-Руби! Ру-у-у-би-и-и!!! Куда ты подевалась, негодная девчонка?! Немедленно выходи! Ну, доберусь я до тебя! Плачут по тебе розги! Что ты натворила со своими волосами? Что ты натворила с новым платьем? Ру-у-уби-и-и!!!
...Высокий, пронзительный голос Нолы разбивает вдребезги утреннюю тишину. Золотые пылинки, танцующие в солнечных лучах, испуганно заметались, разбегаются кто куда.
Руби - это я. Я прячусь на чердаке. Среди старого хлама я нашла сундучок. В нём вещи моей мамы. Бархатная сумочка, расшитая бисером. Круглое зеркальце серебряной рамке. Кружевная перчатка с левой руки. Алая лента от шляпки. И недошитое платье из зелёного атласа. Гладкое, прохладное. Очень красивое... Я пыталась примерить его и рассматривала себя в маленькое зеркальце. Но платье ещё слишком велико.
Ещё не скоро станет впору. В сундучке есть небольшая книга в кожаном переплёте. Когда-нибудь я её прочитаю... Мой друг Руди уже знает буквы. Он умеет писать свое имя: Сэр Рудольф Кристиан Джон Спенсер, эсквайр. Он и меня обещал научить. Между страниц в книге - сухие листья. Яблоневые, дубовые. Листья из нашего сада. И лепестки цветов. Роз и фиалок. И белых анемонов. Я прижимаюсь лицом к зелёному
атласу и слышу, и вижу запах зелёных яблок. Запах мамы... Я никогда не видела мою маму. Она умерла, когда я родилась. Я не знаю, какой она была. Нола знает. Нола была всегда. Я помню Нолу столько, сколько помню себя. Шесть лет. А Нола была долго, долго, долго до меня! Она хорошо знала мою маму. И маму Руди. Говорят, они дружили с детства. И вышли замуж в один день. Говорят, это была самая красивая свадьба за последние сто лет! Счастливая Нола, она это видела... А потом родились
я и Руди. Руди старше на шесть дней и четыре часа. Он говорит, что никогда и никому не позволит меня обижать. Он всегда утешает меня и смешит. Его мама, леди Сильвия, добра ко мне. Я часто гощу в их доме. У меня там даже есть своя комната. Там так хорошо. И очень интересно! Руди такой умный, столько всего знает. Про индейцев, про Африку. Про странных зверей дельфинов, которые живут в теплых морях. У его папы в кабинете есть большой глобус, очень красивый, на полированной деревянной подставке. Когда нам удается пробраться в кабинет, мы долго рассматриваем глобус, и Руди рассказывает мне про дальние страны. Только одно мне не нравится - когда я слышу шепот у себя за спиной: "Ах, малышка Руби, она сиротка, бедняжка..." Тогда я кричу и плачу: "Нет! Я не сиротка! у меня есть папа! Он меня любит, любит!.." На самом деле я давно поняла - папа совсем меня не любит. Однажды он сказал, что я убила маму. Я слышала. Тогда я спряталась в конюшне и долго плакала. Когда меня нашли, папа велел три дня оставлять меня без ужина. Но Нола приносила потихоньку, уже совсем ночью, молоко и кексы. Или пудинг. Она на самом деле добрая, Нола. И, наверное, все-таки любит меня. И я ее люблю. Но папу я люблю так сильно! Если бы я только могла ему рассказать об этом. Может быть, тогда бы он не смотрел на меня таким странным взглядом. Нола так
смотрит на мышь, если заметит её на кухне... Но я не могу рассказать. Когда я стою перед папой, вся в кудрях после папильоток, в бантах и рюшах, я просто забываю, как надо двигать руками и ногами. И не могу подбежать и обнять его крепко-крепко. И я забываю все слова. Язык становится сухой, шершавый, прилипает к нёбу. Нола стоит за моей спиной, положив большие красные руки мне на плечи,
и рассказывает обо всём, что произошло, пока папа был в отъезде. О том, что мы с Руди болели корью. О том, что я упала со старой яблони и чудом ничего не сломала. О том, что нас покусала собака, когда мы с Руди хотели утащить щеночка. Не на совсем, только поиграть. О том, как я разбила в гостиной фарфоровое блюдо. Очень дорогое, его привезли из Китая. (Я знаю теперь, где Китай. Мне показывал Руди.) Папа слушает, кивает. Молчит и думает о чём-то. Потом долго говорит с Нолой. И совсем, совсем ничего не говорит мне... А наутро снова уезжает, надолго, надолго... А вчера я узнала, что нынче осенью меня отдадут в Пансион. Сегодня папа должен приехать за важными бумагами. Когда придёт пригласительное письмо, папа повезёт меня в карете. Там будет много девочек. Может быть, я с кем-нибудь подружусь. И я ещё никогда никуда не ездила в карете! Это, должно быть, весело... Я буду часто писать письма и Руди, и Ноле. А на Рождество и на лето буду приезжать домой. А потом мы с Руди вырастем и поженимся. И это будет самая красивая свадьба за последние сто лет!...
