Наше село самое большое во всём районе, и называется оно - Отрадное. Расположилось оно в живописном месте. Справа от села – правда, находится оно в лесу – озеро Чёрный лебедь, а чуть левее, почти по середине села, протекает речушка Каменка. Местные ребятишки всё лето купаются в ней, не смотря, на то, что вода в речке холодная, таёжная. В её чистых, прозрачных водах на дне камешки видно, а ещё по старинке, женщины в ней бельё полощут. Запах потом от белья душистый, бельё после полоскания пахнет лесом, травами, полыньёй - спишь и будто, умираешь от наслаждения, дурманящего запаха. Село наше чистенькое, люди приветливые. Есть у нас и школа и клуб, и контора, где восседает вот уже пятнадцать лет Иван Егорович. Мужик крутой и добрый одновременно. Пьяницам и тунеядцам спуску не даёт, а уж если хвалить начнёт, то держи карман шире, одарит подарками. В один карман грамоты, в другой – премии,
а в третий ещё и отрез на платье положит. Так, что любили его наши бабы, не одна по нём видно сохла. Но, не смотря, на своё высокое положение, да и видный он был мужчина-то, но вот до женщин неохоч был. Сколько помню, жил он со своей Катериной душа в душу. И любили же они друг друга, как в сказке. Точно так оно и было.
И вот однажды, по весне, в наше село приехала молоденькая учительница. Красивая, стройная, как берёзонька. Глаза - то у неё голубые, реснички пушистые, губы алые, зубки белые, волосок к волоску – коса длинная. Не одно сердце екнуло и дрогнуло в тот день, когда она шла от остановки до сельского совета. Деревня она и есть деревня, что говорить, новость мгновенно облетела все дворы. Пока девушка разговаривала с председателем, полсела прошло мимо его окон. И, конечно же, здесь появилась Матрёна Матвеевна – наш Шерлок Холмс в юбке. Эта почтенная женщина, вдова нашего бывшего участкового, который после очередной пьянки, замёрз, в крещенские морозы. В общем, хороший он был человек, вспоминают его добрым словом и хоронили - то всем селом. Несчастье приняли, как свою личную трагедию. Человек он был не корыстный, и тяжко бы пришлось его Матрёне Матвеевне. Но летом, наш председатель распорядился отремонтировать их старый домишко, подправить забор, вспахать огород и всё за счёт колхоза. Да ещё и семенами помог.
Про Матрёну Матвеевну – разговор особый. Где ещё только не зарождалось что, она уже там. Нос
у неё чувствовал неприятности за версту. Надо же человек с начальным образованием, с трудом прочитавшая когда-то детскую книжку «Колобок», распутывала самые замысловатые и загадочные случаи произошедшие в нашем, в общем, то спокойном селе. И вот, она здесь уже, что-то высматривала, и нос то у неё с годами как будто вытянулся, оттого, что она лезла им во все дела, которые её не всегда касались. Но относились к ней терпимо, нет скорее с уважением. В ней была одна, очень потрясающая черта, она никогда, нигде и ни с кем не сплетничала. Выслушивая, высматривая, задавая иногда не очень приятные вопросы, она никогда не разносила их по селу.
На крыльцо сельсовета вышла девушка, а за ней следом Иван Егорович, увидев Матрёну Матвеевну, подошёл к ней.
- Слушай, Матрёна Матвеевна, у тебя же комнатка - то, свободная, не возьмешь к себе на постой?
Ну а колхоз оплатит, и едой поможем. Ну, как, Матрена Матвеевна, не откажешь?
- Да, что ты, Иван Егорович, как же я тебе, мил человек, да откажу. Хоть и стара я, а ещё о-го-го.
Молодых за пояс заткну. ( Я забыла сказать, что она ко всему ещё была очень смешливая, и вот её шутки с долей иронии, не всяк мог перенести).
Стоящие по близости люди засмеялись, послышались ответные шуточки.
