Обочина

Обочина

Пьеса в 3-х актах

Действующие лица

Евгения Романовна Лиманова – женщина 60-ти лет, моложавая, сухопарая, с гордой осанкой и всё ещё красивым, хотя усталым, лицом. Характер независимый, твёрдый, но отзывчивый. Оптимистка, склонная преодолевать все жизненные трудности. Трудолюбивая и волевая.
Вера Кирилловна (баба Вера) – мать её 80-ти лет. Одинокая, меланхоличная старуха, потерявшая мужа в ВОВ. Она уже с трудом передвигается, хотя из гордости не позволяет помогать себе и старается не пользоваться инвалидной коляской.
Ирина – дочь Евгении, сорокалетняя дама со внешностью голливудской звезды, гражданка США, при эмиграции оставившая в России двоих детей.
Лера – её дочь, некрасивая, блёклая, худощавая, болезненная девушка с конским хвостом и большими очками с толстыми стёклами. Художница, учившаяся в Строгановке, продающая свои картины на местной толкучке и в тайне страдающая от собственной непризнанности, желания славы и любви.
Алексей – младший брат её, выпускник средней школы, готовящийся к армейской службе. Сильный, атлетического телосложения, честный, смелый. Красив. Похож на русского былинного богатыря.
Яна – девушка Алексея. Ладно сложенная смуглянка, страстная и любящая. Выросла в неблагополучной, многодетной семье. Одевается очень бедно, но опрятно, стараясь с помощью собственной фантазии приукрасить старые, с чужого плеча вещи.
Олежек – её брат, полуслепой, выглядящий мальчиком лет четырнадцати, когда на деле ему девятнадцать.
Мишатка – её и Алексея сын.
Леонид – ухажёр Леры, видный мужчина лет сорока.
Сергей Фролович – старый друг Евгении Романовны. Доктор наук. Типичный интеллигент. Ходит, опираясь на трость.

Действия разворачиваются в двухкомнатной «хрущёвке» Лимановой. Большая комната разгорожена надвое драпировкой. В одной части угол Леры, в другой – Алексея. Маленькую комнату занимает Евгения с матерью. Местом сбора семьи служит кухня. В ней же по ночам работает Евгения. Все комнаты представлены на сцене одновременно.

Между 1-м и 2-м актами проходит несколько месяцев. Между 2-м и 3-м четыре года.













Акт 1

Явление 1

Ночь. Комната Алексея и Леры закрыта. На кухне, согнувшись над небольшим столом, в тусклом свете ночной лампы на старой печатной машинке работает Евгения. В маленькой комнате горит ночник. В ней стоят диван, кушетка, у окна бюро и стул, у стены напротив гардероб. Часы ходики показывают 5.30. Вера Кирилловна, в халате и ночном чепце, сидит на постели и глядит на большую, чуть пожелтевшую от старости фотографию красивого, чубатого парня с широкой улыбкой в пилотке и гимнастёрке.
Вера Кирилловна (шёпотом): Ну, с добрым утром, Ромушка! Помнишь, поди, какой день-то сегодня? Или уже позабыл там? А я никак не забуду… Мы же поженились с тобой сегодня. Ровно шестьдесят лет назад… 22-го июня! А ровно через год началась война… Господи Боже, какие же мы были молодые! Какие счастливые! И горя много было, и жилось тяжко, а не чувствовалось… Ничегошеньки не чувствовалось! Дышалось-то легко! И усталости не знали мы. Иной день в поле напашешься, вечером дома наломаешься, а ночью… Эх! Сколько сил-то было! Помнишь, Митя, как мы с тобой мечтали, о том какие времена настанут? Как все-все люди счастливыми будут? И верили мы, что наших сил хватит даже мир перевернуть! А ведь почти хватило. В войну. А на счастье уже не осталось… Выпила она нас, война эта проклятущая. Помнишь, Ромушка, лес-то наш? Шли мы вместе по тропочке, плечико к плечику… А на мне веночек ромашковый. А пахнет как! Весной… И птицы щебечут – счастье нам прочат. Вот оно счастье-то! (всхлипывает) Дочку-то ты свою не поласкал, на плечах не поносил. Она и не знала тебя! Где ж ты сгинул-то, Ромушка? Даже и могилки у тебя отдельной нет… А есть лишь одна на всех – братская. К ней и пойду сегодня. Поползу! Отнесу тебе цветов, поклонюсь. А лес-то наш вырубили, и деревеньку спалили и застроили. Даже и памяти о нашем доме не осталось… Сорок лет, как городская стала. Видишь, какая я теперь? Ты бы и не узнал меня, знать. Дочка у нас справная выросла. А счастья и ей нет! Мать-одиночка. Берегла её, берегла… А замуж не пошла. Всё одно, де, жить с ним не сможем… Всё сама, всё сама! И всю жизнь так! А Иринка не в неё уродилась. Видать, в отца своего непутёвого. В семнадцать лет замуж выскочила, двоих детей родила, развелась и с каким-то американцем укатила. Тогда как раз перекройка начиналась… Уезжала, обещала Жене, что, как только обживётся, детей заберёт. Куда там! За пятнадцать лет ни письмеца! Как умерла… И осталась Женечка с двумя внуками малолетними. А времена-то какие шли! Нищета! А она гордая: «Мои, - говорит, - внуки ни в чём никому уступать не будут!» И всё для этого делала, в лепёшку расшибалась… В школе ей копейки платят и то через пень-колоду. Так она частные уроки давать стала. Всё-таки два языка знает. Умница она у нас. А по ночам переводы, переводы… За них деньги небольшие, но хоть что-то. А тут я ещё! Ромушка ну, почему Бог меня не приберёт к тебе? Я ж после инфаркта ни к чему не годная сделалась! Только место занимаю и задаром хлеб жую. Ведь нельзя так жить, Ромушка! Нельзя! Пенсия нищенская… Квартира – не разминуться. Лера с Лёшей друзей стыдятся привести. Но тут уж не попишешь. А всем остальным Женечка их обеспечила. Еда, одежда недорогая, но приличная. Лёшеньке – занятия самбо, Лере – художественная школа, краски, кисти… Теперь она каждый выходной свои картины на толкучку продавать носит, чтобы хоть свои нужды самой оплачивать… А охотников покупать почти нет. Месяц назад продала одну – праздник был! Сегодня опять пойдёт… А Лёша дома не ночует. Сказал – у друзей. А сам небось где-то со своей зазнобушкой милуется. Ему ведь и не привести её сюда. Комната с сестрой общая! Вот, кабы мне помереть, так и разъехались бы они… Нет, всё живу! Восемьдесят лет уже минуло. Зажилась… Пора! Ромушка, ты бы поговорил об этом… Ну, там… С тем, кто у вас за это отвечает? Или нельзя? Ну, ты как-нибудь ненавязчиво…
(Часы бьют семь раз)
Евгения (входя): Мама! Что ты тут бормочешь?
Вера Кирилловна: Ничего, Женечка. С папой беседовала… Мне в последнее время с ним так легко говорить стало, словно я уже там. Да ведь я уже ближе к небу, чем к земле…
Евгения (раздражённо): Опять похоронный марш! Оставь, пожалуйста, эти глупости! (стуча в дверь Алексея и Леры) Лера! Просыпайся! Пора вставать!
Лера (появляется на пороге совершенно одетая): Я сегодня и не засыпала. Твоя машинка мне всю голову продолбила. Даже фитили не спасли!
Евгения: Извини. Но мне нужно сдать этот перевод в понедельник. А оба выходных дня у меня заняты. Сегодня нужно убраться, постирать, приготовить обед… А завтра у меня два частных урока. Ехать далеко.
Лера: Я понимаю, ба. Я сегодня завтракать не буду. Поеду на Арбат. Попробую порисовать портреты на заказ. Может, удастся продать какую-нибудь картину.
Евгения: Ты что же, потащишь такую тяжесть на себе через всю Москву?! Подожди Алёшу. Он тебе поможет…
Лера: Да он ещё Бог знает когда явится! А я ждать буду? Ничего! Сама дотащу – мне не привыкать! Руки сильными будут. Тоже полезно. Хотя… кто на меня польстится!
Евгения: Лера!
Лера: Только не надо мне рассказывать о моей неземной красоте! Про себя я сама всё знаю!
Вера Кирилловна (тихо, обращаясь к портрету): Бедная девочка! Тяжело ей… Вот, оно, Ромушка, счастье наше.
Лера (подходя к двери и беря заранее приготовленный огромный портфель с картинами): И ещё… Если мне будет звонить этот негодяй Леонид, передай ему, чтобы забыл и номер моего телефону и дорогу к моему дому! (уходит)
Вера Кирилловна: Ты, Женя, ляг, поспи. Я сейчас чайку попью и тоже пойду. Папу навещу…
Евгения: От меня тоже поклонись там… А я действительно прилягу. Устала что-то. (ложится на кушетку, укрывается пледом)
Вера Кирилловна: Отдохни, дочка, отдохни… (уходит на кухню и закрывает дверь)
Евгения: Господи, что же я делаю не так? Как всё трудно… Нет! Нельзя жалеть себя! Нельзя! Это развращает душу. И сдаваться нельзя. И останавливаться! Жизнь – ледяная пустыня. Остановился, лёг – и замело тебя снегом, и замёрз ты насмерть, и не поднимешься уже. И спасение только в том, чтобы идти, не останавливаясь! Пусть ветер сбивает с ног, и снег залепляет глаза - надо идти! Иначе – конец! Идти и идти, идти и идти… Идти… Вечно… (закрывает глаза и засыпает)

