...Архангельский воевода Михаил Клыков встретил Крюйса с уважением и сразу донёс Петру о прибытии волонтёров в Россию: "... Полномочные послы ... прислали из Амстердама на голландских на трёх кораблях, которые пришли с моря двинским берёзовым устьем к Архангельскому городу августа ж 3 числа, голландца Корнелиуса Креуса, который принят в твою, Великий Государь, службу, и пожаловал его ты, Великий Государь, в вице-адмиралы, да с ним иноземцев волонтёров 60 человек, а твоего, Великий Государь, жалованья в зачёт поденного корму велено им у города выдать 400 рублёв с роспискою и, дав им подводы и провожатых, отпустить их к Москве со всяким удовольствием…».
Получив подводы, продукты и сопровождающих, Крюйс отправился в Москву.
Обоз с волонтёрами Крюйса медленно въезжал в Москву. Москва то бурлила, то, казалось, застывала в настороженной тишине, прерывавшийся чьими-то стонами, всхлипываниями и далёкими криками. Утренний туман начал рассеиваться, становились видны городские здания и улицы древней Москвы.
Крюйсу показалось, что для такого раннего времени народу на улицах было слишком много, мимо всё чаще пробегали люди, испуганно озираясь. Откуда-то издалека слышался барабанный бой. Мимо повозки вице-адмирала пробежала небольшая толпа кричащих людей. Невдалеке раздался громкий выстрел, а затем истошные крики и причитания. Обоз остановился возле двух деревьев, на которых висело два тела, деревья были плотно окружены людьми…
Иди, узнай, что там такое происходит, - приказал Крюйс своему денщику, - иди вместе с Иваном, он лучше разберётся…
Иван с денщиком вылезли из повозки и нырнули в толпу. Вскоре они доложили, что на деревьях висят недавно повешенные бунтовщики – стрельцы, пойманные солдатами генерала Шеина.
- А царь в Москве, не узнал?
- Здесь царь. Он, говорят, и сегодня будет головы стрельцам рубить – на Красной площади бояре да дворяне самолично в руки топоры возьмут! Ужо их царь сам заставит…
- Хорошо, двигаем дальше!
Повозки с волонтёрами Крюйса снова поехали по неровным мостовым, но проехали недалеко – возле Красной площади дорогу экипажам перегородили солдаты Преображенского полка:
- Кто такие? Куда и зачем путь держите?
Обращаясь к усатому офицеру, Крюйс ответил неторопливо:
- К царю едем! Я – вице-адмирал флота российского Крюйс Корнелиус. Еду со своими волонтёрами – людьми, нанятыми в Амстердаме, едем мы через Архангельск для постройки флота по государеву распоряжению! Кропоткин! Покажи им дорожную грамоту воеводы архангелгородского. Да переведи им, что срочно надо быть нам у царя!
Усатый разглядел грамоту. Затем осмотрел повозку и спросил, нет ли в обозе стрельцов. Убедившись, что нет, поинтересовался:
- Немцы тут все в обозе?
- Голландцы, норвежцы, англичане… Есть и немцы. Есть и русские, что из Голландии вернулись…
Усатый офицер криво усмехнулся:
- Сегодня государю не до голландских и немецких моряков, не до флота – со стрельцами подлыми он разбирается. Порядок на Красной площади наводит! Стрельцов, злодеев, будет казнить. А голландцев и немцев не приказано на площадь пускать! Ступайте пока в немецкую слободу к немцам, к Лефорту… А царю доложим, что Крюйс с немцами приехал из Астрахани. Скажет государь сам, когда сможет вас принять. Езжайте в слободу. А куда ехать – покажет мой человек – сейчас вас сопроводит обоз ваш, адмирал, на окраину – в сторону Покровки, к реке Яузе. Там слобода…
Крюйс бросил взгляд вдаль – туда, где возле стен Кремля над толпой раскачивались повешенные бунтари, и велел поворачивать назад.
После грязных улиц и бревёнчатых домов Москвы прямые аллеи и кирпичные красивые дома немецкой слободы с клумбами, фонтанами и деревьями приятно поразили Крюйса и чем-то напомнили ему красивые улицы Амстердама. Волонтёров удалось довольно быстро разместить на ночлег. Измученные дорогой и увиденным в Москве прибывшие из Архангельска погрузились в тревожный сон. Долго не мог уснуть и Корнелий Иванович, успевший хорошо рассмотреть происходящее на Красной площади: перед глазами стояли десятки палачей с топорами, трупы, повешенные на брёвнах, всунутых в бойницы древних крепостных стен, окровавленные головы на шестах…
Через день Пётр прислал гонца в немецкую слободу за Крюйсом. Во время поездки в карете Крюйс старался не смотреть по сторонам, чтобы увидеть как можно меньше, и готовился к разговору с царём.
