«Де-е-едушка Мороз! Де-е-едушка Мороз! Де-е…» Я закрыл дверь. А ведь почти уже решился выйти. Детские пронзительные голоса вернули меня в мутное состояние и кабинет заведующей. Зараза, как же болит голова! Печень спорит с мозгами за право первой выскочить за пределы организма. Сказывается, однако, отсутствие тренировки. Встреча с другом вечером оказалась предвестником встречи с унитазом утром. А ведь Залу наверняка хоть бы хны…
Зал. Прозвище, залипшее за Сергеем на зоне. А вот сразу и не скажешь, откуда такая кликуха нелепая. То ли от «ЗАЛЕЗА», которое он тягал в спортивном ЗАЛЕ. А может сокращенное от любимого его слова: «задолбал», посредством которого он выражал весь круг своих нехитрых эмоций. Причём говорил он быстро и не совсем членораздельно, так что в получавшемся «заалал» средние звуки и вовсе терялись. Суть понятна, более-менее. Только и не в этом суть! Суть в том, что Зал откинулся неделю назад и, как было торжественно обещано ранее, тут же прикатил ко мне в гости. Забрал меня с работы (если это можно назвать работой), облобызал слюняво мою ватную бороду. И пошло-поехало. Сколько лет, сколько зим. Хотя с момента нашего расставания прошло меньше полугода. Именно полгода назад я освободился, точнее, сменил «зону» на «химию».
* * *
Когда, мягко говоря, нетрезвый судья после перечисления наших «подвигов» перешёл к оглашению мер наказания, началось нечто. «Семь лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима с конфискацией имущества в доход государства» - прогромыхало рёвом психической атаки, усиливаясь, как специально, отменной акустикой зала, впилось в мозг.
Семь. Лет. Лишения. Свободы.
Нас семь на скамье и всем по семь. Вру, не всем. Двоим - «пять». Пошли «на сотрудничество со следствием», по наущению адвокатов, написали признательные показания. Рассчитывали получить «химию» в худшем случае. А получили – х… орошо, хоть донесли, что получили.
Пока ждали конвой, пока то да сё, мой адвокат вышел из зала куда-то вслед за судьёй. Вернулся, подошёл ко мне, хмурый до нельзя, сказал
- Тебе - «пять».
- Это как?
- Погорячился судья.
Точно, в выданной копии приговора, мне наряду со «слабонервными», значилось пять лет. Не знаю, что сказал судье адвокат, но факт, как говорится, на всё лицо. По кассации сняли ещё год. Так что реально, с учётом амнистии, я через полтора года, потратив на это последние сбережения, съехал на «село». Там и вовсе на исправработы.
С моим «запрещено занимать руководящие и материально ответственные должности, а равно должности государственных служащих», смог устроиться только массовиком-затейником в Дом культуры. Официально, моя должность по другому называется, но суть та же. К Новому Году предложили «поработать» Дедом Морозом. Куда денешься. В принципе и получалось неплохо. Однозначно, во мне умер сказочный персонаж. Даже заношенный ватный халат, гордо именующийся шубой, пожелтевшая от многолетних радостных соплей борода, не могли испортить впечатления от моей колоритной фигуры и бархатного баритона, по ситуации переходящего в благородный бас.
* * *
Зал, приплясывая от нетерпения, еле дождался, пока я переоденусь в «цивильное». Запихал меня в такси, тут же свернул голову бутылке коньяка. Разлил, в загодя припасённые, стаканчики.
- За устрэчу!
- Зал, я, вообще-то не хочу пока пить. Мне б домой заехать. Давай, вообще ко мне.
- Задалбал, куда к тебе?! Сильно, «твоя» обрадуется приезду братухи с зоны?
- А мы ей не скажем.
- А по мне не видно? Задалбал, ты.
Да, на дядю из Мелитополя, Зал точно не тянул. А если подвыпьет, то… и подавно. Так что, внутренне обрисовав себе последствия явки с повинной и запахом спиртного, содрогнулся, но вошёл в кильватер Заловской дурной энергии.
Хотя мой дружок самостоятельно выдул большую часть бутылки, к приезду в ресторан я с непривычки захмелел. В ресторане я захмелел ещё больше. Это был и не последний ресторан на нашем замысловатом маршруте. Потом был ещё один… и ещё один…
Пили, танцевали, опять пили, знакомились с кем-то, с кем-то и не знакомились.
В себя стал приходить в каком-то баре. Погружённый в полумрак, наполненный ненавязчивой музычкой. Это я про себя. И про бар, в принципе, тоже. Оказывается, мы с Залом общаемся. Сидим, друг напротив друга, и общаемся. Он в обнимку с девонькой-прелестницей из ночных пород, а я с бокалом пива. И общаемся. Как оказалось, сугубо по поводу моей нынешней жизни.
- Тимоха, ты же умный мужик. Умный и сильный. Иначе не вошёл бы в авторитет из «красных». А сейчас что? Ноешь, бздишь не по делу: «Это не то, эдак не так». Завязывай! Чё не разведёшься?! Уйди от неё, пошли её к чертям. По концовке, ты без неё проживёшь же?!
- А она без меня? – я судорожно пытался выстроить предыдущий ход нашей беседы, но уже догадался, что речь идёт о моей жене.
- А она?! Да, пошла она!
* * *
- Тимофей Ильич, ну что же Вы?! – в кабинет, временно превращённый в гримёрку, влетела заведующая, пылая праведным, но интеллигентным гневом.