- Ну, ладно Матрёна Матвеевна, - надо сказать, что председатель уважал своих односельчан, почти
всех, знал и звал по имени - отчеству, - возьмёшь нашу новую учительницу? А зовут её Елена Викторовна.
- Ну что же, имя хорошее, да и на вид, девушка славная, пойдём, покажу, где жить будешь. Школа
от моего дома, рядом будет…
Ребятишки схватили сумки, чемодан и уже бежали где-то впереди.
В доме было прохладно, уютно. Везде, на скудной мебели лежали белоснежные салфеточки, стояли слоники, статуэточки. Всё это выглядело забавно, как в каком-то старом кино. Она - коренная жительница города, закатанного в асфальт, и полированной мебели, попала в прошлый век. Но как ни странно, её это не раздражало, а даже забавляло. Выглядело это всё, даже очень миленько, она разулась и подошла к комоду. За спиной слышалось шарканье ног, перезвон посуды.
- Елена Викторовна, идите мойте руки, да ужинать будем, поздно уже, а Вам ещё вещи распаковать
надо.
- Да, да Матрёна Матвеевна, иду, - вымыв под рукомойником руки, Елена Викторовна села за стол. Сначала ели молча, но вести себя так, им обеим было неловко, разговор зародился сам собой.
И поплыл, как будто они знакомы уже вечность. У Елены Викторовны возникло непреодолимое желание выговориться. Её так внимательно, никто и никогда не слушал. Да и не очень-то Лена была общительна. Раз обжёгшись больше никому не доверяла. А сейчас её будто прорвало, и девушка говорила, говорила.
Выросла Лена в состоятельной семье, жили богато. Огромная, пяти-комнатная квартира, машина, дача и всё, что отличало их от простых граждан. Шубы, наряды, кольца, часы, сумочки, которые менялись ежедневно. Да ещё она была единственной дочерью в семье. И когда она объявила своим родителям, что решила поступать в педагогический институт, в доме произошёл первый скандал. Отец орал и даже ругался матом, таким она его видела впервые. Но не даром говорят, что дети копия своих родителей. Вот и она добилась своего, поступила и в прошлом году получила диплом.
Работа ей нравилась. Дети её полюбили именно любили. Ребята ходили за ней по школе как цыплята. Сопровождая её везде, чуть ли не провожали гурьбой в туалет. И вот однажды в их школу, на практику, пришёл молодой человек. По виду он был немного старше Елены Викторовны. Одет изыскано, даже она, имея такой достаток, по сравнению с ним (как ей казалось) выглядела на порядок ниже. В учительской, где его представляли, набилось много народу, на него пришли посмотреть даже преподаватель физкультуры и военрук. Оказалось, он будет преподавать историю в девятых классах. Она немного опоздала на смотрины и не слышала, как его зовут. Спрашивать было неудобно, да ещё, её не очень жаловали коллеги. Более или менее, Елена Викторовна, общалась с учительницей по литературе, но Светлана Петровна стояла от неё далеко. Слушала она не внимательно, но что-то в его речи заставило насторожиться, он говорил с акцентом. Вглядываясь повнимательнее, уловила необычный загар, манеру держаться, более раскованно, чем её соплеменники. В коридоре, она остановила литераторшу.
- Светлана Петровна, как Вам новый преподаватель, практикант - и сразу девятые классы?
- Да, что Вы, Леночка Викторовна, - она почему-то звала её именно так. - Он ведь иностранец.
- А – а – а, вот оно, что!? Тогда всё понятно, - говорила Елена Викторовна, уходя и оставляя
литераторшу в недоумении.
С тех пор её жизнь резко изменилась. Он тоже обратил внимание на молодую и очень славную учительницу, и в перерыве между уроками, на большой перемене, подошёл к ней, с вопросом: «Чем сегодня вечером она будет заниматься?» - и, получив в ответ, « проверкой тетрадей», - почему-то долго смеялся. Она не понимала его веселья, и тогда он попытался объяснить. А когда она представила себя сидящей над школьными тетрадками с красным карандашом в зубах, ей тоже стало смешно. После школы он подвёз её домой, и договорившись, что в пять тридцать забирает её у подъезда.
