Отрывки из романа Е.Свинаренко "Учитель-психопат" (Часть вторая)
Тимуровцы
После уроков 5 «Д» собрался возле дома классного руководителя. Было безветренно, снег падал большими хлопьями. Утомившись ждать, дети покричали учителя. Готов высунулся в форточку и выглядел сонным:
– Сейчас выйду, подождите.
Еще полчаса школьники ждали Готова. Играли в снежки, бегали друг за другом, дразнили старушек, которые почему-то требовали от детей «убираться отсюда».
Готов вышел и направился к веранде на детской площадке. Ученики последовали за ним. Учитель приказал построиться в два ряда и потер глаза:
– Спасибо что пришли. Вы поступили как никогда правильно. Собрал я вас здесь неслучайно. Я ведь когда-то тоже был маленьким. Таким как вы… Верещагин встань прямо… В те далекие времена в моде был бестселлер Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Я изчитал эту книгу до дыр. Всегда мечтал быть Тимуром и презирал Квакина. Потому что Тимур был хорошим. Он со своей командой помогал людям. Рубили дрова, таскали воду, в общем общественнополезничали. На дом, кому была оказана помощь, Тимур приклеивал красную звезду, чтобы все знали, что это тимуровцы, а не полтергейст хозяйничал. С друзьями мы решили стать тимуровцами. Соорудили на огромном тополе штаб. Устраивали сходняки и готовились делать дела. Первый раз на дело мы пошли летней ночью. Нашей целью был садоводческий массив №36. Было темно и страшно. Одного оставили на шухере, а сами полезли через забор. К делу мы подготовились основательно: взяли с собой сумки и ножи. Первый блин не был комом. Мои тимуровцы своровали два кочана капусты, четыре сумки яблок, десять морковок и немного крыжовника. Мы залезли в наш штаб, чтобы съесть добычу. Яблок оказалось так много, что мы решили – все понадкусывать и выбросить. Три ночи подряд мы ходили делать дела, но в четвертую случилось непоправимое. В огороде была засада – человек с ружьем. Он крикнул: «Стойте, маленькие засранцы». Мы, побросав награбленное кинулись к забору и в мгновение ока перепрыгнули… а толстый Паша Гвоздарев был так медлителен… и этот фашист с ружьем выстрелил и попал… солью Пашке в жопу. Как он орал, вы не представляете как он орал. Мы не оставили друга в беде. Тащили на себе до дому. На следующий день мы разрушили штаб и приняли решение временно прекратить деятельность тимуровской организации. А Павел неделю отмачивал свой зад в тазике с водой.
– Зачем, – спросил Лялин.
– Чтобы растворилась соль, – ответил Готов. – Не отвлекаемся. Пришла пора возобновить тимуровское движение. Сегодня некоторые из вас примут участие в благотворительных акциях. За мной.
Стайка детей под предводительством классного руководителя направилась к красной пятиэтажке по соседству с домом Готова.
– Бобров и Уразова, – полушепотом сказал Готов, – сейчас мы с вами заходим в первый подъезд. Вы поднимаетесь на второй этаж и звоните в пятую квартиру. Дверь откроет старенькая бабушка. Ей надо сказать, что вы тимуровцы и попросить у старушки денег, чтобы купить ей продукты или лекарства. А когда даст, сходить и купить все необходимое. Понятно?
– А чё я сразу, – заныл Бобров.
– Закрой свою варежку, – прошипел Готов. – Не хочешь людям помогать? Тогда и на уроки мои не приходи. Будешь стонать, придумаю тебе нехорошее прозвище.
Готов с подопечными зашли в подъезд. Учитель еще раз проинструктировал учеников, пригрозил, на случай если вздумают изменить план, перекрестил и отправил наверх. Немного поспорив кому звонить, на кнопку нажала девочка. Дверь открыла старушка весьма интеллигентного вида.
– Ты говори, – толкнул Бобров Уразову.
– Сам, – ответила девочка.
– Говори, а то получишь, – сказал Бобров негромко, но со злостью.
Уразова глубоко вздохнула и протараторила:
– Мы тимуровцы из школы №3. Мы помогаем старым людям. Давайте нам деньги мы сходим в магазин за продуктами или в аптеку за лекарствами.
Старушка попробовала схватить тимуровцев, но дети вовремя отскочили.
– Ах, вы бессовестные, закричала она. – А ну пошли отсюдова. Паразиты детдомовские. Ишь чего захотели… денег им…
Ребята спустились к учителю.
– Не расстраивайтесь, – сказал Готов, – это больной на голову человек. Хромает старушенция на свою кочерыжку. Изменим тактику. Сейчас поднимемся повыше. Звоните в четырнадцатую квартиру, там тоже бабка живет. Сразу денег не просите, просто предложите помощь. Если и на этот раз не повезет – обзывайтесь. Сильно обзывайтесь, в следующий раз не будут нас унижать. Идите, я на третьем стою. Если все пройдет гладко, приклеим ей на дверь красную звезду.
– Бобров и Уразова постучали в квартиру №14, (звонок не работал). Открыла невысокого роста старушка с седыми кудряшками и очень добрыми глазами. В этот раз помощь предложил мальчик:
– Бабушка… мы это… мы тимуровцы… Мы людям помогаем. Давайте мы вам за продуктами сходим или за лекарствами… Вот…
– Ой, какие молодцы. Вот спасибо. Хорошие ребятишки. Сбегайте за хлебом, пожалуйста. А то ноги совсем не ходят. Молодцы.