Я всё-таки вышел к детишкам. Отлабудил текст, попытался импровизировать. Поймав парочку недоумевающих взглядов родителей и вкупе с ними многозначительный – заведующей, решил не отходить от сценария, правда, значительно его сократив.
Дворами вышел к остановке маршрутки. Закурил. В голову, освобождающуюся от этила, проникали воспоминания вчерашнего вечера и размышления по поводу вечера сегодняшнего. Жутко не хотелось домой. Не хотелось и всё. Но в этот день причин не идти туда я никак не мог придумать. И я начал понимать, что хотел сказать Зал. С освобождением я приобрёл свободу. Свободу от достатка, от нормального социального статуса, от независимости. Государство решило, что так для меня будет лучше. Я с ним согласился. Не хотел я возвращения к старому. А моё новое, стало неприемлемо для моей же жены. Не для чужой какой-нибудь, посторонней, а для моей собственной.
К остановке подошли три тинейджера, обременённые агрессивно-дебильными побуждениями и вполне предсказуемо попытались познакомиться.
- Мужик, дай закурить.
Даже не посмотрев в их сторону, буркнул – Не курю – и ещё раз глубоко затянулся.
- Ты чё, бля, козёл, несёшь?! – пацанва направилась ко мне с угрожающим видом. Так им, по крайней мере, казалось. Хотя три обкуренных идиота могли напугать разве что хомячка с комплексом неполноценности.
- А несу я… доброе и вечное.
Им бы подумать: «Больной, какой-то» и идти своей дорогой. Дорогой к счастью. Нельзя останавливаться на полдороги. Если только эта дорога не в ад. Хотя и на ней не стоит останавливаться. Мало ли куда она тебя заведет, в конце концов.
Но не хотелось им думать… им действовать хотелось.
До Нового года оставалось семь с половиной часов.
* * *
Женился я поздно. Относительно. Женился по расчёту. Расчёт был простой. Я выбирал женщину, которая не будет меня сильно напрягать и сможет родить мне детей. В моём возрасте, наверное, уже не влюбляются иначе, как по пьяни. С этого момента жизнь превратилась в иллюзию. Я создавал иллюзию финансового благополучия, а жена – семейного уюта. Удовлетворённые иллюзиями, мы не видели реальности, не замечая недостатки друг друга.
Миражи поплыли вместе со словами приговора. Всё встало на свои места. В частности, я – в места «не столь отдалённые». Миражи подернулись дымкой, но неожиданно засверкали новыми красками. Жена создала иллюзию заботы обо мне, я – иллюзию благодарности. В реальности же, не сильно нуждавшийся в такой уж усиленной заботе, я получал внеочередные свиданки и посылки, прекрасно понимая, сколько они стоят. А супруга, усердно вкладывала оставшиеся мои деньги в безнадёжное предприятие, то есть в меня. И всем было хорошо, всем было весело.
Я освободился, и иллюзии закончились. На них попросту не хватало денег. Правдами и неправдами, я старался раздобыть их. Хотя, что ж это я. Теперь только правдами. К тому же дочь за время моего отсутствия превратилось в капризное манерное трёхлетнее чудовище, не поддающееся всякому воспитанию. Я с ужасом понимал, что растёт точная копия её мамы. Все мои попытки обратить вспять этот процесс, разбились о железобетонную глупость жены и тёщи. Всё, сказка кончилась. Нет денег, нет тебе и уюта. Я беру чисто психологические моменты. В бытовом плане всё осталось как прежде.
Я хотел жить честно. На хрен я им не сдался со своей честностью. Слово «мало» устойчиво вошло в лексикон супруги. Мне стало паскудно возвращаться домой. По приходу старался найти себе какую-нибудь работу, чтобы избежать общения. Но общение с супругой – вещь, сука, неизбежная.
- Я не могу развестись. И дело даже не в том, что я боюсь оказаться на улице, без копейки в кармане. Ты знаешь меня, не стану я делить квартиры и телевизоры. Я боюсь за дочку. Без меня она совсем пропадёт.
- Задолбал. Сделаешь новую.
- Знаешь, я и старую люблю.
- Слушай, Тимоха, давай я её грохну.
- Кого?
- Жену твою звезданутую. Задолбал, оформлю натурально, на тебя и не подумают.
- Зал, ты перегнул. Я знаю, что ты можешь, но такая помощь мне не нужна.
* * *
Проводил взглядом матерящихся юнцов. Матерились только двое. Третий был без сознания, два хромых товарища волокли его по направлению к микрорайону.
Не стал дожидаться, когда они вернутся с подмогой. Пошёл к метро. В вагоне меня сморило почти сразу.
* * *
Губастенький Максим Галкин натянуто радостно верещал.
- Для того чтобы выиграть миллион Тимофею Ильичу осталось ответить лишь на один вопрос. К последнему шагу он подошел, не истратив ни одной подсказки. Итак, вопрос: Хотите ли Вы убить свою жену? Варианты ответов: «да», «наверно», «нет», «может быть».
- Я беру подсказку. Пятьдесят на пятьдесят – меня прошиб пот. Налегке пройдя всю игру, получил по концовке вопрос, который поставил меня в тупичок.
- Правильное решение. Уважаемый компьютер, уберите два неправильных ответа, – на мониторе остались «да» и «наверно».
- Я воспользуюсь ещё одной подсказкой. Я хочу позвонить другу, – в моей глупой голове прокрутились последние пять лет жизни. - Хотя нет… я знаю ответ.
Я… беру… помощь… Зала.
Я проснулся. Достал из кармана мобильный.
До Нового года оставалось семь часов. До новой жизни ещё меньше.