В театре было много народу, давали премьеру. Город наш миллионный, но театралов в нем
не так-то уж и много. Поэтому ей был знаком, практически каждый пятый. А тут ещё с ней был иностранец, поэтому сегодня спектакль не воспринимали, все взоры были обращены в их сторону.
И время побежало, понеслось, суровая зима сменила осень, а слухи о них, дошли, наконец, до её отца. И вот здесь разразился второй, по грандиозности скандал. Джон, так звали молодого человека, был
с позором изгнан из нашего города. Её отец использовал для этого всё своё влияние, конечно Джона не выводили в цепях за шлагбаум города, но разговор между ним и отцом состоялся, по-видимому, крупный. Молодой человек уехал, даже не простившись. Даже, телефон в квартире Лены, временно отключили.
В школе она не могла добиться, его адреса, вокруг неё создали вакуум. Ей не хотелось идти на работу, с его отъездом, жизнь, казалась никчёмной.
Рассвело, в окно заглядывало солнышко, а они всё сидели и разговаривали.
- Так и не знаешь, где он? – Елена Викторовна, долго смотрела в окно, ничего не отвечая.
- Третий скандал, разразился, когда я ушла из школы и взяла направление в ваше село. Отец
метал громы и молнии, но я настояла на своём. И вот я здесь. – Она глубоко вздохнула, будто сбросив с плеч тяжкий груз.
- Ложись дочка, поздно уже, - и, посмотрев в окно, Матрёна Матвеевна улыбнулась, - рано.
Первый раз, за много - много дней, Лена спала спокойно. Ей снился хороший сон, и она улыбалась, нежной, застенчивой улыбкой. Хозяйка, ушла на улицу и, занимаясь хозяйством, всё продолжала думать, размышлять над её рассказом. Всё поражалась, человеческой подлости, которая больше, как она думала, всё же присуща людям городским. Деревенские поорут, поорут, ну ещё подерутся и опять мир, дружба.
- Ведь надо же так, учитель литературы, которая должна нести красоту и чистоту, предала, - другого слова она подобрать не могла, - именно предала, позвонив отцу Елены Викторовны, и сообщив о романе с иностранцем.
Но жизнь на этом не закончилась, а продолжала набирать обороты, и закружила в своих объятиях. Несмотря на то, что учебный год почти закончился, но новая учительница, успела подружиться
с коллективом. Ведь здесь, никто не знал о её состоятельном папаше, а то, что она одевалась лучше,
не очень обращали внимание, одно слово - городская.
С тех пор прошёл год. Ничего из ряда вон выходящего не случилось, Елена Викторовна жила там же, она ходила в клуб, принимала участие в организации вечеров. Но её сердце так и не открылось никому навстречу, нет, за ней никто не следил, просто в деревне такая новость не прошла бы мимо людских глаз. Иногда она уезжала в город, возвращалась всегда в ровном настроении, значит, и там у неё никого не было.
Очередные выпускники, получили свои аттестаты, и после школьного бала, разъезжались в разные стороны, а кто просто отдыхал. В селе появились дачники, к старым родителям, приезжали дети, кто, чтобы помочь управиться с сенокосом, кто привёз на лето внуков на радость бабушкам и дедушкам. В общем, в селе появились новые люди. Сегодня Лена решила сходить в магазин, первый день в отпуске, надо кое, что купить. У неё закончился стиральный порошок, мыло и так, кое какие мелочи. В магазине было мало народу, у прилавка, спиной к ней, стоял молодой человек, одет он был в военную форму и не громко разговаривал с продавщицей.
- Да, решил этот отпуск провести у родителей. Надоело, болтаться где-то, да и мама писала, что отец стал часто хвататься за сердце, погощу немного, по хозяйству помогу.