– Бабушка… это… – замялся Бобров, – вы нам деньги дайте… мы как без денег купим?
– Вы купите на свои, – ласково и неторопливо сказала старушка, – хлеб принесете, я вам отдам… У меня пенсия маленькая. Вдруг вы меня обманите. Хорошо, ребятушки?
Школьники стояли в раздумьях: посовещаться с Готовым или…
– Дура, – выкрикнул мальчик.
– Дура, – подхватила девочка.
– Ребятушки, вы что? – от неожиданности у старушки чуть не распрямились кудряшки.
– Да пошла ты… вот тебе, – спускаясь, кричал Бобров, – дура старая…
– Сама в магазин пойдешь, – показала язык Уразова, – если не хочешь, чтобы мы тебе помогали.
Готов перехватил школьников и закрыл им ладонями рты:
– Здорово. Я все слышал. Молодцы. Все правильно сделали. По пятерке за четверть обоим. Валим отсюда!
Выбежав к остальным ребятам, Бобров и Уразова поделились впечатлениями. Готов приказал отставить «головокружение от успехов» и предложил следующей паре помочь «тетеньке алкоголичке», живущей во втором подъезде, избавиться от проклятого недуга, рассказать ей о вреде употребления спиртных напитков.
Нравоучений «тетенька алкоголичка» слушать не пожелала, накинулась на детей с кулаками. Готову пришлось вступиться за тимуровцев и даже легонько ударить «тетеньку-алкоголичку».
Темнело. Учитель приказал ученикам выстроиться у веранды:
– От всей души хочу поздравить вас с нашей первой акцией. Вы доказали, что имеете полное моральное и физическое право носить звание тимуровца. Впредь подобные акции, вы можете совершать и без моего участия. Всего вам доброго. До свидания.
Дети разбежались по домам. Немного побродив по заснеженной улице, Готов вытащил из кармана горсть вырезанных из красной бумаги звездочек, послюнявил и наклеил на фонарный столб.
Свет погас
Утро. В классе погас свет. В соседних со школой домах тоже. Школьники обрадовано загалдели:
– Ура, урока не будет.
– Темнота друг молодежи.
– У меня Шишкина под партой. Ха ха!
– Сейчас включат, авария наверно.
Учитель издал длинный звук «у», чтобы все смолкли, и объяснил:
– Электричество еще долго не включат. Это, так называемое, веерное отключение. Но вы ошибаетесь, если думаете, что урока не будет. Я могу читать по памяти.
– Что такое веерное отключение? – спросили из темноты.
– Веерное отключение – это отключение веером.
– Как понять веером?
– Так и понимай, веером и все. В стране электричества катастрофически не хватает, а число потребителей растет в геометрической прогрессии. Понимаете? Как лампочка: чем больше комната, тем больше лампочке необходимо энергии, чтобы осветить ее.
– Какая разница? Лампочка она и есть лампочка, – мудро заметил голос из темноты. – Насколько ватт рассчитана, так и будет светить.
– Дурак!
– Не согласен.
– Не согласен, значит баран упертый. Ты не знаешь, а я знаю, лампочка в комнате наматывает больше чем на кухне, потому что площадь комнаты больше.
Ответа не последовало.
Темнота давит на человека, поэтому ученики разговаривали в полголоса. Готов на ощупь вышел в коридор, тихонько открыл дверь соседнего кабинета и на цыпочках вошел.
В классе ученики, в основном девушки, просили рассказать Кольцову о себе. Молодая аспирантка еще не привыкла ощущать себя взрослой среди школьников и, смеясь, отвечала на вопросы. В кромешной тьме присутствия Готова никто не заметил. Учитель сел на корточки, дабы свет фар проезжающих машин не обнаружил его.
– Ольга Семеновна, вы замужем? – спросили ученицы.
– Нет пока, – веселым голосом ответила Кольцова.
– Собираетесь?
– Может быть летом.
– А кто жених?
– Какие вы любопытные. Все вам расскажи.
– Расскажите! Интересно же! – загалдели девчонки.
– Не скажу. Секрет, – смеялась Кольцова.
Готов гуськом пробрался поближе к аспирантке. Он жадно вдыхал ноздрями ее запах. Упивался затейливой мелодией скрипа стула, на котором она сидела.
– Вы собираетесь диссертацию писать? – спросили ученики.
– Нет, наверно. Пока, по крайней мере…
– Почему?
– Сейчас это очень дорого стоит. За свой счет придется приглашать профессоров. В других членов комиссии деньги вкладывать. Много нюансов. Сейчас бесплатно ничего не делается. Даже диссертация не защищается. И потом я еще не решила нужно мне это или нет…
– А сколько денег надо для этого?
– Не знаю… Думаю тысяч сто.
– Долларов?
– Нет, рублей. Но все равно, мне сейчас не потянуть… А а а а!!! А а а а!!! Ой ой ой!!! Что вы… А а а а!!!
Готов мял грудь Кольцовой, сильно кусая губу, чтобы не расхохотаться и, соответственно, не быть узнанным. Аспирантка вскочила и с воплями стала отбиваться от нападавшего. Готов «пулей» выбежал из кабинета Кольцовой и неслышно вошел в свой.
