Луна одела только что выстиранную наволочку и улыбнулась. В улыбке было что-то озорное. {Будто на этот раз не она стирала свою потертую в некоторых местах наволочку, а кто-то другой.} И вместе с тем – что-то стыдливое. {Будто она невыспавшимся ребенком (из-за того, что гоняла во дворе мяч,) взошла на небо.}
Луна никого не упрашивала быть лучше себя. Когда перечитывала в очередной раз свою любимую книгу. Помнишь запах луны? Если нет, тогда выйди на улицу ночью и втяни воздух. Чувствуешь? Это пахнет свежестью только что выстиранной наволочки. А аромат, который остается после свежести. Аромат, который на мгновение задерживается после того, как ты выдыхаешь. Аромат, густо разливающийся по ветвистым легким. Аромат, серебристыми нитями вплетающийся в твои волосы. Это лунный аромат.
Беззубо улыбаясь в серой пыли воздуха, она безнаказанно умирает, чтобы родиться вновь. Вновь в своей потертой наволочке, которую так любит. И не просто любит, а любит стирать.
Мурлыча себе под нос исландский любимый напев, луна хаотично окунает наволочку в озеро. И хоть ей жутко хочется спать, она с плеском топчет ногами наволочку, причем плеск это делает, безудержно смеясь и хлопая в ладоши. {Однако минуту назад он деланно хмурился. Неуклюже нахлобучив на лоб кепку, думал, что та придаст ему официальный вид.} А сейчас кепка, последовав за наволочкой, бултыхается в озере, понимая, что луне неплохо бы похудеть, а плеску снять ботинки. Вода же зализывает швы {от ран?} на наволочке и кепке.
Подсолнухи поворачивают свои головы к солнцу. Цветы тянутся к его теплу. Рыбки, почувствовав солнечные лучи, плывут к ним навстречу. Все совершают поход к солнцу, {а если не к солнцу, то куда-нибудь еще. Главное, совершить этот поход, а уж в какую сторону – неважно.}
Луна окрашивает предметы цветом тени. Рыбки и подсолнухи блекнут, теряя яркость. Зато они пропитываются меланхолией и чем-то одиноко-таинственным.
А луна снова одевает наволочку, улыбается и окунает кисточку в краску цвета тени.