- Саша, а вечером, часом не занят, приходи в клуб, у нас там сейчас весело.
- Ладно, если родители отпустят, - пошутил он, и взяв с прилавка коробку конфет и ещё, что-то завёрнутое в бумагу, повернулся, говоря: - Ладно, Светлана, до… - и увидел Лену. Слова так
и застряли где-то в горле. Он, как бы, сторонясь, боясь, нечаянно прикоснуться, что бы видение
ни исчезло, боком вышел на улицу.
- Ну, Елена Викторовна, что ж вы так напугали нашего Сашу, он парень хороший, смирный,
а главное, не женатый.
- А, кто это?
- Это сын нашего председателя, Ивана Егоровича. В отпуск приехал, рассказывал, что в том году был на море, так не понравилось, в этом году решил в деревне отдохнуть. А я бы не отказалась растянуться сейчас на пляже. – И она сладко потянулась, видно представляя, как бы она нежилась там, на песочке.
Лена сделала необходимые покупки и вышла на улицу, около дома председателя толпились люди, они бурно выражали радость по поводу приезда их сына, и Матрёна Матвеевна, уже была там. Лена, тоже в душе порадовалась за них, она помнила, как загорались глаза матери, когда она их навещала. Даже отец, так и не простивший её, бросал все дела и приезжал в эти дни, обедать домой. Она раскладывала покупки, по местам, тихо напевая мелодию какого-то нового шлягера из репертуара Пугачёвой.
Затем, переодевшись, пошла в огород, поливать было рано, полоть жарко и она, расстелив полотенце, легла загорать.
Проснулась она оттого, что над ней, причитала Матрёна Матвеевна.
- Да на кого, ж ты теперь похожа, да разве ж так можно загорать, сдурела девка. Да ты сгорела же вся. – И она потащила Елену в дом. – Сейчас, сметаной намажем, ай, ай, ай. – Причитала она. – Взрослая вроде, а ума то, хоть и учительница.
Хозяйка, продолжая причитать, мазала её сметаной, тело нестерпимо горело. К вечеру поднялась высокая температура, и Матрена Матвеевна, побежала до поликлиники. Но там сегодня не было даже медицинской сестры. В клубе танцы, да у председателя праздник, вот и разбежалось всё село. Врача Нину Петровну, женщину добрую, но немного позволявшую себе, иногда рюмочку, другую, хозяйка нашла у председателя. Но, увидев её, побоялась доверить свою квартирантку. На улице стоял Саша в окружении, старых приятелей и, увидев растерянный взгляд старухи, подошёл к ней.
- Здравствуйте, Матрёна Матвеевна. Что-нибудь случилось? - И она чуть не плача поведала
ему свою, историю.
- Да, вы не волнуйтесь, сейчас посмотрим вашу постоялицу, и поставим её на ноги.
- Да, как же мил человек, врач то выпимши?
- А, насчёт этого не волнуйтесь, я же военврач. Правда, мне больше знакомы вывихи и переломы,
но я думаю, мы, вместе с вами справимся. – И он, даже не заходя в дом, пошёл со старушкой.
Лена металась в бреду, температура 40, уже держалась более шести часов. Они протирали её спиртовыми настоями, улучшение длилось не более получаса, а затем ей становилось ещё хуже. Губы потрескались, лицо осунулось, и глаза, которые она открывала, казались ещё больше. Она смотрела на Сашу и не видела, всё время звала какого-то Джона. Наконец-то к восьми утра, она перестала метаться, успокоилась. Сидя напротив неё в кресле, Саша незаметно уснул. Проснулся он, оттого, что ощутил
чей-то пристальный взгляд, кто-то на него смотрел в упор. Он открыл глаза, часы, висевшие над кроватью, показывали 12 часов, значит, он проспал, где-то четыре часа.