Явление 2

Часы бьют одиннадцать раз, и одновременно раздаётся звонок в дверь. Звонок повторяется трижды.
Евгения (открывая глаза и торопливо поднимаясь): Иду, иду! Сейчас… Открываю! (подходит к двери, открывает и отступает назад, словно увидела призрак)
Ирина (входя): Здравствуй, мама.
Евгения: Здравствуй… Ира. Какими судьбами?
Ирина (озираясь по сторонам): Странный вопрос! Здесь, кажется, мой дом!
Евгения: Давно вспомнила? Можешь не оглядываться. Здесь ничего не изменилось за 15 лет твоего отсутствия.
Ирина: Как дети?
Евгения: Здоровы. Впрочем, какое тебе дело? Ты же ни одного письма им даже не написала! Даже не позвонила!
Ирина: Симон был против наших контактов.
Евгения: Да? А теперь, значит, разрешил?
Ирина: Он умер несколько месяцев назад. Разбился в автокатастрофе.
Евгения: Прости, не знала. Детей сейчас нет дома.
Ирина: Тем лучше. Я, собственно, хотела сначала поговорить с тобой. Может, ты всё-таки перестанешь держать меня в прихожей?
Евгения: Извини. Проходи на кухню.
(Проходят на кухню обе и садятся за стол. Кухня очень маленькая. В ней старый гарнитур и древний холодильник, крохотный, складной столик, над которым висит телефонный аппарат)
Ирина (закуривая): Я, мама, за детьми приехала. Я тебе очень благодарна, что ты позаботилась о них в моё отсутствие. Но ты сама понимаешь, что жизнь в этой стране для них лишена перспектив. Штаты – билет в счастливую жизнь! Считай, что таким образом я хочу загладить свою вину перед ними. У меня огромный загородный дом, большие счета в банках. Я создам им великолепные условия! Лера может найти престижную работу, открыть своё дело! Я ей помогу. Алёшу можно определить в Гарвардский университет. Или в Оксфорд. Я полагаю, язык он знает. Ты же преподаватель английского и наверняка передала свои знания внукам? Ну, что ты молчишь?
Евгения (дрожащим голосом): Как тебе хватило совести переступить этот порог?! Как ты смеешь говорить мне всё это?! Я не отдам тебе детей! Ты не имеешь никакого права на них!
Ирина: Ошибаешься! Я их мать!
Евгения: Нет! Ты не мать им! Не мать! И мне не дочь! За 15 лет ты не вспомнила о нас! Не поинтересовалась, как мы живём, живы ли? Ты знаешь, что бабушке пришлось идти в уборщицы в соседний магазин? Ты знаешь, что она себе инфаркт нажила? Что она год в больницах провела? Ты знаешь, что, чтобы её на ноги поставить, мы её квартиру продали, и ютимся теперь здесь вчетвером?! Ты ничего не знаешь! Не желала знать! И теперь у тебя хватает наглости являться сюда и строить из себя благодетельницу! Уходи отсюда! Слышишь? Уходи!
Ирина: Уйду! Но прежде чем выставлять меня из дому, подумай о внуках. Без эмоций! Лера всегда была способной девочкой… Рисовала…
Евгения: Она училась в Строгановке.
Ирина: Вот, видишь! И какая судьба ждёт её здесь? Безвестность и нищета! Уничтожение таланта! А Лёшка? Ему ведь как раз 18. Не за горами призыв. А сейчас война! Хочешь, чтобы его убили? Ну, что, не права я? Скажи!
Евгения: Чего ты хочешь от меня? В любом случае Лёша и Лера уже взрослые люди. Им жить – им решать. Как захотят, так и будет. Препятствовать им я не стану. Только неужели ты думаешь, что они простят тебя?
Ирина: А ты постарайся! Постарайся, чтобы простили! Поговори, объясни, убеди! Ты это умеешь.
Евгения: И что же я должна им объяснить? Что их мать променяла их на заморского дядю с большими деньгами? Они это и так знают!
Ирина: Я любила его!
Евгения: Ради Бога! Но я ни в чём не буду их убеждать. Максимум, что я могу, это передать им наш разговор, если уж у тебя не хватает храбрости самой явиться им на глаза.
Ирина: Пусть так. Я пробуду в Москве месяц. Вот мои телефоны (кладёт на стол визитку и поворачивается, чтобы уйти).
Евгения: Ира!
Ирина: Что?
Евгения: Тебе там очень одиноко, да?
Ирина: С чего ты взяла? У меня много друзей! Я счастлива! Прощай! (уходит)
Евгения: Врешь ты всё, Ирочка. Будь ты счастлива, никогда бы не вернулась. Есть у тебя много денег и огромный дом, в котором ты совершенно одна. Ты ещё красива. У тебя есть мужчины. Но бабий век короток… Придёт время, и ты им станешь не нужна. И тогда ты останешься совсем одна! И это страшит тебя. Вот, ты и приехала, чтобы купить когда-то выкинутых из благополучной жизни детей. Не вымолить их прощения, но купить! Какой цинизм! Я сама во всём виновата… Я растила тебя, как маленькую принцессу. Я хотела, чтобы ты была счастлива. Счастлива за меня, за мать… Я ни в чём не отказывала тебе, потакала твоим капризам. И в этой фанатичной любви не замечала, что воспитываю тебя жестокой эгоисткой! Ты обижала подруг. А я верила, что они виноваты сами. Я видела, что ты меняешься, но не хотела замечать, не хотела верить! Ты осталась одна. Твои друзья не выдержали твоей самовлюблённой гордыни. А я жалела тебя. Ты для меня всё ещё оставалась маленькой беззащитной девочкой… Ведь ты же была другой! Доброй, весёлой! Я упустила момент, когда произошёл в тебе этот страшный перелом. А когда увидела, было уже поздно. Ты превратилась в тиранку, в хамку, в бессердечную гордячку! Я сама воспитала в тебе сознание того, что ты лучше всех! И ты решила, что всё кругом обязаны тебе, и лишь ты никому ничего не должна. Ты должна только быть счастливой! Господи, ведь я же сама вдолбила тебе в голову эти слова! Но разве я имела ввиду такое счастье? Я своими руками погубила тебя, и теперь расплачиваюсь. Поделом! Страшно другое. За мою слепоту платят мои внуки, лишённые матери. Перед ними я виновата! И вся моя жизнь – искупление этого греха. Но как же я скажу им всё? Как они отреагируют? Алёша добрый. Он не станет сердиться. Он и не помнит мать. А вот Лера… Она-то всё помнит! Не сказать? Нельзя. Я не имею право скрыть от них и решить за них всё. Они сами должны выбрать свою судьбу. Но как?! Как сказать им?! Как?! (роняет голову на руки)

Явление 3

Часы бьют дважды… В квартиру тихо, опираясь на палку, не глядя на дочь, входит Вера Кирилловна и идёт к своей комнате.
Евгения: Мама! Всё в порядке?
Вера Кирилловна: Да…
Евгения: Мама..!
Вера Кирилловна: Что-то случилось?
Евгения: Н-нет… Ничего. Тебе что-нибудь принести?
Вера Кирилловна: Нет. Я прилягу. Не буди меня, ладно?
Евгения: Конечно, мама… Вот так! Даже посоветоваться не с кем. Ну, почему я обо всём должна думать сама?! Всю жизнь?! Боже мой, уже половина третьего! Я же собиралась убраться, приготовить обед… Ничего не успела! Нет, надо взять себя в руки и чем-то заняться. Нет сил!
(В квартиру влетает разгорячённый Алексей и заглядывает на кухню)
Алексей: Привет, ба! Чего такая мрачная?
Евгения: Так… Мне нужно поговорить с тобой и Лерой.
Алексей: Что-то случилось?
Евгения: Да. Ты иди пока. Отдохни, переоденься. А придёт Лера, тогда поговорим.
Алексей: Хорошо! Что-нибудь ещё, ба?
Евгения: Да. Алёшенька, я не успела приготовить обед… Так что мне совершенно нечем покормить тебя.
Алексей: И ладно! Я и не голодный совсем. Я хорошо позавтракал… У друзей. Так что ничего не надо, ба! (целует её в голову и уходит в комнату)