– Слышите? Кольцова разоралась, – сказал ученикам Готов. – Опять эпилептический припадок.
После зимних каникул
После зимних каникул Готов встретился со своим пятым «Д» на уроке истории:
– Здравствуйте, дорогие мои. Как-никак две недели не виделись. Отдохнувшие… Выросли-то как. Ни фига, Иванова, тебя разбабахало. Рассказывайте, как каникулы провели.
Дети наперебой стали делиться впечатлениями:
– Я ездил к бабушке в деревню.
– Мы с папой на лыжах ходили кататься.
– А мы сейчас ремонт делаем.
– Мы с мамой в церкви на рождество были.
– Тщ щ щ, – поднес палец к губам учитель. – Зачем все сразу. Я прекрасно понял, что каникулы вы провели бездарно. Например, я в каникулы ел эскимо на полупалочке, достиг просветления, левитировал и купался в проруби.
Из коридора в класс кто-то забросил серую кошку. Она заметалась и испуганно прижалась к двери. Дети сорвались с мест и побежали смотреть на животное.
– А ну назад! По местам! – остановил учитель.
Готов взял кошку на руки и погладил.
– Кошки, – сказал учитель, – делятся на матерых и шелудивых, а собаки на бобиков и бобиков.
– А это какая, – спросили ученики.
– Этот кошак шелудивый, – Готов положил кошку на стол и слегка потискал. – Кстати, кошки - единственные млекопитающие, относящиеся к пресмыкающимся.
– Можно нам погладить? – дружно попросил класс.
– Можно. Идите сюда.
Ученики собрались вокруг стола и по очереди гладили бедную зверушку.
– Все, погладили? – Готов взял кошку на руки и понес к двери. – Отпустим кошака.
– Я еще не погладил, – опомнился Пастухов.
– В большой семье, Андрей… я надеюсь, ты не хуже меня знаешь о законе большой семьи, – сухо сказал Готов, закрывая дверь на ключ. – Развлеклись, пора и поучиться.
Горец
На пороге класса появились две ученицы: Жданова и Питиримова.
– Здравствуйте, – сказали они.
– До свидания, – холодно ответил Готов.
Девушки замялись.
Трудно передать словами макияж юных особ. Только полотна художников-абстракционистов могут послужить сравнением.
– Нам можно пройти? – спросила Питиримова и надула большой пузырь из жвачки. Пузырь лопнул, ошметки жевательной резинки повисли на носу.
– Я же сказал до свидания, – тяжело вздохнул Готов.
Жданова повиляла бедрами, построила Готову глазки и нежно, с придыханием сказала:
– Рудольф Вениаминович, что здесь такого, мы всего на пять минут опоздали?
Готов улыбнулся девушкам и подмигнул:
– Я вас знаю: ты Роза Люксембург, а ты Клара Цеткин. Несомненно, девочкам можно опоздать даже на десять минут. А ну, убирайтесь отсюда!!!
Жданова медленно закрыла глаза, так же медленно открыла и тихо проговорила:
- Мы больше так не будем, простите нас, Рудольф Вениаминович… можете нас наказать.
В классе послышались редкие смешки. Жданова с Питиримовой нахально переминались с ноги на ногу.
Готов сел на стул и взглянул на ноги опоздавших.
– Когда я жил в Москве, – сказал он, – мы с друзьями частенько посещали ВДНХ, пиво там пили. И вот однажды, совершенно случайно забрели на сельскохозяйственную выставку, где деревенские жители коров демонстрировали. Подошли к одному стенду и увидели: две девчонки корову пеструю представляют. Девки эти вылитые вы: на губах по килограмму помады, тени черные, как будто на глазах фингалы, щеки румяные-румяные. Про одежду вообще молчу. Не красота спасет мир, а барахолка мир погубит… И смотрим мы с друзьями, понять не можем: что за животные такие. Корова вот она стоит – черно-белая, а эти две кто? Не человек точно, определенно какая-то скотина… Сошлись, с друзьями, во мнении – чернобыльские мутанты.
– Че к чему? – поняла намек Питиримова.
– К тому, девочки, к тому. Будете в большом городе проездом: осторожно. Поймают, в зоопарк к обезьянам в клетку посадят. А то и в кунсткамеру отдадут.
Класс смеялся. Мужская часть выкрикивала:
– Обезьяны!
– Коросты!
– Капусты!
– Шлюхи!
Готов вскочил со стула и запротестовал:
– Ребята, это вы зря. Они не шлюхи. Они хуже! Пошли вон отсюда!!! Лохудры!
Выдворив девушек, Готов начал урок:
– Я один из немногих оставшихся. Пилигрим судьбы, шутка провидения. Кто если не я способен оставить потомкам память о моих странствиях и страданиях.
Учитель медленно провел ладонью по лицу.