- Вы, долго собираетесь здесь сидеть? - Спросил голос, из-под одела. – Мне надо встать, умыться.
- Ещё, чего удумала! Её только с того света привели, а она вставать распорядилась. Скажи Александру Иванычу спасибо, а то бы и не знаю даже, - и она ушла на кухню, всхлипывая, и вытирая слезы фартуком. Саша молча поднялся и пошёл на улицу, вослед ему донеслось: - Спасибо! Матрена Матвеевна, кормила её, как маленькую с ложечки, у Лены, конечно, была бабушка, но бабушка городская, вечно занятая на работе. Она работала главным врачом городской больницы, и у неё не было времени, вот так, ухаживать за внучкой. Даже когда Лена заболевала, что заметим, было редкостью, то за ней ухаживала медицинская сестра из больницы, а бабушка справлялась о её здоровье по телефону. Размышляя над этим, и от тепла рук этой доброй старушки, Лена опять уснула.
Проснулась она ближе к вечеру, попыталась встать, но голова кружилась и если бы ни сильные руки, которые подхватили её, она бы упала плашмя на пол. Окно было завешено, и в сумраке она не заметила, что кто-то ещё находится в комнате.
- Это вы, Саша? – И только здесь она поняла, что стоит перед ним совершенно голая.
И он, растерявшись от неожиданности, так и держал её в своих объятиях.
- Ну, отпустите же меня, наконец-то! И, выйдите из комнаты, дайте мне одеться. – Ей почему-то не ,ыло стыдно, скорей смешно. Она уже поняла, что это он протирал её настоями, когда она металась
в бреду, и от сложившейся, сейчас, нелепой ситуации, рассмеялась. Саша сидел на крыльце, и курил, девушка опустилась и села с ним рядом. Так бы они и сидели молча, если бы вовремя не вернулась Матрёна Матвеевна.
- Сидите, голубки? – Толи спросила, толи в подтверждение своим мыслям, спросила она.
- Сейчас, накрою на стол, и будем ужинать. Александр Иваныч, ты уж не уходи, уважь старуху-то.
За столом они тоже молчали, говорила одна хозяйка.
- Может стопочку? Мой дед, царство ему небесное, - она перекрестилась, - любил это дело.
С тех пор и держу бутылочку, на всякий случай.
- Да, нет спасибо, только я не пью, - и Александр Иванович замолчал. Разговор не клеился. Посидев ещё немного, для приличия, он попрощался и ушёл домой.
С тех пор, он зачастил к ним в гости, больше молчал, чем говорил, и однажды Матрёна Матвеевна не выдержала:
- Ну, что вы сидите возле старухи, идите да хоть в клуб, на танцы, или погуляйте по берегу реки, а ни то, на озеро сходили бы.
- Елена Викторовна, может правда, сходим, места там красивые, когда здесь жил, всё там облазил, каждый кустик знаю. – На том и порешили, утром чуть свет, к озеру пойти.
Места действительно оказались сказочными, густо посаженые деревья, почти не пропускали дневного света, и они пробирались к озеру как по подвалам заброшенного, старинного замка. И, о чудо, перед ними озеро, края ровные, как будто, специально обрамленные огромным карандашом.
- Александр Иванович, а почему озеро называется так, «Черный лебедь»?
- Говорят, сюда когда-то черные лебеди прилетали, с тех пор и название озеру дали «Черный лебедь».
- А, я то думала, что какая-то легенда скрывается за названием, - и они молча продолжали стоять и любоваться озером. – Он первым нарушил молчание.
- Лена, я хочу сказать, что полюбил Вас с первого взгляда. Когда увидел в магазине, и теперь мне нет покоя, ни днём - ни ночью. Вы знаете, что я не женат, выходите за меня замуж, - и помолчав, добавил, - не умею я говорить красиво, но что любить буду всегда, обещать, могу, я ведь в отца, однолюб. Через неделю мне возвращаться в часть, сейчас, можете не торопиться с ответом. Обещаете подумать?