-...Руби, вот ты где, негодница! А ну, вылезай немедленно, чумазая обезьянка!- Шершавая рука Нолы вытягивает меня за ухо из моих грёз и из пыльного угла между старым комодом и креслом с рваной обивкой. Я не успела спрятать свои сокровища и теперь судорожно прижимаю их к груди. Нола всплескивает руками:
-Что это за мусор ты снова тут нашла? Мало у тебя хороших новых
игрушек?
-Это моё, моё! Это мамино... Не отнимай, не выбрасывай, пожалуйста!...
Я плачу. Нола гладит мою клочками обстриженную голову, прижимает к большому животу в белом переднике и причитает нараспев:
- Что же ты натворила, бедовая головушка? Папенька приедет, что
мы ему скажем? Как на глаза ему покажемся? О, Бооооже всемогущий!..
...Голова моя и вправду бедовая. Бед ей уже немало пришлось пережить. До вчерашнего дня у меня были длинные и густые каштановые волосы. Их было трудно расчесывать, трудно промыть. (Особенно после того, как мы с Руди пытались выяснить, как же Санта-Клаус попадает в дом через камин. Или после того, как мы пробовали через кроличью нору прорыть ход в Страну Чудес. (Чем мы хуже этой Элис?) Обычно мне просто заплетают волосы в косы. Но перед приездом папы Нола долго накручивает их на папильотки, с этими твёрдыми шишками на голове я совершенно не могу спать. А наутро каждую прядь расчёсывают, укладывают, и всё это так долго и так больно! Утро испорчено. Совсем не бывает времени побегать по двору - посмотреть на лошадок, проведать коров с телятами, пёстрых кур и белых гусей, поздороваться со свинками и лохматой собакой Цыганкой. (Она кусала меня, но я не обижаюсь. Мы снова друзья.) Все утро меня наряжают и украшают, как ёлку на Рождество. Потом я сижу и жду папу. Не шалю, не играю. Руди ко мне в этот день не пускают. Но я радуюсь тому, что увижу папу. Я так редко его вижу... Вот только вчера со мной что-то случилось. Нола говорит, на меня "нашло". Я долго не могла заснуть, хотя очень сильно устала. Голова болела в этих ужасных папильотках. Я встала и тихонько спустилась по лестнице на кухню. Там я сняла со стены большой острый нож. Им разделывают индейку. Потом у себя в спальне я долго раскручивала папильотки и обрезала ножом пряди волос. Пока не обрезала все. Я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Остатки волос торчали на моей голове в разные стороны. Я поняла - это катастрофа. Ничего хорошего в этой жизни меня уже не ждёт. Я заплакала от отчаяния и безнадёжности и порезала ножом в клочки новое платье,
которое только вчера принесли от портнихи. Я долго плакала над этой кучей волос и лоскутков. Потом снесла всё в кухню и положила в очаг поглубже, чтоб не очень было заметно. Нож я повесила на место, а потом спряталась на чердаке. Я часто тут прячусь... Потом я уснула, положив голову на старое пыльное кресло. Вопли Нолы разбудили меня. Она кричала так, будто случился пожар. Или война. А теперь я стою перед Нолой, ухо моё горит в её жёстких пальцах, лицо опухло от слёз, всё в
тёмных грязных разводах. Нола складывает в сундучок мои сокровища. Потом долго смотрит на платье.