Явление 4

Часы бьют четырежды. В квартиру тяжело входит Лера, опускает свой портфель, утирает лоб локтём.
Лера: Сволочи. Мещане недобитые… Как меня всё достало!
Евгения: Что-то случилось, Лерочка?
Лера: Ничего особенного! Я ничего не смогла продать! Этой толпе не нужны картины! Понимаешь? Им не нужно искусство! Им на него плевать! Им нужны ковры! Чтобы всё большое, яркое, массивное! Если скульптура, то здоровая. Если декор, то только золото! Если картина, то яркая и на полстены! Ну, поехали бы на рынок и купили ковёр! Мишки на отдыхе! Ходят ещё, смотрят! Носами водят! Чтобы они понимали! Ненавижу! Всех! Всех!
Алексей: Что за шум? Сестричка, ты меня разбудила!
Лера: Извини!
Алексей: Нет, ничего. Только баба Вера отдыхает, и ты её своими воплями, небось, перепугала. Ну, чего ты? Успокойся!
Лера: Ничего ты не понимаешь, Лёшка…
Алексей: Где уж мне!
Евгения: Перестаньте ссориться, пожалуйста. Мне с вами с обоими нужно поговорить. Сегодня здесь была ваша мать.
Лера: Что?!
Алексей: Мама? Зачем?
Лера: Ясно зачем! Приехала грехи замаливать! Думает, ей здесь обрадуются! Наша мамочка приехала! Свинячья радость!
Алексей: Прекрати, пожалуйста. Она всё-таки наша мать.
Лера: Мать?! Волчица она, а не мать! Никогда, никогда я ей не прощу! Будь я на твоём месте, бабушка, я бы её с порога выставила!
Алексей: Что она хотела?
Евгения: Она овдовела. Теперь у неё большой дом, деньги… Она хочет, чтобы вы поехали с ней в Штаты. Там она берётся создать вам идеальные условия для жизни.
Лера (садясь на маленький кухонный диванчик): И что ты ей ответила?
Евгения: Я сказала, что вы всё решите сами.
Алексей: Да что тут решать?! Да как она посмела такое предложить?! Бросить тебя, бабу Веру, наплевать на всё, как она в своё время, и укатить в заморские края! Да никогда! Ты, бабушка, позвони ей и скажи, что мы с Леркой никуда не поедем! Жили без неё всю жизнь и дальше проживём! Без её благодеяний!
Лера: Говори за себя.
Алексей: Что?!
Лера: Я поеду с матерью.
Алексей: Как? Ты же говорила, что никогда не простишь…
Лера: Не прощу. Но это ничего не значит. Я её буду ненавидеть всю жизнь за то, что она меня предала. Но она слишком нам задолжала! По счетам надо платить! И она заплатит! С паршивой овцы, знаешь ли…
Алексей: Замолчи! Никогда не думал, что ты такая! Как же легко она тебя купила!
Лера: Ты не понимаешь ничего! Мы с тобой одну комнату делим! Это нормально, по-твоему?! Мне 23 года! Что у меня есть? Ничего! Довольно я унижалась! Хватит! Я жить хочу! Жить! Как люди живут! Я не как нищие! Мне осточертела эта дыра! Эта нищета беспросветная! Это считание каждой копейки! Толкучка эта! С её рожами! И стена! Везде стена! Её никаким лбом не прошибёшь!
Алексей: Хочешь перемахнуть через неё на плечах любимой матушки?
Лера: Хочу! А ты бы раскинул мозгами, Лёшик! Тебя ж забреют в осенний призыв и отправят в Чечню! Хочешь?
Алексей: Я дезертиром не стану! Наш дед воевал, и я буду! Я его имя позорить не хочу!
Лера: Дурак ты! Наивный мальчишка! Ты себя-то слышишь? Со стороны?! Господи! Дед воевал! Дел за Родину воевал! А ты за что будешь?
Алексей: И я за Родину. И ещё за всех тех пацанов, которые там служили. У нас во дворе все почти служили. Гришка с прошлой контуженный пришёл. А я, значит, свинчу? Вы, друзья, служите, а я с помощью вовремя явившейся мамки укачу в тёплые страны?! Да как я им в глаза потом посмотрю?! Нет, сестричка. Лучше с битой рожей, чем с нечистой совестью! А ты поезжай! Может, оценят там твой талант! Найдёшь себе солидного дядю, женишь его на себе…
Евгения: Алексей!
Лера: Дурак! Ну и пропадай здесь! А с меня хватит! (вскакивает и вылетает из квартиры)
Евгения: Лера!! (оборачиваясь к Алексею) Как ты мог, Алёша?
Алексей: Но разве я не прав?
Евгения: Не всякую правду глаза резать надо! А ты не подумал, что, может, и ты её довёл до этого решения? Нет? Вот, скажи, ты хоть раз взглянул на её картины? Хоть раз серьёзно поговорил с ней? О том, что её волнует? О её боли? А не о хоккее и самбо! А ведь ей так это нужно! Она же одна совсем! Ей кажется, что ни она, ни её картины никому не нужны. А ты вместо того, чтобы быть к ней внимательным, позаботиться о сестре, ведёшь себя как мальчишка! Ты же её брат! А она даже от тебя не слышала себе похвалы! Что она должна думать? Ты не имел никакого права так судить её! Это её выбор, и его нужно уважать!
Алексей: Я понял, ба. Я дождусь её и извинюсь.
Евгения: Правильно. Ты добрый, Алёшенька. Поговори с ней! Может, она ещё передумает… Ты извини. У меня ото всего этого дико голова разболелась. Я, пожалуй, поеду к Маргарите Сергеевне. Давно обещала навестить её… У нас обеих бессонница. Поговорим. Я там и заночую. А вы поговорите на свободе. По-человечески! Как брат и сестра!
Алексей: Хорошо, бабушка. Береги себя!
Евгения (целуя его в голову): Конечно. До завтра. (накидывает плащ и уходит)
Алексей: Ушла, чтобы нам не мешать. С больной головой. Бабушка, бабушка! Всегда ты всем для нас жертвовала… Нет, никогда я не уеду от тебя! Отслужу, устроюсь работать. Стану тебе опорой. Хоть в старости поживёшь нормально. Так, чтобы другие о тебе заботились. Я позабочусь. А Лерка как хочет…

Явление 5

Часы бьют 11 раз… Дверь в квартиру отворяется, и на пороге возникают Лера и Леонид.
Леонид: То есть как уехать?! Ты не можешь уехать!
Лера: Не шуми! Здесь мои бабушки и брат! И совершенно незачем им слышать твои излияния!
Леонид: Погоди! Я всё понимаю: ты устала, тебе всё надоело… Но я всё изменю! Только не уезжай!
Лера: Интересно. И что ты намерен менять, солнце моё?
Леонид: Я сниму тебе квартиру, я… дам тебе денег…
Лера (хохоча): Денег?! Да подавись ты своими деньгами! Как же я тебя ненавижу! Ты что мне предлагаешь удел содержанки при твоей персоне? Убирайся отсюда, Лёня! А то я вызову милицию и скажу, что ты ночью вломился в мою квартиру с грязными домогательствами!
Леонид: Да постой же ты! Чего тебе надо? Ведь я люблю тебя, дурёха!
Лера: Да? Тогда разведись со своей благоверной и женись на мне, как порядочный человек.
Леонид: Я не могу…
Лера: Конечно! Ведь тогда твой тесть перестанет финансировать твои работы, и тогда не будет ни выставок, ни рекламы – ничего не будет! Ты снова окажешься обычным голодранцем! Каким и был! А? Ты, Лёнчик, совершенно стыд потерял! Ты предлагаешь мне содержание за счёт собственной обманутой жены! Благородный рыцарь! Знаешь, Лёня, я, конечно, нищая и стыд тоже потеряла, но не настолько! И давай закончим этот разговор! Прощай!
Леонид: Я действительно не могу, Лера.
Лера: Видишь, как всё сложно. Ты не можешь решиться изменить свою жизнь. А я не могу жить так! Как ты хочешь, чтобы я жила. Я тебя любила, Лёня. Честно. Но я не могу больше. Всему есть предел. Ты ведь добился своего. Ты уже почти известный художник! В узком кругу и почти непродаваемый, но всё-таки. Твой тесть тебе создал все условия для работы.
Леонид: Я уже не помню, когда работал в последний раз. Все мои мысли о тебе. Я не могу работать.
Лера: А я могу! И хочу! Но у меня нет ни своей мастерской, ни богатого тестя! Тебе не надо пытаться продавать свои картинки на Арбате! А мне приходится простаивать там все выходные! А я хочу выставок, признания! Всего того, что ты не сможешь мне дать!
Леонид: Наверно, ты права. Счастливого пути! (уходит)
Лера (опускаясь на пол): Прощай. Надеюсь, не свидимся больше. С глаз долой – из сердца вон! Уеду и забуду. Какая это любовь? Ерунда любовь! Блажь артистической натуры… Бред, сон, который призван приукрасить жизнь, но подчас только ломает её ещё сильнее.
Алексей (выходя из кухни): Всё в порядке, сестричка? Я, было, думал вмешаться. Но побоялся влезть не в своё дело. Я верно рассудил?
Лера: Верно. Ты почему не спишь ещё?
Алексей: Тебя ждал. Я днём вспылил… Я… Короче, дурак я. Ты прости меня, ладно? Я был не прав.
Лера (чуть улыбнувшись): Нет, Алёша, ты был прав. И прощения нужно просить мне.
Алексей: Как так? Ты что же, передумала уезжать?
Лера: Нет.
Алексей: В таком случае, как же ты говоришь, что я прав?
Лера: Ты же знаешь, Лёша, у каждого своя правда. Ты лучше меня. Чище. Добрее. И твоя правда – это правда твоей совести, поэтому она вернее моей. Но и у меня правда есть! Пусть более низкая, земная, но она тоже правда! Нет у меня сил так жить! Да я бы не то что к мамаше в Америку, я бы к чёрту на кулички убежала, только бы подальше отсюда!
Алексей: Я понимаю. Только, сестричка, от чего ты хочешь убежать? От родного дома? От нас? От этого твоего, который был теперь здесь? Ты ведь от себя бежишь! А от себя убежать нельзя.
Лара (ласково гладя его по щеке): Совсем ты взрослый стал, Алёшка. Всё понимаешь. А я и не замечала… Глупо! Первый раз решили поговорить серьёзно только прежде чем расстаться. Почему мы раньше так не разговаривали? Сами строим себе стены, а потом мучительно пытаемся преодолеть их. Как глупо! Глупо! Глупо! Зачем мы такие глупые, Лёша? И зачем у нас всё так нескладно? Ведь есть же люди, которые живут нормально! А мы что? Проклятые?
Алексей (обнимая сестру): Ну, перестань, пожалуйста! У нас ещё вся жизнь впереди! Наговоримся! Я к тебе в гости стану приезжать, если пригласишь. Ты – к нам. Может, ещё и вернёшься… Ты, главное, береги себя и помни, что всегда можешь рассчитывать на меня. Я тебя никому обижать не позволю. Любому голову откручу. Будет тяжело, позови – я приду! Ну, не плачь, сестрёнка! Не плачь!
Лера (уткнувшись лицом в плечо брата, тихо): Спасибо тебе, Алёша. Мне так нужно было услышать эти слова. Спасибо. Только… Не вернусь я, Лёшенька. Никогда не вернусь! Никогда!


