Белые облака, изумрудное море

Марина Кунина
Он проснулся и понял, что воскрес. Окончательно. Это не было подарком судьбы. Неимоверными усилиями духа и тела он смог создать вокруг себя новый мир. Прежний исчез в один миг вместе с самолетом, оставившим от себя длинную просеку в таежном лесу. Ветки сосен, бьющие о лобовое стекло, отчаянный рывок из груды металла, вспышка взрыва, непроницаемые лица врачей, боль и одиночество – все осталось позади и не имеет больше значения. Если ты смог снова научиться ходить и даже бегать, если больше никто не умеряет силу рукопожатия и не смотрит на тебя с сочувствием – значит, ты снова жив и можешь назвать себя мужчиной.

Потеряв однажды все, он теперь, как никогда раньше, ощущал значимость каждого мгновения жизни. Он как будто взял в наследство силы тех троих, чье плечо он чувствовал рядом многие годы. Он сумел снова окружить себя всеми привычными обстоятельствами, дающими ощущение стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Правда, с небом все же пришлось расстаться. Это было единственное, чему он до сих пор не мог найти замены. Что может быть таким же зовущим и ускользающим, таким же опьяняющим своей щедростью и принадлежащим только себе? Сегодня он проснулся с уверенностью, что выяснит и это.

Выходной был свободным от дел, и он решил навестить тихую бухту, где они с отцом встречали однажды рассвет. Он был тогда еще ребенком. До сих пор в памяти сохранилось ощущение нереальной заполненности всего пространства розовым сиянием. Тогда впервые ему безумно захотелось устремиться вверх и вперед, заглянуть за горизонт, узнать – там так же розово?

Сегодня солнце поднялось из воды, не дождавшись его появления. Когда он пришел, небо было синим, облака голубыми, море изумрудным. Он скинул с себя одежду и с восторгом вбежал в воду. На одном дыхании одолел приличное расстояние от берега, с хохотом распугал стайку зазевавшихся рыбешек, погладил купол огромной лиловой медузы и распластался на волнах, растворяясь в окружающем великолепии.

Крик чайки вывел его из оцепенения. Он повернул назад, вышел из воды, с блаженной улыбкой опустился на теплые камни. Он спешил вобрать в себя радостные токи, идущие к нему со всех сторон. И женскую фигуру в белом платье, двигавшуюся вдоль берега ровной походкой, он сначала воспринял как часть замечательного пейзажа. Взгляд несколько раз беспечно скользнул мимо, потом задержался, не спеша, окинул ее всю с головы до ног, отметил изящность линий тела, правильность черт лица. Ее прелестный вид органично вписывался в общую картину.
Только взгляд диссонировал. Он был совершенно раздавлен. И синева глаз обесцвечивалась безысходностью, идущей из глубины зрачков.

* * *
Ее разбудило ставшее уже привычным жжение вокруг глаз. Она не помнила снов, но которое уже утро просыпалась в слезах. День начинался с единственной наполненной хоть каким-то смыслом процедуры – смыть с лица соленые, едкие пятна. Жжение утихало. Она старалась поскорее выскользнуть из дома, чтобы не столкнуться взглядом с матерью. Было тягостно снова обмануть ее надежду заметить в дочери хоть каплю оптимизма. Но что она могла сделать? Все силы иссякли. Она не собиралась покончить с собой, понимая, что в двадцать лет жизнь не кончается, что надо перешагнуть через это и жить дальше. Но как? Для чего? Для кого? Все было бессмысленно. Она не могла задержаться ни на чем ни взглядом, ни умом, ни сердцем. Все окружающее ее только ранило. Так бывает невыносимым самое нежное прикосновение к свежей ране. Каждое утро она пробиралась к морю сквозь шум и пыль города. Там все было так же бессмысленно, но время неслось не так стремительно, не так раздражало своей глупой суетой. И немного отдыхали веки. Она уходила к безлюдной бухте, ложилась на сухие теплые камни, сняв только шлепанцы, и лежала без движения часами, то закрыв глаза, то бессмысленно уставившись в одну точку.

* * *
Она замерла метрах в двадцати, наткнувшись на него как на неожиданную и тревожащую деталь привычной обстановки. И несколько томительных бесконечных минут глухая стена боли и недоверия не позволяла ей увидеть горячий добрый свет, посылаемый им навстречу. А он собрал всю свою энергию в один поток, устремленный на нее, еще не поняв, но почувствовав, как важен для него этот миг.

Стена рухнула под натиском целого океана жизни, который был слишком велик для него одного. Могучие волны стремительно и нежно подняли ее со дна, иссушенного многими днями опустошения и ужаса.

Она улыбнулась. Он сказал: «Привет». И каждый понял, что не ошибся, что теперь все так, как надо. Все состоялось – раз и навсегда.

У них было так мало времени, чтобы сказать друг другу «Спасибо». Они не успели даже объехать мир. Успели только подарить его друг другу – мир гармонии и душевного равновесия. Они должны были пережить все удары и потери для того, чтобы в то мгновение суметь увидеть и понять друг друга. У них не было времени на то, чтобы узнавать друг друга постепенно, наслаждаясь предвкушением новой радости. История этого союза была историей сумасшедшего взаимного дарения.

* * *
Он поднял трубку.
- Поезд уходит через пять минут. Я не удержалась, решила еще раз попрощаться.
- Это хорошо.
Мир сжался до размеров телефонной линии. Теория относительности иногда приобретает форму средства связи.
- Будь счастлива. Всегда.
- Буду. Конечно. Я всегда буду тебя помнить. Ты мне веришь?
- Да. Конечно. Всегда.
Линия не выдержала напряжения.
Короткие гудки – последнее многоточие.