- А что, девочка моя. Это, пожалуй, выход... Хочешь мамино платье?
- Конечно, хочу! - радуюсь я.
Нола берёт меня за руку, мы спускаемся во двор. По пути на кухню Нола велит конюху Билли принести и согреть побольше воды. Нола долго отмывает и вытирает меня. Все-таки она добрая, Нола. Как хорошо, что она есть! Нола поправляет ножницами то, что осталось на моей голове. Утешает, что к Рождеству косы отрастут снова, и она подарит мне красивые ленты. А потом Нола берёт свою корзинку для
рукоделия. Пара часов колдовства - и я стою перед зеркалом в чудесном платье, а на моей голове - миленький чепчик из того же зелёного атласа. Платье просто великолепно. Без этих дурацких оборок и бантов. Узкий лиф на шнуровке и длинная юбка колоколом, тяжёлые складки до пола. Круглый воротник и рукава до локтя. Вот я и танцую в твоем платье, мамочка!.. Я обнимаю Нолу и говорю шёпотом:
- Не плачь! Я люблю тебя, и мы никогда не умрём!...
Потом меня кормят кашей с молоком и яблочным пирогом. И я долго-долго-долго жду папу. Сижу в своей комнате в новом прекрасном платье и чепчике. Смотрю в окно. Солнце прокатилось, как мячик, махнув тенью по подоконнику справа налево. Вот и сумерки. Папы сегодня нет особенно долго. Как странно... Какой-то шум внизу. Открываю дверь и вижу Руди! Он о чем-то горячо и быстро рассказывает Ноле. Та ахает, всплёскивает руками, что-то отвечает. Нола разрешает Руди подняться,
это странно. Но я рада его видеть. Он такой красивый! Не такой, как мой папа, но после папы - самый красивый. Руди высокий, загорелый. У него золотые кудри и карие глаза. И нос в веснушках. Руди почти всегда смеётся. Двух передних зубов вверху у него нет. Один зуб он выдернул сам, при мне. Показал, как он шатается, привязал прочную нитку и сильно дёрнул. И даже не охнул! Вот какой он, Руди. Он скачет по лестнице через две ступеньки. Мы входим в комнату, и Руди говорит, что папу я сегодня не дождусь. Он помогает сэру Чарльзу решать финансовые проблемы. (Я не очень понимаю, что такое финансовые проблемы, но не перебиваю, не переспрашиваю. Я слушаю, широко раскрыв глаза. (Как-будто это поможет лучше понять.) А Руди все говорит, говорит, говорит... Оказывается, сэр Чарльз неудачно сыграл на бирже, и к Спенсерам уже приезжали кредиторы- описывать имущество. Со дня на день состоятся торги, и вырученных денег должно хватить для погашения долга. Леди Сильвия в отчаянии. Сэр Чарльз обратился за помощью к моему папе. По старой дружбе. (Я знала, знала - мой папа самый добрый, самый лучший!) Папа помог Спенсерам - он купил билеты на пароход, который завтра отплывает в Америку. И он ссудил их деньгами на первое время. А сегодня все заняты сборами и прощанием. Руди так счастлив, что поплывёт в Америку на настоящем пароходе! Он увидит море. И чаек. И странных зверей дельфинов. И китов. А в Америке он увидит индейцев. У них разукрашены лица, на головах - перья, а в руках - топорики. Называются томагавки. А ещё индейцы курят трубки. В Америке растут секвойи. Это самые старые и самые большие деревья в мире. Я рада за Руди. Правда. Но почему-то очень хочется плакать. Сердце моё сжала ледяная рука. Оно не бьётся. Я не могу дышать. Но улыбаюсь и слушаю. Мне хочется закричать: как же я буду жить без тебя, Руди?! С кем буду искать в лугах гнёзда малиновки? С кем буду кормить новорожденных телят? Кто придумает для них имена? Для кого я сплету в косы остролист и омелу, когда вырасту?.. Но я молчу и улыбаюсь. А Руди смеётся, размахивает руками, показывает мне, как он будет забрасывать лассо на диких мустангов. А ещё он говорит, что найдёт много золота в Клондайке, разбогатеет и обязательно вернётся за мной. И мы уже никогда, никогда не расстанемся. Я роняю слёзы на подол своего нового платья. Они медленно расплываются тёмными пятнами. Нола приносит молоко и кексы. А потом разрешает Руди остаться до утра. Спенсерам сегодня всё равно не до него. Маленьким мальчикам ни к чему путаться под ногами у взрослых в такой трудный день. Мы совсем не спим в эту нашу последнюю ночь. Говорим, говорим, говорим обо всем... Руди подарил мне большую пузатую бутылку зелёного стекла. Бутылка из-под гавайского рома, так сказал Руди. Может быть, она побывала в руках настоящих пиратов. Руди сказал - если мне будет очень плохо, я смогу написать письмо, положить в бутылку и бросить в море. И она обязательно доплывёт. Он прочитает моё письмо. Я верю Руди...