– Когда-то нас было много – умерших, но воскресших. Бессмертных. Правило гласило: «Остаться должен только один». Я родился в 1564 году, в шотландской деревушке. Рос в семье кузнеца. Когда мне исполнилось 23 года, женился на прекрасной односельчанке и прожили мы с ней счастливых 5 лет. Но однажды ночью эта дрянь пырнула меня, спящего, ножом в живот. Пописала, сучка. Позже я очнулся: рана затянулась на глазах, жены след простыл, настроение препаршивейшее. Лежу, лежу… е-мое! Я ж бессмертный оказывается. Прошел год. Работаю в поле, и вдруг сильнейшее чувство беспокойства обуяло меня. Гляжу, в мареве появляется фигура мужика, с мечом в руке. Подходит он ко мне и говорит: «В живых останется только один». Я ему: «Тебе чё надо? Курить? Извини не курю, спичками не балуюсь, денег мало, только на хлеб». Продолжаю картошку копать, а этот мудак, как давай шашкой махать и главное все в голову норовит. Шибанул я ему, пару раз лопатой по шеям, башка то и отвалилась. Невесть откуда молнии появились. Током меня шваркнуло, 380, не меньше. Потом-то мне объяснили, что миссия моя: идти через века и рубить головы всем бессмертным, а силу их себе забирать. Как только всех порублю, стану самым сильным на земле человеком и смогу принять руководство планетой. Вот такие пироги… а до сих пор где я только не был, что только ни делал… Принимал участие во французской буржуазной революции; служил солдатом в наполеоновской армии; был лакеем у Александра Сергеевича Пушкина и секундантом у Лермонтова; нянчил Льва Толстого и, будучи на каторге, валил в Сибири лес. Анка чапаевская от меня без ума была. За это по фурмановскому доносу работал землекопом на строительстве Беломорканала. Да… вот, забыл, у Ленина в должности печника числился. Со стройки века сбежал в Европу (назад в Шотландию тянуло), а попал, будь оно неладно, в фашистскую Германию. В сорок первом, солдатом Вермахта, на Матушку Русь обратно пошел. Взяли в плен. Что не верблюд, доказать не получилось и до осени 1953 года в Магадане… ой, мама не горюй. В застойные времена на родину в Шотландию меня никто не пускал, а с перестройки и до сих пор денег нет. Одно удивляет меня: за все эти годы, я не встретил ни одного бессмертного. Тешу себя надеждой, вдруг поубивали они друг дружку… Не пора ли провозглашать себя императором всея Земли?
– Это вы фильм «Горец» посмотрели? – спросил Вася Кошкин.
– Это я тебя только что из школы отчислил, – ответил Готов.
Азарт
В воскресение Готов проспал до полудня. Нащупал под подушкой пульт ДУ, включил телевизор, немного полежал и отправился в ванную.
После завтрака учитель собрался прогуляться по городу: поесть мороженного, подышать воздухом.
Когда одевался, подумал, что уже пора с зимней обуви переходить на весеннюю и надел ботинки.
Рудольф Вениаминович медленно шел по центральной улице города. Встречные прохожие то и дело сталкивались с ним плечами. Кое-кто ругался, кое-кто нервно дергался. Но Готова это не трогало – он наслаждался весной и не обращал ни на кого внимания. Кстати, и сталкивался с прохожими от того, что задрал голову вверх.
Сходил на набережную узенькой речки. Посетил центральный универмаг. Съел брикет мороженного. В парке посидел на сухой, но еще холодной скамейке. Зашел в магазин канцтоваров: купил ручку и общую тетрадь.
На площади Готову сунули в руки листовку с непонятным призывом: то ли покупать косметику, то ли вступать в ряды распространителей оной. Из бумажки он сделал самолетик и запустил. Самолетик сразу же клюнул в рыхлый серый снег.
Прогулка затянулась на четыре часа. Внезапно ветер подул с севера. Готов застегнул верхние пуговицы пальто, уныло взглянул на промокшие ботинки и побрел к дому. По пути он зашел в продуктовый магазин, купил сосиски, хлеб, молоко…
Вдруг ухо поймало звон падающих монет. Готов повернул голову. В магазине стоял игровой автомат, эдакий узаконенный «лохотрон», с красивым названием «Три семерки». У автомата стояла молодая пара и весело кричала. Их окружили еще несколько человек, искренне радовались. Пятирублевые кругляшки часто сыпались на металлический поддон, табло показывало «777». Те, что стояли рядом с удачливой парой, восторженно качали головами:
– Повезло…
– Подфартило…
– Судьба…
– Раз на раз не приходится…
«А вот это вообще не в тему», - задумался Готов над последней репликой.
Счастливая от того, что стала на 1000 рублей богаче, пара еще пару раз испытала судьбу, но безрезультатно. Готов нащупал в кармане самую крупную монету, убедился, что не десятка и подошел к автомату. Зеваки, собравшиеся расходиться, вновь выстроились полукольцом. Готов просунул в щель монету и закрыл глаза. Игровой автомат звучно выплюнул пять кругляшков.
Готов чуть не подпрыгнул от радости, сердце бешено заколотилось, руки жадно сгребали монеты с поддона. Во второй раз снова успех, помимо брошенных пяти рублей одна монета выпала лишняя. Итого выигрыш: 25 рублей за два раза. Наблюдатели яростно болели за Готова (подобная солидарность среди людей наблюдается на футбольных матчах у болельщиков одной команды):
– Давай еще!
– Везет!
– Попал в струю!