- Я и сейчас могу ответить. Вы хороший человек, Саша, - она повернулась, и смотрела прямо, ему
в глаза, - но, я люблю другого. – Больше об этом они не говорили. Они продолжали встречаться, много говорили, гуляли, но Матрёна Матвеевна всё-таки уловила некоторое отчуждение в их отношении,
и случилось это после возвращения, с прогулки к озеру.
Сашины проводы были назначены на субботу, в понедельник он уже должен быть в городе на вокзале,
а в пятницу Лена пропала. Она первый раз, не пришла домой ночевать, хозяйка ждала её до трёх часов, потом, все же решив, что она с Александром Ивановичем, успокоилась. – Значит, сладилось, - думала она, идя спать. Но и утром её не оказалось в постели. Старуха побежала к дому председателя, но и там Лена не появлялась. Отец с сыном, некоторое время стояли в растерянности, затем заспешили в контору, поднимать мужиков на поиски пропавшей учительницы. Искали её всем селом, вызвали из города подкрепление, но поиски ни к чему не привели. Все её вещи были на месте. Не нашли только паспорт.
В понедельник утром, арестовали Александра Ивановича, правда, по просьбе отца, пока держали в деревне, в город не увозили, но самое страшное, что ему предъявили обвинение в умышленном убийстве.
И свидетелей на озере не было, а всё село уже знало, что учительница ему отказала, и чтобы она никому не досталась, вот он её и убил. Село есть село. Не со зла болтали товарки около магазина, а скорее в недоумении, каждый, на свой манер, толковал о случившемся, но только стоило показаться где-то Матрене Матвеевне, как все сразу замолкали. А она вела своё расследование, и даже когда водолазы искали на дне озера, старуха и там присутствовала. И первая заявила о невиновности Александра Ивановича. А так как, улик против него не было никаких, тело не нашли, то обвинение с него сняли, и скоро он уехал в часть.
В деревню приезжали родители Елены Викторовны, они долго разговаривали с председателем,
а ночевать остались у Матрёны Матвеевны. Допоздна горел огонь в её домике, отец клял себя на чём свет стоит, мать тихо плакала и почти ничего не говорила. Так как тело не нашли, ещё теплилась маленькая надежда, что она жива. Вот это и давало силы. Её бабушка как всегда оказалась занятой
и с родителями Лены, не приехала.
Наступил сентябрь, дети пошли в школу, и затосковала наша Матрёна Матвеевна, и даже по селу почти не ходит, так прикипела сердцем к своей постоялице, что свет не мил стал. Сидит на крыльце день - деньськой, и делать ничего не делает, смотрит куда-то вдаль, думы разные думает. И вот однажды слышит, кричит кто-то, зовёт её по имени - отчеству. Встрепенулась, вперёд подалась, а там почтальон.
- Матрёна Матвеевна, иди скорей на почту, тебе там посылка пришла, паспорт не забудь.
Только её и видели. Она добежала до почты быстрее почтальона, который был ее, чуть ли не на десять годков моложе.
- Где, где посылка? – Перед ней поставили, большой ящик, написано было не по-русски. – Леночка,
доченька, жива, значит, - она гладила ящик, и всё говорила, говорила.
- Распечатывать-то будешь, или домой понесёшь?
- Помоги, помоги мил человек, от Леночки это, я как чувствовала, что она жива, молилась за неё.
Открыли крышку коробки, и прямо на верху, лежало письмо и фотографии, на них была изображена Елена Викторовна с каким-то мужчиной. Старуха смотрела на них и улыбалась.
- Прочти, письмо-то, - попросила она почтальоншу.
- Дорогая моя бабушка, прости меня и попроси прощение у всего села, а особенно у Александра
Ивановича, не хотела Вам зла делать, да так получилось. Если бы отец узнал о том, что я задумала,
я больше никогда бы не увидела Джона. Если родится дочка, назову её Матрёной, в честь тебя…