Акт 2

Явление 1

Кухня. Стол раздвинут, на нём нехитрая закуска. На подоконнике полусидит Евгения Романовна, облачённая в траур, и смотрит вдаль, за окно.
Евгения: Ну, вот и всё. Или почти всё. Я умираю… Это началось тогда. Когда она снова пришла в этот дом. Зачем она пришла? Как призрак… Призраки иногда являются предзнаменованием смерти. Вот, оно и сбылось… Когда уезжала Лера, то какая-то часть меня умерла. Как она уезжала! Устроили прощальный ужин, больше похожий на поминки. Она словно прощалась с нами навсегда… А провожать в аэропорт запретила. Долгие проводы – лишние слёзы. А сама всё плакала, плакала. Сердце разрывалось! А мы потом сидели, смотрели на часы и отсчитывали: вот, она уже в самолёте, над океаном, в Нью-Йорке… Лёша другой. Перед тем, как уйти в армию, попросил нас с мамой уехать на ночь к знакомым. Вроде как мальчишник хотел устроить. Но я-то понимала, что это не так… Он просто хотел пригласить эту девочку, Яну. Первый раз привести её домой! Бедный мой мальчик… Мы провожали его на вокзале. Он был такой весёлый, беззаботный! Всё смеялся над нашими страхами, расцеловал нас… Когда он ушёл, я потеряла себя, тот стержень, что держал меня все эти годы, сломался! Я всю жизнь боролась, и эта борьба давала силы жить! И вдруг бороться стало не за что… Я стала часто болеть и доболелась до того, что меня вытурили на пенсию… Конечно, кому какое дело, что я тридцать лет отдала этой школе! Надо давать дорогу молодым. А нам отведён срок доживания. Экие слова-то! Срок доживания… Страшно! А две недели назад меня застрелили. Застрелили вместе с ним. Одной на двоих пулей. В ущелье… Их окружили. И лейтенант остался прикрывать отход солдат… А Алёшенька не посмел бросить командира. Не подчинился приказу, остался с ним… Я ездила туда опознавать… Больше некому было! Нет, мне не удастся теперь сомкнуть глаз, чтобы не увидеть его лица, там! А сколько их там было, мальчиков! Ирка на похороны не приехала. Слава Богу! Её бы я уже не вынесла. Лерочка всё плакала. Счастливая! У нормальных людей в слезах душа утешается. У меня - гибнет! И слёз нет. Глаза сухи, только выжжены солью невыплаканной, и почти ничего не видят… Вот и всё! Сегодня поминки. Последний аккорд. А после я уйду. Навсегда! Далеко-далеко! А как же мама? Я не могу бросить её… Но и она не проживёт долго. Её тоже убил снайпер из того ущелья. Она скоро уйдёт. А я – следом. Недолго осталось…

Явление 2

Часы бьют один раз. В квартиру Яна и Лера под руки вводят Веру Кирилловну, помогают ей устроиться на кухне в уголке дивана. Следом появляется Сергей Фролович.
Сергей Фролович: Женечка, прими мои глубочайшие соболезнования. Он погиб, как настоящий герой. Я как никто другой понимаю твоё горе. Я сам потерял сына… Хочу сказать, что ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Может, если какие-то материальные затруднения…
Евгения: Спасибо, Серёжа. Но я справлюсь сама!
Сергей Фролович: Я понимаю.
Евгения: Ну, давайте помянем Алёшеньку нашего. Ты, Серёжа, уже сказал, что погиб он как герой… Папа гордился бы таким правнуком… (срывающимся голосом) Да будет земля ему пухом! Царствие ему небесное и вечный покой!
(Все выпивают, не чокаясь)
Яна (негромко): Пока мы ещё трезвы, я хочу кое-что вам сказать…
Евгения: Да, Яночка? Говори… Мы все внимательно тебя слушаем.
Яна: Евгения Романовна, я беременна. Я жду ребёнка Алёши.
Евгения (поднимаясь, после непродолжительного молчания): И… что ты решила?
Яна: Я хочу его оставить. Но я не знаю, как мне быть. Я сказала всё своей матери. Она выгнала меня из дому и запретила попадаться на глаза ей… Мне некуда идти, Евгения Романовна! У меня ни образования, ни работы, ни родственников, ни жилья…
Евгения: То есть как это ни родственников, ни жилья?! А мы? Разве посторонние? Здесь твой дом, девочка! И сегодняшнего дня ты живёшь здесь. У нас целая комната свободна. Вот, ты с ребёнком и займёшь её. И не надо говорить, что тебе помочь некому. Я тебе помогу!
Яна: Да как же вы мне поможете, Евгения Романовна? У вас у самих за душой ничего. Вы болеете…
Евгения (сердито): Пожалела, что ль? А меня жалеть не надо! Я двоих внуков, слава Богу, вырастила. И правнука тоже выращу. С голоду не пропадёте! А об аборте и думать не смей! Слышишь? Выкрутимся, проживём!
Лера (мрачно): Ну, да. Ты выкручиваться будешь, а все – проживать…
Сергей Фролович: Яночка, вы не беспокойтесь. Я вам тоже помогать стану.
Евгения: Сергей Фролович, ты опять за своё!
Сергей Фролович: А, чтобы Евгения Романовна не препятствовала этому, вы, Яна, пригласите меня в крёстные. Я не откажусь! А помогать собственному крестнику никому не запрещено!
Евгения: Ну и бессовестный же ты человек, Серёжа! Ещё и сам в крёстные напрашивается…
Сергей Фролович: Так что, Яночка, согласны вы взять меня в крёстные?
Яна: Конечно. Я вам буду очень благодарна.
Сергей Фролович: Ну, вот, и чудненько!
(Лера хватается за голову и расширенными глазами разглядывает присутствующих)
Вера Кирилловна (покачнувшись): Что-то дурно мне…
Евгения: Мама! Что с тобой? Я сейчас «скорую» вызову!
Вера Кирилловна: Не надо «скорую»… Яночка, деточка, проводи меня в комнату, пожалуйста.
(Яна помогает Вере Кирилловне подняться и уводит её в маленькую комнату)

Явление 3

Те же, кроме Яны и Веры Кирилловны
Лера: Ну, я даже не знаю, что сказать! Вы что, ненормальные все?! С ума посходили?
Евгения: Ты о чём?
Лера: Бабушка, тебе сколько лет? Ты погляди на себя! Смотреть же больно! Ведь ты на тень похожа!
Евгения: Ещё одна жалельщица нашлась! Ничего! Я тебя с Алёшей вырастила. В самые страшные времена вырастила! И эту ношу вытяну. Или, может, ты предпочла бы, чтобы я отправила Яну на аборт? Убила бы ребёнка Алёши? Он любил эту девочку! Он бы женился на ней, если бы был жив! А ты хочешь, чтобы я прогнала её с порога? Нарушила бы волю Лёшеньки? Да имеем ли мы право на это! Кто нам дал его? Нет! Если взамен убитого внука Богу суждено послать мне правнука, я приму его с радостью и сделаю всё, чтобы он вырос…
Лера: Счастливым?
Евгения: Человеком, Лера! Прежде всего человеком! Неужели ты не понимаешь, что этот ещё не рождённый человечек милость Божья?
Лера: Не понимаю! Я понимаю, что это очередная для тебя кабала!
Евгения: Ну, это уж не твоё дело. Ты же, наверно, не против, что я на двадцать лет «закабалила» себя, воспитывая тебя с Алексеем? Или, может, не нужно это было? Надо было отдать вас в приют и жить для себя? И быть счастливой? Только ведь так невозможно! Нельзя достичь счастья за счёт кого-то!
Лера: Иные достигают! Обберут миллионы людей и счастливы!
Евгения: Это не люди. И это не счастье. Знаешь ли ты, Лера, что такое несчастье? Я тебе скажу. Это когда есть всё, а душа пуста, она инстинктивно жаждет чего-то и сама не поймёт что. Вот, это самое страшное! Нищий бродяга, непризнанный гений счастливее! Если ты нищ, то ты знаешь, что тебе нужно для счастья: деньги. И эта жажда становится стимулом, целью, к которой надо стремится. И в вечном стремлении к цели – жизнь. Счастье, когда в жизни есть смысл! Непризнанный гений знает, что для счастья ему нужно признание! Стало быть, надо работать, прорываться, доказывать! И на это уходит время, не давая ощутить совершенную бессмысленность существования! А у иного человека есть всё. Он может всё купить, но нечего! Потому что всё уже куплено! У него есть слава, есть деньги… Но какой-то змий точит его. За все эти блага заплачено душой его. И, вот, приходит час, когда человек чувствует, что ему чего-то не хватает. Пусто в его золотой клетке, и нечем заполнить этой пустоты! Она вопиёт из каждого угла! Нет счастья! И самое страшное, что не знает он, что же не достаёт ему для счастья! Он всего достиг! Его жизнь обессмыслилась! Страшна участь человека, который скажет себе: «Я всего достиг. Мне нечего желать больше!» - который уже не ведает, что нужно ему для счастья. Путь его затянут непроглядной мглой. Погиб такой человек!
Лера: Знаешь, я не заметила, чтобы они страдали.
Евгения: Просто время ещё не пришло. Хотя для кого как… Когда так называемые «золотые детки» начинают колоть в свои вены героин, пить и ударяться в разврат, достойный Содома, - неужели ты полагаешь, что делают они это от счастливой жизни? У них всё есть! От рождения! И не к чему стремится больше! Жить незачем! Оттого-то и прожигают они жизнь. У меня была ученица, Ляля. Её отец был очень богат. Девочка ни в чём не знала отказа. У неё было всё. Потом отец её умер, и ей осталось огромное наследство. Бедняжка не вынесла и года такой жизни. Она покончила с собой. Вот, оно счастье…
Лера: Зачем ты мне это всё рассказываешь?
Евгения: А затем, что ты становишься очень похожей на свою мать! Ты другой стала за эти несколько месяцев. Ты восприняла их культ: жить для себя! Я хочу, чтобы ты поняла, что это обманный принцип! Нельзя иметь целью только личное счастье! От этого его не будет! Жить надо так, чтобы в старости перед нами бы не выстраивались роты призраков тех, чрез кого мы переступили, чтоб никто не смел бросить в тебя камень за когда-то свершённое зло! Остальное от лукавого! И счастье, к которому так стремитесь вы с матерью от лукавого! Это соблазн, за который придётся очень дорого платить!
Лера: А я за всё заплатила заранее! Моя предоплата длилась двадцать четыре года! По-моему, вполне достаточно! Можно жить для себя!
Евгения: А раньше ты жила для кого-то другого..?
Лера: А я ещё и не жила! Я понимаю, бабушка, в твоём представлении человек рождён для удела лошади, для ломового труда, для того, чтобы пахать для всех! А я считаю, что человек рождён для счастья! Человек…
Евгения и Сергей Фролович (скептически): …должен быть счастливым!
Лера: Да! И счастье – это конечная цель каждого человека! Вершина жизни для всякого мыслящего существа. Жить нужно для счастья!
Сергей Фролович: Моя юная леди! Счастье – это бессмысленный идол, ежечасно требующий жертв! В 20-м веке кое-кто провозгласил идею счастья для всего человечества! Для достижения этой цели положили мильоны голов, заметьте себе, лучших голов! пролили реки крови… А что в результате? Разве человечество стало счастливее? Нет! Оно стало больнее, уязвимее, бездушней и несчастней! Но и по сей день являются мудрецы, которые снова вытаскивают этого бездушного идола и требуют в жертву ему новой крови! Счастье недостижимо! Это вам говорит человек, всю жизнь посвятивший изучению истории!
Лера: Ну, вот что! Давайте обойдёмся без проповедей и рассуждений о высоких материях! Речь в данном случае не обо мне! (поворачиваясь к бабке) Ты хоть знаешь что-нибудь об этой девице?
Евгения: Я знаю, что Лёша её любил, и что она мать его будущего ребёнка. Что ещё я должна знать?
Лера: Её мать – алкоголичка! Отец неизвестен. У неё два брата и сестра. Сестра замужем и живёт в другом городе. Старший брат в колонии! Младший, наполовину слепой, живёт с матерью. А точнее: чаще, как и сестра, в местном приюте.
Евгения: И что? Это должно быть для меня важнее?
Лера: Как ты не понимаешь! Ведь вся эта орава постарается сесть тебе на шею! А я тебя знаю: ты не сможешь отказать!
Евгения: Если у неё есть больной брат, то он будет жить с нами. Что-то ещё?
Лера: Нет, я на тебя диву даюсь! Ты на что жить собираешься и всю эту орду кормить?
Евгения: Что-нибудь придумаю. Это всё?
Лера: Да я же за тебя беспокоюсь!
Евгения: Я благодарна тебе за это. Но не стоит!
Сергей Фролович: А если вы, Валерия, беспокоитесь о бабушке, то отчего бы вам не остаться с ней? Отчего бы не помочь?
Лера: Ну, нет! Я не могу теперь всё там бросить. Впрочем, я постараюсь присылать деньги, если они у меня появятся. В крайне случае, возьму у… Ирины.
Евгения: Спасибо, Лера. Но мне её денег не надо. И твоих тоже. Оставьте их себе и будьте счастливы! А мы здесь уж сами как-нибудь проживём. Нам не привыкать! Ты, Лера, в гостинице ночевать будешь? Темнеет уже…
Лера: Это ты меня, бабушка, из дому в интеллигентной форме выставляешь?
Евгения: Просто мне показалось, что мы обо всём поговорили. Алёшеньку помянули… До свидания, Лера!
Лера: Прости меня, ба! (бросаясь бабке не шею) За всё прости! Я знаю, что я не права! Я дрянь! Я… Но не могу иначе! Ты не суди меня! Слышишь? Не суди!
Евгения (со слезами): Я ни в чём не виню тебя. Просто я люблю тебя и боюсь за тебя. Ты тоже не сердись на меня. Прости! Дай Бог, чтобы я оказалась не права, и ты нашла своё счастье. И Алёша порадовался бы за тебя… Оттуда…
Лера (отходя): Всё! Хватит! Молчи, бабушка! Не надо! Не говори… Ничего не говори! Ничего! Прощай! (выбегает опрометью из дому)
Евгения (опускаясь на диван и закрывая руками лицо, плачет): Бедная девочка! Что же я делала неправильно? Почему все они такие несчастные? Что-то я упустила… Только бы правнука теперь не потерять!
Сергей Фролович (усаживаясь рядом и гладя её руку): Успокойся, Женечка. Твоей вины нет здесь. Просто дети растут, становятся самостоятельными и всё решают сами. Мы ничего не можем поделать с этим!
Евгения (склоняя голову ему на грудь): Господи, Серёжа, как же я давно не плакала! Сама не помню, когда… Может, лет двадцать. А, может, тридцать… Время сочится сквозь пальцы, и ничего уже не возвратить!
Сергей Фролович: А помнишь, как мы когда-то мечтали поехать во Францию? Весь мир исколесить! Всё узнать и увидеть!
Евгения: Какими мы были молодыми! Счастливыми!
Сергей Фролович: Да, счастливыми. Только не понимали этого. Кто знал тогда, что жизнь наша будет совсем другой? Что нам суждено пережить детей наших и внуков? Нам всё виделось радужным. Мы подражали 19-му веку, говорили на французском, называли друг друга на западный манер… Почему-то казалось, что импортные имена звучат красивее…
Евгения: Только они так и прилипли к нам. Я осталась Жанной, а ты - Сержем… Как же всё это было давно! (плачет снова)
Сергей Фролович: Ну, полно! Алексей огорчился бы, увидев тебя такой!
Евгения: Серж, спой мне… Как тогда. Помнишь?
Сергей Фролович (негромко):
Свеча тоскливо догорает,
И плачет, как слезами, воск.
Так жизнь без спросу пролетает,
Теряя прежний жар и лоск.
Но вспыхнет робкая лучина
Огнём мечты в последний раз.
И отступает уж кончина,
Но, нет, пожар в ночи угас!

