам с этим письмом образ, который долгое время хранился в нашей семье. Как в романе Толстого, помните ли? И отец мой, и дед, и прадед брали его с собой, уходя воевать, и он хранил их. Даст Бог, охранит и вас! Я теперь посещаю курсы сестёр милосердия и, быть может, скоро отправлюсь вслед за вами на фронт… Как знать, может быть, случится нам свидеться? Берегите себя, Фёдор Фёдорович! Ради меня – берегите! Ибо без вас и мне жизни нет! Любящая вас, Надежда…
Сергей приподнимается на локте и глядит перед собой.
СЕРГЕЙ: Милая, ненаглядная моя Надежда Сергеевна! Ангел мой! Вот, уже полгода я не видел вас, и это время сравнимо с вечностью! Вдали от вас я тоскую и не нахожу себе места. В работе, в боях я, бывает, забываюсь несколько, но лишь ненадолго, и, едва лишь отвлекусь, как память о вас возвращается, и вы, как живая, встаёте передо мной. Точь-в-точь такая, какой увидел я вас тогда на балу… Не погрешу против истины, когда скажу вам, что даже здесь, на самой передовой, среди бесконечных и кровопролитных боёв, ни на секунду не забывал я о вас, голубушка Надежда Сергеевна! Память сердца хранит столь любезный ваш образ, и ночи напролёт я любуюсь вами, когда вы приходите во сне. Рвусь к вам, драгоценная моя, всею душой и молюсь лишь о том, чтобы Бог хранил вас и позволил нам встретиться вновь, когда кончится эта война. Кончится нашей победой. Пожалуйста, пишите как можно подробнее о том, как живёте вы, о всех печалях ваших и радостях! Нет большего счастья для меня здесь, чем знать, что вы помните обо мне и беспокоитесь, и ждёте. Целую ваши руки много-много раз! Кланяйтесь от меня вашей добрейшей матушке.
НАДЕЖДА: А говорил, будто ничего не помнишь! Я и не знала, что ты выучил наизусть это письмо…
СЕРГЕЙ: Я и сам не знал. Оно всплыло вдруг… Раньше умели писать!
НАДЕЖДА: Раньше умели чувствовать.
СЕРГЕЙ: Как красиво умели выражать эти чувства! Каким языком! Как тонко…
НАДЕЖДА: Как глубоко умели любить. Сейчас так не умеют. Не умеют чувствовать глубоко, красиво, тонко, а, значит, не умеют и говорить так, и писать…
СЕРГЕЙ: Это очень грустно. Жестокий век!
НАДЕЖДА: Нет. Слабые люди. Им причиняют боль, а они стараются возвратить её любому, кто оказывается ближе. Их боль от этого не утихает, но передаётся другому, и боль разрастается в геометрической прогрессии, а вместе с нею жестокость…
СЕРГЕЙ: Прочти ещё что-нибудь…
НАДЕЖДА (читает): Бесценный друг, Фёдор Фёдорович! Спешу сообщить вам, что вместе с другими сёстрами уезжаю на фронт. Со мною отправляется и Зиночка Мергель, которую вы должны помнить. Она играла в спектакле, что мы устраивали на именинах папы, главную роль. Мама очень волнуется за меня, а я так рада, что еду! Может быть, мы встретимся с вами, свет мой… Не переживайте и вы за меня! Я обещаю вам быть осторожной. Мне и не верится теперь, что была у нас иная жизнь, что были все те балы, вечера… Мирная жизнь! Но ведь она будет ещё, ведь правда? И война покажется нам тогда чем-то далёким, и мы будем рассказывать о ней когда-нибудь нашим внукам, как мой дед – о Крымской… Не правда ли, так и будет? Да нет, не так! Ещё лучше будет! Помните, как у Чехова? Через сто лет люди станут гораздо лучше нас, и жизнь станет лучше и прекраснее! И наши внуки увидят это, и они будут очень счастливы…
АКТ 3
Сцена 1
Комната Надежды. Сергей поднимается с дивана и протирает глаза.
СЕРГЕЙ: Что это? Как я здесь оказался?
(встаёт)
Наваждение какое-то. Ах да… Да… Бесконечная дорога, холод, снег… Потом телефонный автомат… Что с моей головой? Только обрывки какие-то – ни одной связной мысли. А где же..?
(замечает прикреплённую к телефону записку и читает)
В доме – шаром покати. Отошла в магазин. Скоро буду. Не волнуйся! В магазин, говоришь? А ну как с санитарами нагрянет? Отомстит? Нет, не может быть, чтобы она… Холодно как…
Сергей подходит к шкафу с посудой, распахивает его и достаёт бутылку вина.
СЕРГЕЙ: Бормотуха какая-то. Дрянь! А, впрочем, откуда у неё деньги на что-то путное. А, собственно, не всё ли равно, что пить, когда одно желание – напиться. В хлам, вдрызг, в… В общем, во всё, во что можно. До потери пульса. Хотя этой дрянью до такого состояния не получится.