Еще такое единодушие случается у зрителей в студии «Поле чудес», когда у игрока выпадает сектор «приз» и все дружно кричат: «Приз», ведь деньги это тлен, а вот посмотреть, как человек облажается, если ведущий из ящика яблоко вытащит, действительно дорогого стоит.
– Я - баловень судьбы! – ликовал Готов. – Играть так играть!
В третий раз на индикаторе высветилось «581», что означает - «неудача»… Следующие четыре попытки положительных результатов так же не принесли.
– Спокойно, – обратился Готов к зевакам, – еще не все потеряно.
Он подошел к кассе и разменял 100 рублей. Вооружившись двадцатью монетами, Готов ринулся в «схватку» с алчной машиной.
Со временем настроение Готова падало. Удача словно отвернулась от него. Было, конечно, пару раз, когда монета просто возвращалась, но разве это выигрыш…
Зрители переживали за учителя. Казалось бы, подумаешь, 100 рублей проиграл, что такого… Но тем не менее видок игрока взывал к состраданию: лицо покрылось красными пятнами, скулы дрожали, глаза почти выкатывались из орбит.
Деньги кончились. Готов подбежал к продавщице и выложил на прилавок содержимое пакета (в том числе и ручку с общей тетрадью).
– Я возвращаю товар, верните деньги, – агрессивно сказал он.
– Мы не возвращаем, – ответила продавщица.
– Почему?
– Потому.
– Почему потому? Заберите свои паршивые сосиски! Мне деньги нужны!
– Все, я сказала! – отрезала продавщица.
– Ваш лохотрон у меня все средства к существованию сожрал. Это же грабеж средь бела дня. Мне отыграться надо.
– Ваши проблемы.
– Послушайте, мадама, зачем так говорить? Прошу, пожалуйста, как человека прошу, верните мне деньги.
Осознав, что «номер» не пройдет, Готов снял пальто и обратился к зевакам:
– Товарищи, господа, купите пальто. Устроим аукцион. Кто больше? А?
Игроман подходил к каждому и предлагал оценить пальто на ощупь. Люди отступали. Из кармана на мраморный пол упала затерявшаяся где-то в кармане монета, достоинством как раз 5 рублей.
– Бог меня услышал, – обрадовался Готов.
Он трижды подул на денежку, поцеловал и просунул в щель.
Мерцание циферблата остановилось на 279. Готов со всей силы ударил кулаком по автомату. Толпа расступилась. Учитель смотрел на машину стеклянными глазами. Он стал трясти автомат и рычать. Брюхо обдираловочного аппарата зазвенело «награбленным». Удар ребром ладони, и «лохотрон» пошатнулся…
Внезапно учителя крепко и больно взяли под руки. От неожиданности Готов вскрикнул. Два молодых милиционера сержанта повели его к УАЗику с мигалкой. В голове учителя мелькнул кадр из фильма «Место встречи изменить нельзя». Готов, вырываясь, закричал:
– А а а! Волки позорные! Не хочу!.. Не хочу!..
Взглянув на держащего левую руку рыжеволосого блюстителя порядка, учитель ухмыльнулся:
– Володенька… я ж тебя зубами загрызу.
Рыжий сержант толкнул Готова в спину, и тот влетел в открытые двери УАЗика.
В «обезьяннике» было светло. Дверь с большим окном из оргстекла захлопнулась за Готовым. На двух широких лавках сидело три человека. Двое молодых и один неопределенного возраста и монголоидными чертами лица. Страха Готов не ощущал, возмущение и злость были еще в силе. Он сел на лавку и снял шляпу.
– За что тебя, очкарик? – монголоид полулежал и перебирал зубами спичку.
Страх все еще не подступил, руки тряслись от возбуждения. Готов снял очки и прошипел:
– Ты, чурка с глазами… Ты за базар отвечаешь? Ты может под ханом Батыем ходишь? Что? А ты в курсе, что твой бригадир еще в 1255 году ласты завернул… Че пялишься?!
Все притихли. До Готова постепенно дошло, что палку он перегнул и сейчас потомок Чингисхана вцепится ему в горло. Мгновенно возник план отступления: метнуться к двери, стучать и орать со всей мочи «убивают!». Учитель напрягся, приготовился к прыжку, но неожиданно монголоид произнес примирительным голосом:
– Чего ты, братан, извини… я ведь не в том смысле… не знал… прости, брат.
В голове снова возник кадр, но уже из фильма «Брат».
– Не брат я тебе, гнида черножопая, – сказал Готов.
Монголоид опустил глаза.
Один из молодых людей подсел к учителю.
– Слушай, помоги… Я, похоже, здесь надолго. Передай записку, – он сунул Готову клочок бумаги, – менты звонить не дают… мать волнуется, наверно. Там адрес записан.
– Хорошо, передам, – пообещал Готов.
Третий задержанный вел себя беспокойно, по всей видимости, наркоман, и у него начиналась ломка. Он периодически вскакивал, ходил по «обезьяннику», садился на корточки в угол, беспрестанно просил у всех закурить.
Спустя два часа милиционеры впихнули в «обезьянник» пьяного старика в длинном, рваном пальто. Старик тяжело сопел и ругался.
– Дайте закурить, пацаны, – попросил он друзей по несчастью.
Задержанные отрицательно помотали головами.
– У ментов спроси, – предложил Готов.