Пётр встретил Крюйса, прибывшего вместе со своим переводчиком, в коричневом сюртуке и шерстяном жилете. На голове его был короткий парик, из-под которого виднелись длинные и густые волосы. Подперев кулаками полные щёки, Пётр разглядывал на столе какие-то чертежи, разложенные рядом с книгами. На отдельном столике блестела модель парусного судна. Крюйсу показалось, что молодой царь очень похудел с тех пор, когда он был в Амстердаме. Вице-адмирал поклонился и заявил, что готов выполнить всё, что пожелает государь, что готов служить верой и правдой Его Величеству, и тут же спросил, куда надо отправить людей, приехавших с ним.
Пётр подошёл к Крюйсу, испытующе посмотрел ему в глаза, слегка сжав плечи, вздохнул, как бы отрываясь от замучивших его дел, и сказал:
- Рад видеть, вице-адмирал, рад… И умельцев ваших – волонтёров, что приехали с вами! Мне Лыков всё отписал… А дел вам, Крюйс, в России полно: флот - ой как нужен! Будем строить корабли. Струги мы строим в Воронеже, в Козлове, в Сокольске тож… А кораблей на турка и на шведа сразу – не хватает! Очень не хватает! В позапрошлом году тож из Архангельска корабельные мастера прибыли, да и галерные мастера – Янсен, Вилиман, в Воронеж – Тиммерман. А из наших – Фёдор Скляев с другими. Витсен-то, ваш друг, галею для нас купил и прислал – с двумя маштами, с бочкой, а в ней потреба железная, да бочка с фонарём, якорем, да с тремя мортирами на станках, одиннадцать бомбов, да двадцать восемь вёсел к ней!
- Да, ваше величество, знаю и то, что по образцовой модели её собирали…
- На Воронежской верфи! И к весне собрали в году позапрошлом. И двадцатью двумя галерами и четырьмя брандерами в Азове викторию взяли! Сейчас лишь галеас «Святой апостол Пётр» от тех галер да брандеров остался: все фуркаты-галеры и бранбары в непригодность пришли теперь – воевода Прозоровский проверял на Дону. Снасти сгнили, парусов нет и вёсел, дерево у корпусов гниёт. Ремонт нужен? Но, думаю – надо заново создавать флот! Указ готовлю – с архиерейских и с монастырских с осьми тысяч дворов – сделать корабль! С помещиков с десяти тысяч – сделать корабль! С большего числа – до ста дворов – делать судно! Леса готовить! А кому на Воронеже леса к корабельному делу отводить да рубить – о том тоже указ на память. Кумпанств у нас уже по постройке кораблей за шесть десятков, знай, наберётся! В Воронеже – кумпанство князя Одоевского… Что скажете, господин вице-адмирал?
- Корабли лучше строить голландцам, можно и англичанам – тоже толк знают! А вот галеры – больше пользы от венецианцев. Только холод зимний российский учесть надо. И дерево для корпусов должно быть сухое и прочное. От сырого леса и кривых досок корабли и галеры и рассыпаться могут, - Крюйс быстро говорил, и переводчик Иван еле успевал за ним.
- Верно, господин вице-адмирал, - оживился Пётр, - к тому же сии наши кумпанские корабли есть зело странной пропорции – которой ни в Англии, ни в Голландии мы не видели. Но тому уже поправку учинить невозможно, надлежит только о крепкости сделанных корпусов радеть – в книсах и боутах, которых во многих сделанных кораблях несметное количество худых! А новые корабли строить будем – баркалоны, барбарские корабли да галеры! На каждую баркалону по росписи к шестидесяти плотникам дадим мастеров и подмастерий – иноземцев, да столяра, да маляра, да живописца, да толмача, да к ним работных людей… Смола и пенька потребуются.
Мастеров и мастеровых набираем по вашей, господин вице-адмирал, инструкции, что передали вы в феврале в Амстердаме послу нашему – Головину. Более тысячи уж прибыло. И ещё прибудет, постараемся. Мы же восемьдесят стольников отправили в Голландию, Англию да Италию – учить морскому ремеслу, науке морского хода, оснастке да языкам наших неучей, да смышлёный народ. Хотел и я в Венецию съездить, посмотреть, как галеры там строят… Да не судьба, видно пока – стрельцы взбунтовались… Мои планы они сорвали все, - тут лицо Петра искривила судорога, он встал во весь рост, и с гневной усмешкой посмотрел в окно. – А вы, господин вице-адмирал, видимо видели, что в Москве пришлось учинить с негодяями?
Пётр испытующе уставился в лицо Крюйса:
- Не всё, знать, что в Москве делается, понравилось?