(откупоривает бутылку и делает несколько крупных глотков) Гадость какая… Нет, так ведь невозможно! Послушайте! Всё шёл я, шёл… Мне всю жизнь снился сон: дорога, утонувшая в тумане… И я иду по ней, точно слепец. Слепец! Я слепец! Всю жизнь что-то искал… Счастья! Поиск счастья в тумане… Может, оно и встретилось мне, да я не заметил, разминулся…
(поёт)
Счастье моё, где же ты затерялося?!
А ещё видятся мне тени. Смотрят они на меня, головами качают… Осуждают! Вот, опять!
(оглядывается вокруг)
Ишь, сколько вас! Ну, что вы уставились на меня?! Судите?! А какое право вы имеете меня судить? Вы! Судить МЕНЯ?! Знаете ли вы, что такое всю юность терпеть унижения, на брюхе ползти, вымаливать жалкие подачки?! О, я вымолил всё! Всё вымолил! Деньги, славу… Но чего мне это стоило! А вы – су-ди-те? Скажите, вам приходилось голодать? По нескольку дней не иметь крохи во рту, терять сознание от голода? Нет?! Тогда уйдите, уйдите!
(падает на колени)
Отчего нам являются подчас эти уродливые призраки, тени? Кто они? О, я знаю, что это за тени! Это наши грехи, обретшие плоть! Грехи, сотворённые нами на жизненном пути, которые вдруг выползают из тумана… Иногда они имеют лица! Лица тех, кто был нами несправедливо обижен, через кого мы перешагнули, норовя завоевать себе место под солнцем… Странное это солнце, что не может рассеять тумана… Где оно, это солнце?! Нет его! Оно тоже мираж! Всё мираж! И, вот, толпятся они кругом, тянут руки, алча уволочь тебя в бездну, бормочут что-то… Мишка… Друг! Не смотри на меня так! Я не хотел, правда, не хотел! Но ты же знаешь, как это было тогда сложно… Я не предупредил тебя. Да, я струсил! Но ведь тебя же вскоре оправдали. И я хлопотал о том. Правда, хлопотал! Ах, эти ещё… Да, да, мы больны, мы превозносим себя, в глубине души зная, что отыграли своё, но доказывая с маниакальным упорством обратное и ложась неподъёмным шлагбаумом на пути всякого, кто пытается нарушить нашу монополию в нашей сфере… Вы, молодые, не обижайтесь! Придёт время, вы сами станете такими… И будете вымещать на первом попавшемся ближнем боль, когда-то вам нанесённую… Нет выхода, нет исхода… Одна чёрная бездна. Тупик! А, вот, и ты, белая, с чёрными квадратами вместо глаз, с безднами вместо глаз… Опять ты! Что ты крадёшься? Что ходишь вокруг меня? Приглядываешься! Никто меня не любит… Даже смерть не любит! Правильно! Смерть любит сильных, талантливых… Они – её пиршество! А я едва ли гожусь для повседневного обеда наскоротуху…
(отхлёбывает из бутылки и вдруг со стоном хватается за сердце) Всё-таки взяла…
(падает навзничь)
Сцена 2
Абсолютно чёрное помещение. Посреди него, на возвышении, лежит Сергей. Справа открывается дверь, и в неё льётся яркий белый свет. Входит женщина в белых ризах (ангел) и мужчина в чёрном облегающем одеянии. Они подходят к Сергею.
АНГЕЛ (Сергею): Поднимись.
Сергей поднимается.
АНГЕЛ: Готов ли ты покинуть мир и уйти вслед за нами?
Перед дверью возникает экран, на котором видны зелёные луга, ясное небо и река.
СЕРГЕЙ (глядя на экран): Готов!
«Чёрный» протягивает руку.
АНГЕЛ (останавливая его): Погоди! (Сергею) Уверен ли ты, что не оставляешь здесь ничего важного? Что ничего не забыл? Оглянись!
Сергей оглядывается.
Сцена 3
Всё то же. Другая сторона комнаты оказывается залитой обычным светом комнатной лампы. Там возникают Марго и Эдуард. Эдуард сидит в кресле и курит. Марго нервно прохаживается.
ЭДУАРД: Дура! Не могла уследить за своим старым идиотом! Куда он мог отправиться? Куда?!
МАРГО: Я почём знаю?! Эта дурища, наша домработница, забыл ключи…
ЭДУАРД: А если он догадался? Я тебе говорил, что нужно было вести себя осторожнее!
МАРГО: Перестраховщик! Это из-за тебя всё! Я говорила, что дозу нужно было брать больше! А ты? «Чем медленнее, тем меньше подозрений!» Получи, дорогой мой!