– Ага, щас, дадут они, – возразил наркоман. – По почкам дадут, ага…
– Попробуй, – не обращая внимания на наркомана, советовал старику Готов.
Старик, качаясь, подошел к двери стукнул по стеклу окошка и крикнул:
– Дяди, дяди, дайте покурить!
– Писю подурить! – смеясь, ответили ему.
– Не получилось, – чмокнул губами старик и посмотрел на Готова, – ты што ль Наташкин любовник?
– Не твое дело, – вызывающе ответил Готов.
– Ты што ль приходил? Я-то за… за чекушкой пошел, у магазина взяли черти.
– Кто приходил?
– Ты.
– Кто, я?
– Точно! – старик указал на Готова пальцем, – Ты был… денег еще просил… она не дала, а ты по морде ее… а я за чекушкой в магазин…
Готов не ожидал от старика такой наглой изобретательности в придумывании собственного алиби:
– Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Виноват – отвечай. Вальнул ее что ли?
– Да на хрен мне это надо, – возмутился старик.
– Вальнул, – подытожил Готов. – Проси адвоката. Тебе права зачитали? Ты в праве сделать один телефонный звонок.
Старик тупо уставился на стену. Потом резко кинулся к двери и заорал:
– Дяди, адвоката давайте! Открывай! Адвоката мне!
Три милиционера ворвались в «обезьянник», схватили доверчивого дебошира и выволокли.
Задержанные прильнули к квадратному окошку. Старик вырывался, норовил ударить стражей порядка, а милиционеры били задержанного резиновыми дубинками так, что пыль вылетала из пальто.
Готов засмеялся, остальные подхватили.
Учителя попросили на выход. Сопровождающий сержант проводил Готова до кабинета на втором этаже.
В кабинете за столом сидел седой майор.
– Я видел, как вас привезли, – сказал майор, – Смотрю, лицо знакомое, где думаю, видел… потом вспомнил, внучка в вашей школе учится. Вы, кажется, историю преподаете?
– По фене можно ботать? – невозмутимо спросил Готов.
– В смысле? – не расслышал майор.
– Дело было так, начальник. Иду я, значит, шкандыбаю, ни буев, ни берегов не наблюдаю…
– Хватит паясничать, – майор покрутил у виска. – Внучка говорила, что вы того. Как вам не стыдно? Вы ж детей учите, а ведете себя… Я позвонил директору, он за вас поручился. Вам повезло, что наши ребята не дали автомат сломать. Проблемы посерьезней могли быть. Свободен, игроман хренов.
Когда сержант вел к выходу, Готов подумал: вот майор, ни здрасте, ни до свидания. Даже не представился. Кто же у него внучка? Разберемся…
Послышался истошный крик пьяного старика:
– Дяди, адвоката давайте!
Выйдя из стен казенного учреждения Готов вздохнул настолько глубоко насколько был в состоянии. Глоток долгожданной свободы пьянил. Учитель воздел руки к небу, вслед за руками запрокинул голову. Шляпа упала, а полы пальто развевались на ветру. В такой позе Готов стоял минут десять.
Готов нажал пальцем на кнопку звонка. В квартире залаяла собака. Дверь открыла толстая женщина с красным лицом, в засаленном халате.
– Кого надо? – неприветливо спросила она. – Сережку? Нет его, со вчера не был.
Учитель протянул записку:
– Это от вашего сына.
Женщина бегло прочитала и схватилась за сердце:
– Что это? Где он? Что… что случилось… где…
– В тюрьме, – хладнокровно ответил Готов.
– А ты кто? – заревела женщина. – Что он опять натворил? Опять кража? Что вы все к нему постоянно ходите?! Он учиться из-за вас, бандитов, бросил. Что он натворил?
– Мужеложство или содомия с отягчающими, есть такая статья, кажется.
Женщина не расслышала, набросилась на Готова с кулаками:
– Из за вас, подонки! В могилу меня сведете! Присосались к нему, как пиявки!
– П… п… пошла отсюда, – отбиваясь, Готов стал спускаться вниз по лестнице.
Рукавом халата женщина вытерла слезы и жалобно проскулила:
– За что хоть его, Сереженьку то?
Ничего не ответив, Готов вышел из подъезда.
Ремонт
На третьем этаже, над кабинетом биологии, протекла крыша. Кровельщики крышу починили, но кабинет оказался в аварийном состоянии. Группа педагогов, назначенных завучем, была обязана в течение нескольких дней привести класс в состояние пригодное для обучения.
В первый день ремонта Готов опоздал на два часа. В классе вовсю работали Ермакова, Кольцова, Мышкина и Носенко. Покрасили половину потолка. Парты и пол учителя закрыли газетами. В углу стояли банки с краской и шпаклевкой, кисти и шпатели. Мышкина и Носенко работали с двух стремянок, остальные наливали и подавали краску, в наполовину разрезанных полуторалитровых пластиковых бутылках.
– А мне что делать? – обратил на себя внимание Готов.
– Рудольф Вениаминович! Вы пришли?! – обрадовалась Ермакова. – Мы вас заждались, почему так долго?
– Проспал, – сухо ответил Готов.
– Рудольф, можешь Анну Валерьевну сменить, – посоветовал Носенко.
– А она что будет делать? – с недовольством спросил Готов. Он снял плащ со шляпой и достал из пакета старый халат.
