На работе ответственный, опытный спец –
Ритуалы свершаешь один за другим.
Дома ласковый муж и хороший отец –
Принимаешь семейной любви анальгин…
У вас была когда-нибудь дорогая машина? А четырехэтажный дом? А жена Вице Мисс «чего-то там»? У меня тоже не было, а у Васи все это было и даже больше. И он все это отдал… Не смотрите на меня как на сумасшедшего, это он лишился всего по собственной воле. Вы спрашиваете меня почему?
Все, как водится на Руси, началось с похмелья. Василий Головин титаническим усилием воли разлепил левый глаз и, получив болевой импульс в затылок, поспешно закрыл обратно. Воскресение.
Прошел час, а может секунда, над головой прогремел голос жены:
- Вставай, весь день проспишь! – Рев динозавра или залп из сотни пушек не причинил бы столько боли. Шампанское после водки…
- Встаю, только не кричи, - промямлил Василий и, пересиливая боль, взял у жены стакан с обезболивающим.
Спустя десять минут боль отступила, и он направился в ванную. В зеркале показалась помятая физиономия с синяками под глазами. Через час под действием дорогих препаратов он будет как огурчик…
- Как прошли переговоры? – Он готов ответить на этот вопрос. В конце концов, он отвечает на подобные вопросы каждое воскресное утро. Или не каждое? Василий задумался, серьезно, будто это имело значение. Все-таки каждое… Он уже открыл рот, чтобы сказать заранее заученную ложь, но тут перед глазами возникла сауна с полуголыми девицами, и что-то орущий партнер Дима с шампанским в руке. Василий хотел засмеяться, но, почему-то стало противно.
- Что с тобой, - он вздрогнул – за спиной в дверях стояла жена. Ее свежее лицо контрастировало с помятой физиономией Головина. Забавно, но по-прежнему противно. – Я спросила, как прошли переговоры. Ваши немцы довольны?
- Итальянцы, - промямлил Василий. Жена любила мелкие ловушки, не из ревности – они ее забавляли. Они оба давно не питали иллюзий по поводу друг друга. Он попробовал вспомнить кого-нибудь из знакомых, кто бы не изменял жене. Затылок начал пульсировать, но уличить в супружеской верности не удалось никого. Жену, очевидно, не удовлетворил ответ – она, по-прежнему, стояла в дверях в выжидательной позе. – Все нормально – контракт наш. – Промычал Василий и выдавил через отражение в зеркале жалкое подобие улыбки. Супруга сдержанно улыбнулась в ответ, кивнула и направилась к выходу из спальни.
- Спускайся вниз…
- Дети уже проголодались, ждем только тебя, - продолжил за нее Вася, жена улыбнулась, а ему опять стало противно.
Семейный завтрак. Василий, заметно посвежевший, сидел во главе стола. Дети, как водится, баловались. Жена, как всегда, тщетно их успокаивала. Отчаявшись, она выразительно посмотрела на мужа, он строгим голосом сделал замечание, и дети притихли. Глядя на свою «семейную идиллию», Головин вдруг подумал: они знали, что так будет. Жена знала, что дети будут шалить, знала, что они затихнут, когда он вмешается, а он знал, что и когда говорить. Этот ритуал они сами придумали, может, чтобы не сойти с ума, а может, чтобы просто не поубивать друг друга от ревности и затаенных обид. И, что самое страшное, их дети, еще не научившись стоять на ногах, уже выучили свои роли. Его глаза случайно встретились с вопросительным взглядом лабрадора, терпеливо ждущего «на месте», в углу. Они же, практически, ничем не отличаются от собственного пса. Он перевел взгляд на жену, она кокетливо улыбнулась. Разобравшись, чем он вчера занимался, она выцарапала бы ему глаза, и, наверное поделом, но… Узнав, чем она занята в течении дня, он, вероятно, должен выгнать ее из дома или застрелить, но… Дети сейчас с радостью бросались бы пирогом, ходили в обычную школу, дрались на переменах, носились по обычному городскому двору и многое другое, но… его взгляд вернулся к лабрадору. И он, дай волю, крутился бы у стола, выпрашивая сладости, облаял птиц на подоконнике или выл под дверью, но он еще щенком прошел обучение у профессиональных кинологов, вот и сидит как вкопанный, «хорошо себя ведет», «хороший мальчик», получи прикормку, в противном случае наказание.