ЭДУАРД: Дай тебе волю, ты бы отправила своего мужа на тот свет в один раз, и мы бы отправились по этапу! Впрочем, ещё не вечер… Отправимся!
МАРГО: Не пугай меня! Он же был совсем безумен! Что он мог сообразить? Может, нам повезёт, и он попадёт под машину, или исчезнет! Если исчезнет, то через некоторое время имущество будет наше…
ЭДУАРД: А, если он встретит какого-нибудь приятеля, и тот догадается обо всём? Может, уже встретил? Где, вот, он сейчас?!
МАРГО: Да знаю я его приятелей! Они и напрягаться не будут! Был бы он у них, они уж позвонили бы…
ЭДУАРД: Очень обнадёживающе!
МАРГО: Что ты визжишь, неврастеник?! Сейчас, вот, Дашка явится. Может, ей удастся что-нибудь узнать о своём папаше…
ЭДУАРД: Угораздило тебя ещё падчерицу свою в дело взять! С ней ещё делиться!
МАРГО: Она, между прочим, нас обоих подслушала! И сдала бы, если б я ей долю не посулила!
Сергей опускает голову.
СЕРГЕЙ: Дашка… Вот оно как… И познаете их по плодам их… (Ангелу) Я готов!
Марго и Эдуард исчезают, комнатный свет гаснет.
АНГЕЛ: Больше никого не желал бы ты видеть? Оглянись!
Сергей оглядывается.
Сцена 4
Всё тоже. В том месте, где были Марго и Эдуард, вновь загорается свет. Виден иконостас, перед которым горят свечи. Перед ним стоит Надежда.
НАДЕЖДА: Пресвятая Богородица, Заступница, прости меня окаянную за все прегрешения, и, если надо, покарай меня, путь меня поразит Господь, но помилует тех, кого я люблю. Матушка, спаси и помилуй его! Прости ему грехи, пролей свет в душу! Когда я вчера голос его услышала, так у меня сердце оборвалось. И, когда ехала, грешная мысль, каюсь, мелькнула… Всё-таки когда-то он обидел меня… Но, когда увидела его, всё забыла! Если он и виноват в чём, то уж искупил всё сполна тем ужасом, который теперь в его душе! Помилуй же его! И сына нашего, Максимку, охрани! Может, приедет он скоро в отпуск… Встретятся отец с сыном… Ведь он же не знает даже, что у него сын есть! А должен узнать теперь! Пресвятая Богородица, спаси же его!
Явление исчезает.
Сцена 5
Всё то же.
СЕРГЕЙ: Как же это?! Не может быть… Мой сын?!
АНГЕЛ: Готов ли ты идти с нами?
СЕРГЕЙ: Нет… Простите… Я должен остаться! Я теперь понимаю, что не могу уйти сейчас… У меня ещё есть дела здесь.
АНГЕЛ: Верно. Не приспело ещё время твоё. Возложено на тебя отныне многое. Покуда не исполнишь, не придёт время. Не прощаюсь…
Ангел и «Чёрный» уходят в дверь, в которую врывается свет, дверь медленно затворяется. Мрак.
Сцена 6
Комната Надежды. Сергей лежит на полу. Слышится телефонный звонок. Сергей поднимается, тяжело подходит к телефону, снимает трубку.
СЕРГЕЙ: Алло…
ГОЛОС: Алло, это Надежда?
СЕРГЕЙ: А как вы думаете?
ГОЛОС: А вы, простите, кто?
СЕРГЕЙ: Я её муж.
ГОЛОС: Как?! Вчера она говорила, что у неё мужа нет…
СЕРГЕЙ: Вчера не было. А сегодня есть. Ещё вопросы будут?
ГОЛОС: Нет…
СЕРГЕЙ: Всего доброго! (вешает трубку)
Сергей подходит к шкафу, внимательно рассматривает фотографии, стоящие на полках и берёт одну из них.
СЕРГЕЙ: Мой сын. Сомнений быть не может… Копия… Только глаза – Надеждины… Вот ты какой, значит… Мой сын. Другая жизнь какая-то. Новая. Своя жизнь! Не чужая, а настоящая, своя… Возможно ли? А всё прошлое? Забыть! Они желают имущества? Пусть возьмут! Пусть! Я не буду судиться с ними… Ведь я мог так и не узнать, что у меня на свете есть целых два родных человека, ради которых стоит жить, работать. О, я ещё смогу работать! Я приду в себя, я найду в себе силы! Я напишу новый роман, непохожий на предыдущие, другой роман! Я стану другим и стану писать по-другому. И напишу главную свою книгу и посвящу его ей, моей Надежде…
(поёт)
Я вновь повстречался с Надеждой - приятная встреча.
Она проживает всё там же, и я недалече…
Слышится, как хлопает дверь.
НАДЕЖДА (за сценой): Я вернулась!
ЗАНАВЕС