Едва трепещет лист кленовый,
Осенним золотом блестя.
Зазеленеть он хочет снова,
Уже к земле сырой летя.
В последний раз он ветром поднят
Почти что к самым облакам
И свергнут вниз, никем не понят,
На радость звонким каблукам!

Порвались струны в скорби лютой,
Но эхо их ещё звенит.
И даже кажется, как будто,
То звука подлинный зенит.
Пусть смолкла уж моя гитара,
Но эха звук как прежде горд.
Последнего исполнен жара,
Звенит прощальный мой аккорд!

Явление 4

Маленькая комната. Часы бьют 9 раз. Из кухни еле-еле доносится голос Сергея Фроловича. Вера Кирилловна полулежит в постели. Яна сидит рядом на краю кровати.
Вера Кирилловна (открывая глаза): Что это? Уснула я никак?
Яна кивает.
Вера Кирилловна: Надо же… Ночью нипочём уснуть не могу. А тут… Надо же. Хорошо, что «скорую» не вызвали. Ну их… Я, детка, не люблю врачей. И больниц не люблю. Ерунда это всё. Тем более, когда тебе за восемьдесят! Видишь, Яна, этот портрет? (указывает на известную уже фотографию) Это мой покойный муж. Роман Антонович Лиманов, старший лейтенант авиации! В 42-м погиб… Так и не нашли его. Он мне перед смертью медальон прислал свой… Будто чувствовал. Заметила, что ль, как Алёша похож на него? Та же стать, то ж лицо… Оба благородные, храбрые… Только Ромушка мой прожил подольше. Самую чуточку. Эх, судьбинушка наша! (всхлипывает и тотчас утирает глаза) Всё-всё-всё! Не буду больше! Ты, детка, на Лерочку-то не обижайся. Просто тяжело ей… Вот, и мелет, не соображая.
Яна: Да что вы, Вера Кирилловна! На что обижаться? Лера ведь правду сказала. Не дело это – у Евгении Романовны на шее сидеть.
Вера Кирилловна: Перестань! Не дело, чтобы Лёшенькин сын ни за что мыкался. Евгении, конечно, тяжело будет, но не тяжелее, чем было последние месяцы. Ты молодая ещё! Не понимаешь… Расскажу я тебе две притчи. Послушай-ка!
Всякому человеку от рождения даётся крест, который должен нести он всю жизнь. Иным крест кажется чересчур тяжкой ношей. Один человек возроптал: «Господи, для чего дал ты мне столь тяжкий крест, что придавливает меня к земле, не давая подняться?! Господи, отними от меня мою ношу! Сними с меня крест мой! Я не в силах больше нести его!» И Бог снял крест с человека, и тотчас налетел ветер и подхватил человека и понёс прочь, как пушинку. Это произошло оттого, что сам человек ничего не весил, и лишь данный крест удерживал его на земле… А как не стало его, так и унесла человека стихия. Так и далеко, что и искать станешь – не доищешься. Может, и теперь носит его ветер по свету и воем свои заглушает вопль несчастного: «Господи, верни мне крест мой!» Поняла, аль нет?
Яна (неуверенно): Не совсем…
Вера Кирилловна (махнув рукой): Молодая ещё… Что ж, слушай другую. Жил-был человек. Жил обычно, как все живут: дом строил, сын растил, деревья сажал. Наконец, дом был выстроен, крепкий, тёплый и большой. Сын вырос и зажил своей жизнью. Деревья превратились в сад, в котором даже в самую жару царила упоительная прохлада… Раз, сидя в этой тени и глядя слезящимися глазами на солнце, человек понял, что пришла ему пора умирать. Прямо перед собой увидел он худую бледную старуху – Смерть. «Ты свершил всё предназначенное тебе! Теперь ступай за мной!» - сказала ему Смерть и протянула ему костлявую руку свою. Огляделся человек по сторонам, окинул прощальным взглядом сад свой: не за что цепляться… И хотел он было подать руку Смерти и следовать за нею, как вдруг где-то в глубине сада услышал он тихий плач. Такой молящий и горький, что человек отдёрнул руку и из последних сил двинулся не по тому пути, который указывала ему Смерть, в обратную сторону, туда, откуда слышался плач. «Куда?! - закричала Смерть. – Остановись!» «Это меня зовут!» - ответил человек. «Некому тебя звать больше! Никому не нужен ты, кроме меня! Это не тебя зовут!» - и схватила Смерть за плечо человека. «Врёшь!» - крикнул человек и, удивляясь откуда-то взявшимся силам, стряхнул себя с себя холодные, цепкие руки Смерти и бросился бежать на звук плача. В кустах он увидел брошенного младенца. Смерть догнала его и взревела: «Я возьму вас обоих!» «Ты не тронешь нас. Пошла прочь!» - твёрдо сказал человек, и Смерть покорилась ему… Поняла, аль опять нет?
Яна: Кажется, да…
Вера Кирилловна: Этот не родившийся покуда ребёнок, как тот подкидыш, которого нашёл человек. Он отнял дитя у Смерти и тем самым вырвался из её лап сам. Понимаешь?
Яна: Понимаю.
Вера Кирилловна: Вот, и умница… А теперь ступай в свою комнату. Раньше она была Лёши и Леры. Теперь твоей будет. Ступай! А мне надо подумать… Может, задремлю опять. Иди, девочка! Иди.
Яна: Спокойной ночи, бабушка! (уходит)
Вера Кирилловна: Спокойной ночи… (гасит свет)