– Найду чем заняться, в отличие от вас, – язвила Мышкина со стремянки.
Готов показал ей язык:
– Слезайте. Найдет она, чем заняться.
Готов стал красить потолок, наблюдая за тем, как это делает Носенко и стонать:
– Да не хочу я этот ремонт делать. Я что, нанимался? Сафронова - дура. Меня все раздражает! Думаете, почему она нас назначила? Мы самые молодые. Рассуждала, наверное: «Не будет же Шульц стены красить». Будет. Вообще, правильней всех старперов заставить… Пусть Смирнов премию дает, ничего не знаю. А а й, белила в глаз попали.
– Это не белила, – сказал Носенко, – водоэмульсионка.
– Как это?
– Так, водоэмульсионная краска.
– Отмоется? – Готов потер глаз.
– Отмоется. Она водой отмывается.
– Рудольф Вениаминович, помогите плакаты в коридор вынести, – попросила Ермакова.
Готов чуть было не потерял равновесие и не грохнулся со стремянки:
– Ага, бегу и падаю. Лечу с потолка на бал. У вас, Вероника Олеговна, какое-то нездоровое восприятие окружающей действительности. Вас трое внизу. Без дела слоняетесь, пока мы с Игорьком работаем… Сами свои щиты…
– Я же пошутила, – засмеялась с подругами Ермакова. – Так и думала, что вы заведетесь.
Готов молча продолжал работать. Женщины мыли стены и окна, о чем-то неторопливо сплетничая. Несколько раз кисть вываливалась из рук Готова, и он, ворча, спускался за ней.
– Нет, ответьте, – вопрошал Готов, – с какого перепугу мы пашем? А дети? Надо было привлечь.
– Каникулы весенние. Проснулись, Рудольф Вениаминович? – протирая сухой тряпкой стекла сказала Кольцова.
– Может вы, Оленька, и видите в каникулах причину, по которой нельзя привлечь детей к общественно-полезному труду, но лично я нет.
Молодая аспирантка подмигнула Готову, мол, не парься, все окей.
Закончили потолок. Готов и женщины взяли новые кисти, открыли банки с масляной краской и приступили к покраске стен. Носенко занялся шпатлеванием трещин.
Лениво возюкая кистью по стене Готов рассуждал на тему «а было бы так…» («а было бы так, что кисточка сама красит», «а были бы немарающиеся стены», «нагнать бы в класс сотню маляров» и т. д.). Но одна из идей оказалась весьма оригинальной.
– Представим невозможное: я хозяин двух трех терминаторов. Можно открыть частное охранное предприятие… или нет, буду я еще охранять буржуев, лучше создать строительную. Перепрограммировать, пускай занимаются отделкой, монтажными работами… Они же умные, им, как работяге объяснять не надо. На обед проситься не будут, плакать не станут, что холодно, жарко или нет спецодежды. Никаких тебе стачек, никаких забастовок, зарплату платить не надо. Рабочий день 24 часа в сутки. Знай, аккумуляторы перезаряжай. Красота. Эти роботы лопатами котлован быстрее экскаватора выроют.
– А если их запрограммировать на педагогику? – предложил Носенко.
– В школе использовать их нельзя. Ага, учитель… бугай с рожей Шварценеггера. Нам ни к чему психику детей травмировать. Пусть лучше в милиции работают или пожарными. Хотя может в милиции целесообразней робокопа.
– Вы, Рудольф Вениаминович, просто работать не хотите, вот и придумываете всякую ерунду, - сказала Мышкина.
Готов положил кисть на банку и сел на парту:
– У у ф, устал. Да, Анна Валерьевна, не хочу и не скрываю этого. Я бы сейчас все еще спал или бы уже пиво пил. О, кстати, я могу сгонять, если денег дадите. А а а, жалко? Я так и знал. А работать я действительно не хочу. Я хочу быть рантье. Чтобы лежали у меня в банке денежки, много денежек, а процентики чтобы каждый месяц кап кап, кап кап. К пенсии же получить орден и звание «заслуженный рантье России».
– Вы очень любите деньги? – Ермакова тоже решила передохнуть и села рядом с Готовым.
– Люди по своей натуре глупые существа. Вечно бегают, суетятся как муравьи. Один мой знакомый каждую неделю покупает лотерейные билеты. Говорит: «Миллион хочу выиграть». Ну, выиграет он этот миллион и что дальше? Разве в деньгах счастье. Нет, конечно. Суета сует. Деньги превращают человека в дерьмо. Чем больше у человека средств к существованию, тем за более мелкую монету он способен удавиться. У богатых душевные качества сведены на нет или как таковые отсутствуют. Чрезмерная жажда наживы порабощает личность. Мне повезло. Слава богу, я получил достаточное воспитание и не нуждаюсь в каком-то там миллионе долларов. Мне нужны все богатства мира.
Кольцова и Мышкина отвлеклись от работы, а Готов с Ермаковой снова стали красить.
– Вы, Рудольф Вениаминович, так много говорите, у вас столько разных идей, – Кольцова отпила лимонад из бутылки, – чего вам в школе работать, может в Думу стоит попробовать?
– Я много размышлял об этом, – Готов нарисовал на стене сердце и пронизывающую его стрелу. – В Думе неинтересно, я президентом быть хочу. И буду!