1
Корнелий Иванович спокойно выдержал грозный взгляд царя и сказал тихо:
- Кого казнить, если кто предал государя или плохо службу нёс – то царское право и дело того наказывать по всей строгости… Чтоб впредь неповадно было. Полки стрелецкие можно и уничтожить, если они не очень верой и правдой служат. А наше дело – флот строить, корабли, да устав писать и наставления…
Пётр стискивал зубы, вспоминая стрельцов. Ненавистное с детства московское войско всё время становилось поперёк его дороги: мешали, народ будоражили, лишние силы отбирали, на Лефорта нападали злобно… Пора было с ними кончать. Кнута тут мало было. Шеин и Ромадановский не всё ещё сделали, - думал Пётр, - и правильно, что он сам это дело закончит… Розыск в полтора десятка застенков учинён. Дыба… Топор… Теперь стрельцы исчезнут…
Крюйс глядел на царя, все переживания которого можно было заметить по его искажённому измученному лицу. Понятны были Корнею Ивановичу размышления и сомнения царя – имел ли он право, или не имел, мог ли он быть палачом, - так же, как был раньше – матросом, шкипером, мастером, бомбардиром?! Не унизил ли своего сана с топором в руках? Не зря ли превратил Красную площадь в кровавую?
Корнелий Иванович многое узнал, да и сам вчера увидел, разгуливая по стонущей Москве. Пытали стрельцов, их родственников, служанок Софьи и приближённых по всей столице. Подымали на дыбу, били плетьми… Розыск, говорили, ничего не подтвердил, хотя Пётр сам принимал участие в допросах. Душа царя, знать, ожесточилась… Шёпотом рассказывали немцы, будто царь в Преображенском сам пятерым осуждённым отрубил головы, а потом предложил казнь руками своих приближённых – Меньшикова, Ромадановского, Голицына… И, якобы, Лефорт и Бломберг, как иностранцы, отказались быть палачами. Казни шли уже несколько дней подряд. Двести стрельцов повесили перед Новодевичьим монастырём под окнами царевны Софьи – для её устрашения. А на каменном помосте Лобного места отрубленные головы на пиках торчали… Говорили и то, что Софью в монастыре в узкую келью засадили…
Пётр начал успокаиваться и, помолчав и подойдя к рабочему столу, продолжал свою речь, обращённую скорее к своему соратнику, чем к подчинённому и вице-адмиралу:
- Строить, господин вице-адмирал, будем в
Воронеже «Предестинацию» - по типу английского 58-пушечного корабля. Киль ему сделаем особый, корму резьбой разукрасим, каюты – под орех! Я сам буду главным строителем корабля, а помощниками будут Скляев и Верещагин, узнаете их скоро! Вот он, красавец! – Пётр ткнул пальцем в чертёж на столе. - Но, кроме сего «Гото Предестинации», предвидим: ещё много кораблей больших мы построим!
Так что, скоро мы вместе отправимся в Воронеж. А пока надо Вам составить списки того, что требуется для оснащения кораблей наших. И морской регламент требуется быстро представить, да уставы…
- У меня, государь, уже есть первые записки в Устав. Но новый Флот надо строить по-новому…
- Этим-то, вице адмирал, и придётся Вам заняться в Воронеже – и кораблями, и верфями. Всё делайте по своему разумению и амстердамскому опыту… Другого нам не дано опыта. И моряков надо набирать и учить. Во всём моя поддержка вам, господин вице-адмирал. Не верьте льстецам, если надо – мне обо всём сообщайте, если трудно будет – с любым воеводой справимся и дело делать заставим!
Короткое время до поездки в Воронеж Крюйс использовал для распределения на работу нанятых волонтёров, приехавших с ним, и совершенствований всяческих инструкций и уставов… Ему посчастливилось и ещё раз увидеть своими глазами царя, но в другой обстановке – на банкете в честь посла императора Гуариента. Вот тут Крюйс и увидел впервые Петра таким, каким он бывал довольно часто во время гуляний и пиршеств. За столом уставленными напитками и закусками сидело много народа: генералы, священники, иностранцы, купцы. Веселье было в полном разгаре. Сидящие за столом отвечали на какие-то вопросы Петру, поднимали тосты, кто-то уже и спал, сидя за столом… Генерал Шеин о чём-то невпопад возразил царю по поводу несправедливых назначений в армии. Пётр мгновенно рассвирипел, вскочил и, вытащив шпагу, стал стучать ею по столу. Шеин пробовал оправдываться, но Пётр с силой стал ударять шпагой у него перед носом по тарелкам на столе, всё время приближая её к сидящему в оцепенении Шеину:
- Изрублю, Шеин, весь твой полк, - кричал Пётр, ударив ему по рукам. Конец шпаги попал по пальцам князя Ромадановского, сидевшего рядом с большой кружкой в руке, а Зотову прошёлся шпагой по голове. Казалось, что Пётр никого не замечал, все стали отбегать в сторону. Лишь Меньшикову с Лефортом удалось утихомирить вспыльчивого государя. Крюйс благодарил бога, что не сидел рядом с Шеиным…
продолжение Глава 12 из книги "Крюйс" -http://www.proza.ru/2006/12/26-210
Валерий Таиров