Явление 5

Часы бьют 12 раз. Кухня. Стол уже убран. Евгения Романовна убирает в шкаф последние тарелки и опускается на диван с заметно торчащими пружинами. Сергей Фролович стоит у окна, куря трубку.
Сергей Фролович (задумчиво): Снег пошёл… Эко вьюжит!
Евгения: Февраль… Боже мой, уже февраль! Даже не верится. Куда уходит время! Измучила меня эта зима, Серёжа, выпила меня, иссушила. Я живая мумия…
Сергей Фролович: Ну и что ж, что мумия? Главное – живая! А зима скоро закончится. И наступит весна.
Евгения: Мне уже не верится, что она наступит! Мне кажется, что вечно будет темень, метель и холод… И никакое солнце не растопит его, не заставит зацвести деревья, запеть птиц… Весна! Мираж это… Существует ли она? Есть ли? Или всё это только грёзы и мечты?
Сергей Фролович: Весна не мираж. И она, разумеется, придёт в урочное время. Так устроен свет, что следом за зимой приходит весна. Это закон природы, необратимый и неоспоримый ход её.
Евгения: Мне кажется, что с последней весны минула целая вечность! Что она была когда-то давно, в иной жизни… Сколько же времени минуло!
Сергей Фролович: Несколько меньше, чем девять месяцев. Не так уж и много. Вот, придёт весна и напоит тебя своими живительными соками. Под окном у тебя заплещутся черёмухи, забелеют вишни, раскидывая белые снежинки своих лепестков, залопочут яблони, заблагоухает сирень, врываясь кистями в твои окна… А ещё прилетят птицы.
Евгения: Прилетят ли?
Сергей Фролович: Конечно. И на пруду рядом с моим институтом появятся лебеди, и я буду любоваться ими из окон моего кабинета, отрываясь от гор бумаг на моём столе.
Евгения: А в нашем парке опять поселятся скворцы, для которых ребята сделали скворечники… Заплещутся ручьи. Алёшка, когда был маленьким, любил пускать по ним кораблики. Делал их из спичечных коробков, из скорлупы грецких орехов… В них он клал маленькие записочки, где писал свои нехитрые желания. Он говорил, что кораблики приплывут к великому волшебнику, и он прочтёт их и обязательно исполнит! Детская вера, чистая, доверчивая… Неужели это было когда-то?
Сергей Фролович: Твой внук обязательно последует примеру отца и тоже будет запускать кораблики. И бумажного змея.
Евгения: А если это будет внучка?
Сергей Фролович: Внук! Я в этом уверен!
Евгения: Скорее бы весна! Скорее бы! Осталось недолго… Но ведь весна настоящая, некалендарная, всегда задерживается, словно желая обострить чувства, дать им очнуться от зимнего обморока, достичь наивысшего напряжения! Ты ждёшь, ждёшь… И вдруг, выйдя на улицу в какое-то утро, понимаешь: это уже весна, это солнце весны, это её песни и запахи. И тогда сердце заходится в груди и хочется непременно что-то сделать, что-то огромное и великое! Только неизвестно что… И неизвестно откуда появившиеся силы переполняют, плещутся через край, ударяют хмелем в голову… Неужели я всё это переживу вновь? Вновь увижу весну? Невероятно! Ты знаешь, Серёжа, когда Яна сказала сегодня… Я… У меня всё перевернулось внутри! Словно я уже летела в бездну, и вдруг кто-то невидимый подхватил меня и выхватил обратно навстречу солнцу. Я поняла, что, несмотря ни на что, ни на какие страдания и недуги, я всё ещё хочу жить! Это чудовищно, конечно, что я говорю об этом всего лишь спустя две недели после гибели Лёши… Но ведь я теперь должна жить, Серёжа! Обязана! Ради него же… Об одном теперь Бога молить буду, чтобы послал мне ещё восемнадцать лет жизни. Чтобы правнука поставить на ноги… А потом – неважно!
Сергей Фролович: Ты удивительный человек, Женя. Таких, как ты, нет в центре, нет в богатых и навороченных районах нашего города. Нас вообще нет там. Это зона, для нас не разрешённая. А наш удел – обочина. Обочина жизни. Но ведь и на обочине жизнь есть! И даже в большей степени! У нас, Жанна, осталось самое главное: сердца, не разучившиеся любить и сострадать. И это – бесценно!
Евгения: Спасибо тебе, Серж. Ты всегда находил нужные слова. Серёжа…
Сергей Фролович: Да?
Евгения: У меня к тебе будет просьба.
Сергей Фролович: Какая? Заранее обещаю помочь!
Евгения: Серж, помоги мне найти работу…


Акт 3

Явление 1

Квартира Лимановых. Дверь бесшумно открывается, входит Лера, ставит чемодан и, опустившись на него, оглядывается вокруг. В квартире царит мёртвая тишина…
Лера: Ну, здравствуй, Дом! Принимай гостей… Я ведь теперь для тебя гостья. Или ещё нет? Интересно, переменилось ли у нас что-нибудь за четыре года? Наверно, нет… Может, и к лучшему это. Куда же это делись эти четыре года? На что ушли? Как корова языком слизнула… Принимай меня, Дом! Принимай блудную свою дочь… Прав оказался Алёшка. Я действительно вернулась домой. А ведь зарекалась от этого! Эх, мамаша, мамаша… Красно расписывала ты вольное житьё-бытьё, лёгкую жизнь… Лёгкую! Нет, видать, не созданы мы к лёгкой жизни, иссушает она нас хуже всяких трудов. Вот, и тебя, мама, иссушила. Тебе сорок шесть… А выглядишь ты лет на десять старше. Морщины испещрили лицо твоё… Седина закралась в волосы. Пока всё это умело скрывают тонны косметики, потом в дело вмешаются пластические хирурги, которые сделают лицо твоё чужим и неживым, как у твоей подруги Раи. Но глаза! Они сейчас уже пусты! Они неживые, глаза твои! На них отпечаток отверженности… А глаза не переделает никакой хирург. Не зря говорят, что они – зеркало души. А душа твоя пуста… Лёгкая жизнь! Благополучие! Золотые горы! Отчего же они так обезобразили лицо твоё и преждевременно состарили тебя? Так может состарить только большое горе, невосполнимая утрата… Что же утратила ты..? И что чуть было не утратила я вслед за тобой? Я надеялась, что в твоём мире примут меня и признают мой талант! Но нет! Он и там оказался не нужен. А самое страшное то, что я начала терять его. За четыре года я с невероятным доселе трудом написала все лишь несколько картин, довольно посредственных. Но и они вытянули из меня все силы! На что же ушли они? Ведь здесь, горбатясь с утра до ночи, я не уставала, и талант мой не пропадал… Что же случилось со мной там? Первый год я упивалась новыми впечатлениями, нежданным благоденствием! Меня пьянила эта атмосфера! На второй я начала скучать и ударилась в путешествия. На третий я боролась с нахлынувшей ностальгией, пыталась привыкнуть к новой жизни, вписаться в неё, стать своей… На четвёртый я начала сходить с ума. Я почувствовала, что теряю что-то очень-очень важное! Я начала терять себя. Может ли быть что-либо тяжелее этой утраты? Бред! Наваждение! Глупость! Но, вот, я здесь… Я не выдержала испытания. Я не смогла стать своей, а чужой быть не пожелала…
Я прилетела рано утром. Я ехала на такси больше трёх часов, отдав за эту «прогулку» большую часть денег. Я глядела по сторонам, узнавала те улицы, по которым ходила в детстве… К нашему дому таксист ехать отказался. Здесь грязь, вечно разрытые, прорванные трубы, огромные лужи… Сюда проезда нет. Только мы можем пробираться через эти болота к нашему ветхому дому на обочине разбитой, много лет не ремонтируемой дороги. Я ещё не утратила этого спасительного навыка! Это обнадёживает. Прошла сегодня мимо школы, по досочкам через лужи и грязь, по лестнице, читая знакомые надписи, на пятый, последний этаж… Будто и не уезжала никуда! Даже ни одной надписи не исчезло на стенах парадной! Когда подошла к двери, едва не заплакала. Стало быть, здесь мой Дом. Дом, зачем же ты встречаешь меня таким глухим молчанием? Примешь ли ты меня? Простишь ли? Дом! Отзовись!
Мишатка (выглядывая из большой комнаты): Тётя, вам кого?
Лера (поднимаясь и простирая к нему руки): Здравствуй, Мишатка! Я тётя Лера… Господи, вылитый отец! Вылитый Алёшка! (подходя и поднимая ребёнка на руки) Экий ты тяжёлый-то! А я тебе подарков привезла… Сейчас покажу! (целует его в голову и в щёку)
Голос Веры Кирилловны из маленькой комнаты: Мишатка! Мишатка! Кто там пришёл? (раздаётся скрип колёс и в прихожую выезжает Вера Кирилловна на инвалидной коляске)
Вера Кирилловна: Лера?!
Лера (опуская племянника на пол): Бабушка… (бросается к креслу и опускается на колени) Я вернулась! Насовсем! Ты слышишь? Я больше никогда не уеду!
Вера Кирилловна (гладя дрожащей рукой правнучку по голове): Я всегда это знала… Я верила, что ты вернёшься. Слишком много потерял наш дом! Милая моя девочка! Слава Богу, что позволил мне ещё раз обнять тебя!
Мишатка (дёргая тётку за рукав): Тётя Лера, ты говорила, что привезла подарок…
Лера (вскакивая): Сейчас! Я и тебе, и бабушке привезла… Сейчас! (достаёт из чемодана красивую большую коробку и протягивает её Мишатке)
Мишатка: Спасибо! (убегает с подарком в комнату)
Лера: А это тебе, бабуль! (протягивает ей свёрток) Здесь шаль, рамка очень красивая для дедушки и кое-какие сувениры…
Вера Кирилловна: Спасибо, родная! Я после взгляну. Ты ведь с дороги только. Пойдём на кухню. Чаем хоть напою тебя…
Лера: Я сама всё сделаю!
Вера Кирилловна: Э, не! Ты не гляди, что я уже ходить не могу. Нынче всё хозяйство на мне. Бабки-то твоей дома и не бывает. Крутится, как белка в колесе. А Мишатку накормить-напоить надо. И Олежека, когда он приходит…
Лера: А Янка-то где?! И кто такой Олежек?
Вера Кирилловна: Ох, Лерочка! Ты ведь и не знаешь ничего. Бабка беспокоить тебя не хотела, ничего не писала тебе… Идём! Попьём чаю, я тебе всё и расскажу!