– Каким, интересно, образом?
– Придет то время когда я наберу критическую массу… Нет, я не в смысле лишних килограммов, совсем наоборот… критическую массу интеллекта, воли и жизненного опыта. Тогда я всерьез займусь политикой. Большой политикой. Придет время. Начну, пожалуй, с того, что хорошенько пробаллотируюсь в Государственную Думу. Неохота, но надо. Стану независимым депутатом. Ходить в шестерках при какой-нибудь партии не по мне… Что вы так смотрите? Не выберут? Еще как выберут. Я и план предвыборной агитации набросал. Понимаете, все кандидаты обещают избирателям то, что народу, собственно говоря, по барабану. Не надо быть наивным, чтобы не знать, что большинству продвижение НАТО на восток до фонаря. Мало кто понимает, что такое демократизация общества и хорошо это или плохо. Лозунг: «Землю крестьянам, фабрики рабочим» потерял свой истинный смысл, стал обыкновенным бесцветным символом, как символ знака зодиака, «весы», например… все его в гороскопах каждый день видят, а встреться он им в другой ситуации никто и не задумается, что это именно «весы». Что-то я слишком увлекся. Объясню проще. В предвыборной пропаганде я не буду употреблять выражения типа «плюрализм мнений» и все такое, а скажу: «дорогие избиратели, я, такой-то и такой-то против захватнической политики по отношению к естественному спутнику Земли Луне. Или: добьемся рассекречивания чертежей вечного двигателя». Или: «почему правительство запрещает пришельцам из космоса вступать в контакт с рядовыми гражданами РФ?». Думаете, не клюнут? А я думаю, клюнут. Пару годков в Думе покантуюсь, материальное положение поправлю, обзаведусь знакомствами, наклепаю лозунгов, подберу команду, а там, глядишь, и президентство не за горами.
– Мое мнение, что людей больше волнует зарплата, пенсия, уровень жизни, здравоохранение, безопасность, – сказала Кольцова.
– Ничуть. Хотите, скажу, что движет человечеством? Деньги? Нет. И не идеи. Человечеством движут мечты. Да-да, не смейтесь, мечты, грезы, а также нечто фантастическое, нечто метафизическое. Что вы выберете между деньгами и райской жизнью, без преступности, голода, холода, вообще без недостатков? А то и так: финансирование здравоохранения или отсутствие болезней? То-то.
– Но ведь это ложь…
– А кто вам сказал, что я честный человек? Разумеется, постараюсь использовать самые, на сколько это возможно, грязные политические технологии. По-другому нельзя, иначе голоса отобьют.
– Страшно себе представить, до чего бы вы смогли довести страну, – раздраженно вставила Мышкина, решившая высказать хоть какую-нибудь мысль, не важно к месту или в контексте данного разговора; так не редко поступают недалекие люди, – Готов - президент… смешно.
– А вы не волнуйтесь, Анна Валерьевна. Волноваться вредно. Вот опасаться стоит… нет, не меня… моей черной книжечки. Я ведь потом, сами понимаете… разбираться некогда будет, а попасть в список это запросто.
– Вы - страшный человек.
– Ну, канонизировать меня рано. Хотя…
– Слава Богу, вы - обычный болтун.
– Если вам, Анна Валерьевна, пообщаться хочется – найдите собеседника своего уровня, я имею в виду дегенерата какого-нибудь, а серьезные вопросы оставьте образованным людям.
Встав на стул, Готов попросил Кольцову подать банку и кисть. Чтобы дотянутся, ему пришлось встать на цыпочки, стул зашатался.
– Давайте я вас подержу, Рудольф Вениаминович, – предложила Кольцова, – упадете ведь.
– Сделайте милость, сударыня, – сказал Готов, разыгрывая джентльмена. Придерживая Готова за халат, Кольцова обсуждала с Ермаковой стервозность преподавателя математики Селезневой. Готов опустил кисть, вытер рукавом нос, шмыгнул и сказал:
– Ольга Семеновна, я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Кольцова, смеясь, отбежала от Готова и сделала глубокий реверанс:
– Щас! Разбежалась!
Дальше все как в замедленном кино. Балансируя, Готов терял равновесие, пытался ухватиться за воздух. Банка с краской и кисть взмыли к потолку. Стул вылетел из под ног. Несколько мгновений Готов находился в полете, пока не упал на спину. Банка больно ударила в лоб, краска растеклась по волосам и лицу.
После нескольких секунд немой сцены Готов заорал «благим матом»:
– А а а а! Да, чтоб я еще когда-нибудь!.. Бесит!!! Сделайте же вы что-нибудь, не стойте, как истуканы! Как я теперь домой пойду?!! Меня жена на порог не пустит! Поработали! Спасибо большое! Как чувствовал, что этим все закончится.
Когда Готов пришел в себя, коллеги помогли ему смыть растворителем с лица краску.
– Щиплет, – потрогал Готов физиономию. – Красная рожа? Да, не успокаивайте вы меня. Знаю, что красная.
– Вы про чью жену говорили, что на порог вас не пустит, – спросила Ермакова.
– Чего в гневе не скажешь, – Готов взял под мышку шляпу и плащ. – Пойду. Мне жизненно необходим недельный курс интенсивной реабилитации.
Он удалился и на ремонт больше ни разу не приходил.