А чем лучше люди, которым он предан? Чем они от него отличаются? Василий замер с куском пирога во рту – ничем. Просто у них «кинологи» были лучше. Да и «дрессировке» они поддаются лучше, а что самое замечательное продолжают «тренировать» друг друга всю жизнь, и детей своих учат всему, что знают с рождения. Тут Васе стало страшно. Нет, он не открыл для себя что-то новое, просто все это должно храниться в запертом «чулане» на дне подсознания, и никак иначе. Но сегодня утром, он проснулся, а «дверь» нараспашку…
Василий опустил вилку на стол, немного резче, чем хотелось бы, молча встал и вышел на крыльцо. Утро, будто издевалось над ним – оно было прекрасно. Васе хотелось разозлиться на яркое солнце, на жадно впитывающую его лучи зелень или хотя бы на теплый ветер, но он не мог. Кроме себя самого, в своем теперешнем состоянии обвинить было некого. Он, конечно, мог придумать, что солнце режет глаза, сквозняк хлопнул дверью, или что-то еще, но правда была в том, что он четко осознавал то, в чем нельзя признаваться даже самому себе. Вася смачно сплюнул на стерильную мраморную лестницу, легче не стало.
- В чем дело? – Жена высунулась из-за приоткрытой двери, - Почему ты ушел?
- Голова разболелась, - Головин зашагал вниз по лестнице, - Пройдусь…
- Недолго. Ты спал до полудня. А у нас в два барбекю, приедут гости.
Еще один воскресный ритуал. Вася обернулся, но она уже скрылась за дверью. И тут он понял, что ни за что на свете больше не войдет в эти двери, не станет делать замечания детям, командовать псу и врать жене. Барбекю представилось ему неуправляемым локомотивом, несущимся к его дому. Столкновение неизбежно. Он не может больше выполнять ритуалы, притворяться счастливым и успешным, верным мужем и прекрасным отцом. Все существо Головина протестовало против одной мысли о том, чтобы оставить жену и детей. В груди что-то сжалось, но мгновение спустя, пришло новое открытие: он бросил их много лет назад… Впервые смеялись полуголые девицы, а партнер Дима кричал что-то, с бутылкой шампанского в руке… Дом и семья не стали в одночасье чужими и не рвались незримые нити, когда он понял, что их уже давно нет. Да будет печаль, отчасти даже искренняя. Будут упреки, но недолго. Очень скоро кто-то другой станет делать замечания детям, командовать псу и врать жене вместо него. Василий неторопливо шел по дорожкам сада, различая дорогу, но совершенно не глядя по сторонам. Его мысли текли сами собой. Было в этих мыслях что-то пугающее, но слишком привлекательное, чтобы не додумать их до конца.
Воскресение семейный день. Нужно быть с семьей, возиться с детьми, выражать свои чувства и давать волю эмоциям. Почему? Потому что его отец всегда так делал, а до него дед. Что в этом плохого? Что плохого в воскресных завтраках? Да ничего, просто для него они утратили свою силу и свое значение, их обезличили субботние «ужины».
Сердце Головина стучало радостно и тревожно, как у ребенка, который впервые, невзирая на запреты, отправился с друзьями на пляж, или рвет яблоки в соседском саду. Водитель распахнул перед ним дверь роскошного БМВ, но Вася прошел мимо, и улыбнулся ему как истинно счастливый человек. Он зашагал вниз по дороге…
Василий шел по проселку. Он не имел ни малейшего представления, где находится. Да и не особо об этом задумывался. Какая разница что позади, когда Жизнь только начинается. К тому же, теперь он не такой как все, а значит, просто не может затеряться...
У вас была когда-нибудь дорогая машина? А четырехэтажный дом? А жена Вице Мисс «чего-то там»? …У меня тоже не было, а у Васи все это было и даже больше. И он все это бросил… Не смотрите на меня как на сумасшедшего, это он лишился всего по собственной воле. Вы спрашиваете меня почему?
Шут его знает, наверное, потому, что нельзя быть не таким как все наполовину.