Явление 2

Кухня. Вера Кирилловна разливает чай. Часы бьют четыре раза.
Лера: Часы бьют! Надо же… Они ещё работают.
Вера Кирилловна: А чего им сделается-то? Эти часы будут работать по меньшей мере, пока я жива!
Лера: Так что же стряслось в нашем доме за время моего отсутствия?
Вера Кирилловна: Когда Мишатка родился, Яночка долго болела. Почти год… Так что мальчонка на нас оказался. Слава Богу, крепенький, здоровый. Мать-то янина так и не объявилась. Зато братишка её проведать заглядывал. Олежек. Хороший мальчик, добрый. Только, вот, почти ничего не видит. Он в интернате живёт, но Женя на выходные и каникулы стала забирать его к нам, подкармливать, языками с ним заниматься. Способный он удивительно! Знаешь, даже и не поверишь, что он почти слепой… Схватывает всё мгновенно! Бабка твоя с ним с год занималась, так уж он и по-английски и по-французски зачирикал не хуже её! Поразительно способный мальчик! А какой голосок – заслушаешься! Соловушка… Когда Яночка поправилась, то стала работу искать. Да куда её без образования-то возьмут! К тяжёлой работе ещё не оправилась она… Тяжело ей, конечно, было. И мы ей как-то близкими не стали. Чужой она себя у нас чувствовала. Ничем не поделится – всё в себе перемыкивает… А тут в нашем районе какие-то сектанты, будь они неладны, приключились. Стали какие-то книжки таскать, на семинары приглашать. Как Женя её ото всего этого огородить пыталась! Да куда там! Ведь она в работе вся! От меня тоже толку мало… Сорвалась девка! Впуталась в эту дрянь. А они ж всё как восьминоги – своего не выпустят. Но хуже всего: Яна сына забрать хотела. И его тоже в это логово затащить! Мыслимо ли? Женя тогда Яне договор предложила, чтобы та за деньги от ребёнка отказалась.
Лера: Откуда ж деньги взяли?
Вера Кирилловна: Откуда! Помнишь, у бабушки несколько колечек да серёжек было, сервиз, кое-какие накопления на книжке…
Лера: Вы что же, всё ей отдали?!!
Вера Кирилловна: Зато внука отбили. Теперь ни у кого кроме нас прав на него нет. Яна отказ написала. Представь, как должны ей были мозги запудрить, насколько душу изуродовать, чтобы она от любимого сына отреклась! Страшно подумать…
Лера: Где ж она теперь?
Вера Кирилловна: Кто ж её знает? Уехала куда-то со своей новой «семьёй». Полтора года как…
Лера: А я ничего не знала! Ах, зачем вы мне не написали!
Вера Кирилловна: Счастью твоему помехою быть не хотели.
Лера: Как же вы теперь живёте?
Вера Кирилловна: Сергей Фролович очень нам помог. Штатным переводчиком Женю устроил. Уроки она даёт по-прежнему. Первый год страшный был. Ей ведь даже уборщицей в магазин наняться пришлось… А теперь ещё на барахолке приторговывает. Я всякую ерунду вяжу, а она продаёт. В другой район ездит, чтобы бывшие ученики не увидели. Стыдно ей перед ними! Ещё две пенсии наши… На четверых хватает худо-бедно. Женя всё мечтает Олежеку зрение вернуть. Ведь это возможно. Она его к врачам водила. Те сказали: операция нужна. Но она таких денег стоит! Конечно, если бы нам не пришлось выкупать у Яны Мишатку… Ты-то что делать собираешься?
Лера: Работу искать… Правда, пока не знаю где. Я ведь в сущности ничего не умею. Разве что где-нибудь азы художественного мастерства преподавать да портреты на заказ штамповать. Надо будет с бабушкой посоветоваться…
(Раздаётся звонок в дверь)
Вера Кирилловна: Это, наверно, Олежек. Я пойду открою и загляну к Мишатке, а ты уж его тут чаем напои, хорошо? Ты ведь как-никак тоже здесь хозяйка.
Лера: Конечно, ба…
(Вера Кирилловна уезжает)

Явление 3

На кухню входит Олежек и усаживается на краешек стула.
Олежек: Здрасьте, Валерия Максимовна! С приездом вас!
Лера: Спасибо… Только я вроде не такая ещё старая, чтобы меня по имени-отчеству величать.
Олежек: По имени-отчеству обращаются не из-за возраста, а исключительно вследствие уважения. Так говорит Евгения Романовна. Она часто вспоминала о вас, и говорила, что вы очень талантливая.
Лера: Бабушка так обо мне говорила?
Олежек: Да. Она хранит несколько ваших картин и показывала их мне… Правда, я почти ничего не разглядел. Я, вообще, различаю лишь пятна цвета и смутные силуэты… Но Евгения Романовна так подробно описала мне их, что я словно своими глазами видел. Мне очень понравилось! Особенно та картина, где написано женское лицо, искаженное ужасом! Кисти рук сжимают виски, глаза широко раскрыты и… крик! Ведь это же ваша душа, Валерия Максимовна! Очень страдает она.
Лера: Это тебе тоже бабушка сказал?
Олежек: Нет. Это я сам понял. Сейчас понял. Я ещё тогда догадываться начал, а теперь, когда голос ваш услышал, так и понял совершенно.
Лера: И что же такое особенное в моём голосе?
Олежек: Очень напряжён он у вас, подрагивает. Нет! Это почти незаметно. Но я слышу! И вся вы скованы, напряжены… Так нельзя!
Лера: Ты меня разыгрываешь?
Олежек: Не верите! Да, я почти не вижу вас, но чувствую. И моё чувство сильнее зрения. Зрение только поверхность видит, а я – то, что у человека внутри.
Лера: Тебе сколько лет?
Олежек: Девятнадцать. Вас, кажется, удивляет всё, что я говорю?
Лера: И то, как говоришь тоже.
Олежек: Манеру говорить я перенял у Евгении Романовны и Сергея Фроловича. В особенности у него. Мне понравилось, как он говорит. И я стал его копировать.
Лера: Да ты ведь настоящий артист! То-то я чувствую: знакомый какой-то тон… Тебе в театр надо!
Олежек: О, я мог бы об этом только мечтать! Но, увы, именно здесь моё зрение станет помехой… А речь… Ещё три года назад я говорил совсем иначе! Как моя мать. Евгения Романовна, когда меня услышала, сказала, чтобы я, если хочу, чтобы она занималась со мной иностранными языками, вначале научился нормально говорить по-русски. После этого я несколько недель искал общества Сергея Фроловича, даже один раз напросился к нему в гости. И вскоре научился копировать его речь…
Лера: Баба Вера говорит, что ты уже выучил два языка?
Олежек: Это правда! Я бы очень хотел изучить и другие. У меня же довольно недурная память. Стоит мне единственный раз услышать текст, и я тотчас могу повторить его без ошибок. Не верите? А вы напишите не бумаге длинный ряд чисел и зачитайте мне его, а я повторю.
Лера: И проверю! (берёт ручку и записную книжку, лежащие на полочке под телефоном, пишет) Ну, слушай! 1; 25; 314; 9; 48; 12; 547; 69; 7635; 18!
Олежек: Можно было и посложнее и подлиннее. Но извольте: 1; 25; 314; 9; 48; 12; 547; 69; 7635; 18. Всё верно?
Лера: Ну, голова! Я в школе ни одного стиха толком запомнить не могла…
Олежек: Стихов я тоже много знаю! И песен! Сергей Фролович часто исполняет наизусть, а я немедля запоминаю! Хотите, я вам прочту или спою что-нибудь?
Лера: Спой. И, вот что, я пока не знаю, как, но я изыщу деньги тебе на операцию! Свой талант я, судя по всему, угробила, если он и был… Так хоть твоему не дам пропасть!
Олежек: Спасибо, Валерия Максимовна. Но, ей-богу, не стоит утруждаться… Что же вам спеть? Пожалуй что любимый романс Сергея Фроловича. Он его как-то с вашей бабушкой пел… (Поёт «Выхожу один я на дорогу…»)
(Сергей Фролович на цыпочках входит в кухню и задумчиво слушает. Песня оканчивается…)
Сергей Фролович: Браво! Я вижу, мой юный друг, вы делаете большие успехи! (похлопывает Олежека по плечу) Вот, видите, Лерочка, какой голос! Пожалуй, он превзошёл меня! И, если бы я был Жуковским, то тоже подарил бы портрет со знаменитой надписью… (усаживаясь на диван рядом с Лерой) Когда приехали, Лерочка? В гости или как?
Лера: Или как. Вы оказались правы, Сергей Фролыч… Тогда, помните? Когда говорили о счастье.
Сергей Фролович: Моя юная леди, читайте Чехова! Если и есть в наше жизни цель, то эта цель заключена в чём-то гораздо более великом, нежели наше счастье… Делайте добро! Помните этот призыв? Антон Палыч знал, о чём писал. А Евгении Романовны нет, как водится? Разумеется, нет… Знаете, Лерочка, ваша бабушка нынче редко возвращается раньше десяти часов. Гордая женщина! Она будет сутками напролёт работать, но никогда не позволит себе принять чью-то помощь, обременить кого-то своими проблемами. Кстати, молодой человек, не забыли ли вы, что в субботу мы идём с вами на лекцию профессора Кошковца по истории русского девятнадцатого века?
Олежек: Разумеется, я помню, Сергей Фролыч.
Лера: Неужели ты и лекцию собираешься запомнить?
Олежек: Отчего бы нет?
Сергей Фролович: Вы напрасно иронизируете, Лера. Мы с Олежеком уже бывали не на одной лекции, и поверьте: они все сохранились в его памяти в целости и сохранности.
Лера: Однако же, уже поздно. Может, вы хотите поужинать? Я приготовлю.
Сергей Фролович: Я бы предпочёл дождаться Евгении Романовны. А вы, мой юный друг?
Олежек: Я подожду!
Лера: Значит, будем ждать…