...Громко тикают часы. Я впервые задумываюсь: что же такое время? Вот же оно, длится СЕЙЧАС. Тик-так - и его уже нет. Куда пропало? Я не хочу, чтоб наступило завтра. Но время идёт. Тик-так. Тик-так... Вот и утро. Мы в суете собираемся и долго едем в экипаже. На пристани ждёт большой корабль. Спенсеры поднимаются на палубу. Леди Сильвия плачет. Руди смеётся и машет мне рукой. В его улыбке нет двух передних зубов. Корабль громко и печально кричит. Руди говорил, что почти так же кричат киты. Они живут в океане. Иногда они всплывают на поверхность и выпускают огромные фонтаны. И кричат. Так-же громко и печально. Будто прощаются с кем-то... Корабль отплывает всё дальше, дальше. Вот он уже совсем далеко. Еле видно пятнышко на горизонте. Вот и оно исчезает... Мы едем домой. В нашем доме больше некому будет шалить и шуметь. В доме станет тихо. Только часы будут стучать: тик-так. Тик-так. Тик-так...
... ... ...
...Снова утро. Как много их пролетело - одинаковых и бесцветных, перетекающих в пустые дни. Отчего так трудно проснуться? Мысли путаются, разбегаются. Пытаюсь поймать, вспомнить. Медленно открываю глаза. Плохо вижу. Словно паутина перед глазами. Дышать трудно. Пытаюсь вдохнуть поглубже, но мешает кашель, сухой и надсадный. Приподнимаю руку, всматриваюсь с удивлением: неужели это моя рука?
Такая высохшая и жёлтая, с узловатыми пальцами. Пальцы дрожат. Трудно держать руку на весу. Боже мой, я ли это?.. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Улетели годы... Руди, Руди. Только во сне я прежняя. Только во сне ты ещё со мной. Я не забыла тебя, Руди. Не смогла бы забыть. Все уходили. Все, кого я любила. Отец, Нола... Я простилась со всеми. Но с тобой проститься так и не смогла. Я и теперь жду тебя, Руди...
В комнату входит девушка в белом переднике. Это правнучка Нолы, Джун. Хорошая, добрая девочка. Она протирает моё лицо влажным полотенцем. У меня снова кашель. Красные пятна на белом. Джун помогает мне приподняться на постели, подкладывает подушку под спину. Я могу посмотреть в окно. Всё как прежде. Небо, облака. Дубы роняют листья. Осень... На комоде у моей постели большая пузатая бутылка зелёного стекла. Она плотно набита свёрнутыми в трубочку письмами. Мне бывало плохо, Руди. Очень плохо. Я писала тебе. Но так и не бросила бутылку в море. Не могла с ней расстаться. Смешно? Глупо? Возможно... Теперь это уже неважно. Важно то, что я знаю: мы встретимся. Уже скоро я увижу тех, кто за чертой. Я не знаю о тебе ничего, Руди. Может быть, ты давно уже там. Если нет, я подожду. Ждать не так уж трудно. Да мне и не привыкать... Скоро, уже скоро... Где-то тихо звучит музыка. Звенят колокольчики...
-...Руби, Ру-у-уби-и!
Девочка моя дорогая, Где же ты? Куда спряталась?..
...Запах зелёных яблок...
***