Явление 4

Часы бьют десять раз. Дверь в квартиру открывается, входят Евгения и Леонид.
Евгения: Спасибо вам за помощь, Леонид Андреич. Хотя, право, не стоило… Я бы справилась сама.
Леонид: Конечно. Но ведь мне всё равно по пути было!
Евгения: Не юлите, Леонид Андреич! Но я теперь не могу отпустить вас, не напоив хотя бы чаем!
Лера (выходя из кухни вместе с Сергеем Фроловичем): Ты что здесь делаешь?! Как ты посмел прийти сюда? Пришёл обо мне вынюхивать?
Евгения: Лера! Откуда?
Лера: Я вернулась домой! А вот что здесь делает этот человек?
Леонид: Простите… Я лучше пойду.
Лера: Ну уж нет! Сначала будь любезен объяснить, что тебе тут нужно?
Евгения: Сначала будь любезна ты, Лера, сменить тон. Леонид Андреич подвёз меня до дома. У меня были очень тяжёлые сумки. Можешь в этом убедиться.
Лера: И где же он тебя отыскал?
Евгения: Он меня не отыскивал. Мы с ним торгуем на одном рынке! Рядом!
Лера: Что?! (поворачиваясь к Леониду) Ты торгуешь на рынке? Ты?! И чем?
Леонид: Картинами… Два года уже.
Лера: С каких это пор тебе приходится зарабатывать столь сложным способом? Неужели твой любимый тесть разорился?
Евгения: Лера, прошу тебя выбирать выражения. Ты не на помойке находишься.
Сергей Фролович (поднимая сумки Евгении): Чёрт побери, здесь что, кирпичи? Вот что, Жанночка, мы с Олегом ждём тебя уже пять часов и очень проголодались. Пойдём на кухню, а молодые люди пусть объясняются друг с другом. Им, кажется, есть, что обсудить!
Евгения (внучке): Я очень рада, что ты приехала! (целует её в щёку и уходит вслед за Сергеем Фроловичем)
Лера: Ну, я тебя слушаю!
Леонид: Он не тесть мне больше, а она – не жена… У неё новый муж теперь.
Лера: О, как! Вытурили, значит?
Леонид: Значит. Лера… Я очень рад твоему приезду. Я так хотел увидеть тебя!
Лера: Ну, конечно! На безрыбье-то. Да ещё с шансом уехать в Штаты!
Леонид: Ты чересчур скверно обо мне думаешь. Поверь, я очень много понял за эти годы. Я понял, что значила ты в моей жизни, что жить так, как жил я, стыдно… Нельзя так жить! Я ведь дожил до сорока лет и, по сути, сам не прилагая никаких усилий к достижению чего-то. Я замер в развитии, я не совершенствовал себя. Я считал себя приличным человеком только оттого, что не участвовал ни в чём предосудительном. Но предосудительно было уже само бездействие! Десять лет духовного разложения, душевной лени, равнодушия ко всему, кроме собственной личности. Но считал себя интеллигентным человеком! Для этого у меня было несколько оснований: принадлежность к творческой профессии, вызубренное благородство манер, поверхностная начитанность, умение красиво говорить о том, кто и что должен делать, знать всё и за всех! Что ещё нужно интеллигентному человеку? И это казалось мне нормальным, потому что так жили многие мои друзья. Но с твоим появлением в моей жизни что-то переменилось. Я как будто начал просыпаться…
Лера: Очень уж затяжное было пробуждение! Такое затяжное, что уже я успела уснуть!
Леонид: Я слабый человек, Лера. И вдобавок трус. Я не верил в свои силы. Мне нужно было несколько раз получить оплеуху от жизни, чтобы взглянуть на неё и себя трезво и начать предпринимать что-то, чтобы вылезти из того болота, в которое залез добровольно! После твоего отъезда я места себе не находил. Я глушил свою тоску в ночных клубах, я играл в казино, я пил в горькую… Когда человеку нанесли удар в спину, и он повалился на четвереньки, надо нанести ему ещё один удар спереди, чтобы он встал на ноги… Это сказал один мой знакомый. В отношении меня он оказался прав. Второй удар нанесла мне моя супруга, которая быстро оформила развод и выставила меня за порог, но, низкий ей поклон, она оставила мне мою мастерскую в мансарде… Впрочем, она была моей ещё до нашей свадьбы. Ты должна её помнить. Мы ведь столько раз встречались там! Ты помнишь?
Лера (отворачиваясь): Я всё помню…
Леонид: Теперь я там живу и работаю. Работаю! Когда я отрезвлённый окончательно переехал на эту квартиру, откуда начинал свой путь, во мне внезапно проснулось давно забытое вдохновение! За последний год я написал не один десяток картин. И самое главное: я написал твой портрет. Он теперь весит у меня в спальне. Пожалуй, это одна из лучших моих картин! Я, наконец-то, сделался вольным художником. Я снова научился работать, как умел когда-то, научился сам устраивать свою жизнь. Полгода назад я даже получил премию от организации художников нашего района. Мои работы признаны в числе лучших… Я так хотел, чтобы ты узнала всё это! Чтобы увидела свой портрет! Я столько раз представлял нашу встречу! Я мечтал, что заработаю достаточно денег и поеду к тебе… Для того только, чтобы ещё раз увидеть тебя и сказать, что я люблю тебя! Когда я увидел тебя сегодня, у меня в душе всё обмерло… (поднимая голову) Что с тобой, Лера? Ты плачешь..?
Лера (сквозь слёзы, не оборачиваясь): Зачем ты пришёл сюда? Ну, зачем ты опять явился в этот дом? В мою жизнь?! Зачем?! Когда я уезжала, я запретила себе даже думать о тебе! Я хотела вычеркнуть тебя из своей жизни! Навсегда! Я надеялась, что, уехав, вскорости забуду тебя! Но нет! Все эти годы я ненавидела тебя! Презирала! Но забыть не могла! Я молилась лишь о том, чтобы никогда не видеть тебя больше! Потому что никто не принёс мне большей боли, чем ты! Я не хотела страдать снова! И, вот, стоило мне вернуться, и ты опять пришёл в мою жизнь! И вся моя ненависть, которую я так старательно воспитывала, рассыпалась! И всё воскресло вновь!
Леонид (обнимая её за плечи): Что воскресло, Лера? Что?
Лера: Не твоё дело!
Леонид: Послушай! Я хочу возвратить всё то, что мы так необдуманно разбросали! Я наделал множество ошибок! Но прости меня! Дай мне шанс всё исправить!
Лера: Это невозможно! Слишком поздно исправлять что-то!
Леонид: Это неправда! Лера! Если мы теперь не попытаемся спасти то, что можно, мы же всю жизнь будем страдать и никогда не простим себе! Оставь гордость! Ведь ты же измучаешь себя!
Лера: Замолчи! Замолчи!
Леонид: Лера! Скажи правду: ведь ты до сих пор любишь меня? Ведь так?
Лера: Я идиотка! Безвольная дура!
Леонид: Ты любишь меня?
Лера (оборачиваясь, со злостью): Да!
Леонид: В таком случае, я хочу, чтобы ты стала моей женой! Мы станем жить в нашей мансарде. Вдвоём. Будем работать! Я уверен, мы будем счастливы! Ты согласна?
Лера: Ты негодяй, Лёня… Но я согласна…
Леонид: Родная моя! (обнимает и целует)
Лера (сквозь поцелуи): Как всё глупо… Неужели эта сентиментальная чушь и есть счастье?
Леонид: Конечно…

Явление 5

Всё то же. Часы бьют 12 раз. Внезапно во всей квартире гаснет свет. В полной темноте ничего не видно, слышны только голоса.
Евгения: Свет погас!
Сергей Фролович: Чубайс!
Евгения: В моём доме просьба не ругаться! Погляди, что в соседних домах.
Сергей Фролович: Мрак кромешный. Интересно, надолго ли это?
Евгения: Как минимум до утра. Придётся тебе, Серёжа, ночевать у нас… Только, вот, где?
Сергей Фролович: Хоть сидя. Хоть лёжа на полу. Я неприхотлив!
Евгения: Хоть бы фонарик какой-нибудь! Так же и ноги переломать недолго…
Олежек (таинственным голосом): И тьма сгустилась над городом! В тот день и час на землю сошёл давно обещанный конец Света!
Сергей Фролович: О котором утром сообщили все газеты! Запомните, молодой человек, конец Света наступит тогда, когда не останется репортёров, которые будут его освещать.
Евгения: И простых смертных, которые станут отмечать это событие! Однако, друзья мои, кроме шуток: что делать-то?
Сергей Фролович: Петь, моя дорогая! Мой юный друг, что мы с вами будем исполнять?
Евгения (со смехом): Только не гимн!
Олежек: Будет сделано, Евгения Романовна! (затягивает «Степь…», Евгения и Сергей Фролович присоединяются)
Лера: У меня голова кружится…
Леонид: Не бойся, я крепко держу тебя.
Лера: У меня в глазах темно.
Леонид: Это просто свет погас.
Лера: Надо же, свет погас! Отчего бы?
Леонид: Авария, должно быть… Как темно!
Лера: Как романтично! (слышится звук поцелуя)
(В коридоре появляется слабый огонёк. Вера Кирилловна выезжает в своём кресле, держа в руках свечу)
Вера Кирилловна: Дожили… Света нет. Эх, Ромушка, Ромушка… Он ведь даже в войну был. А теперь нету… Помню, бомбёжки, бомбёжки, а свет – есть. Двадцать первый век… Эх! А этим всё ни по чём! Одни в прихожей милуются, другие на весь дом песни горланят, будто бы пьяные… Мишатка проснулся. «Ура! – кричит. – Свет выключили! Будем теперь как в пещерах жить! Как доисторические люди! Бабусь, тащи свечку!» Ему весело. Как в пещерах! Куда уж веселее! Доисторические люди… А, пожалуй, что и так. Мы не века сего… Господи, светопреставление какое-то! (задувает свечку, и слышно, как коляска со скрипом уезжает в комнату)

Занавес