Желтый скворец

Леонид Ларский
ЖЕЛТЫЙ СКВОРЕЦ

 
 …Это было уж так давно, и некоторые подробности мне не запомнились, да и я записывал наспех рассказываемую мне историю о “желтом скворце”, неожиданно появившемся в одном из старых лесов.

 …Солнце уже взошло, но все еще играючи пряталось за деревьями, и мягкий, почти прозрачный, туман плавно растекался в траве между деревьями. Бабочки все еще вяло взлетали вверх, гонимые утренней свежестью. Одиночными звуками дневные птицы сменяли ночных, перекликаясь, координируя новый день. Шелест листьев становился веселее и увереннее. Безудержная сила света, тепла и непередаваемой радости заполняла и живое и неживое на своем пути…
 На краю леса, у дороги, стоял старый приземистый дуб, он больше напоминал добродушного и очень внимательного дворника. Он не выглядел одиноко стоящим в ярко-зеленой траве, и трудно было понять, куда он был обращен: к лесу, либо к городу, растекшемуся внизу за ровным желто-зеленым полем…
 Проселочная дорога, извиваясь, рассекала старый лес и торопливо стремилась вниз к городу, увлекая потоки ветра и тумана над собой. Старые деревья снисходительно смотрели на нее сверху и неторопливо уступали ей место, молодая поросль и кустарники дерзко выпирали из-за деревьев…
 …В бреющем “полете” низко над дорогой летел ярко-желтый птенец, либо не совсем оперившийся, либо ленивейший из учеников. Он плохо удерживал траекторию полета, несколько раз “штопором” врезался в землю, долго кувыркался по траве, выбросив в стороны лапы и крылья, при этом орал надрывно и сильно, больше от страха, чем от боли. Изредка его кидало на деревья: тут он бил крылом, пытаясь удержаться в вертикали, цепляясь когтями за кору, но быстро соскальзывал и падал в траву, долго выпутывался и снова взлетал.
 Долетев до окраины леса, разгоняя томных бабочек и пчел, с трудом уселся на длинном суку дуба, стоящего у дороги.
 Успокоившись, он стал осматриваться, вид у него был взъерошенный, а в хвосте не хватало нескольких перьев. Это был законченный забияка, и на птичьем лице его с легкими следами страха покоилось выражение лукавости.
 Он был по-своему необычен, смешон, и к тому же единственным “желтым скворцом”.
 Обобрав с себя клювом и лапами куски коры, комочки земли и легкие листья, он стал мерно ходить по продольному стволу дерева, растянувшегося над дорогой, временами останавливаясь, повернув голову в сторону леса, и прислушиваясь, прищурив глаз, ходил и снова останавливался, резко вывернув голову.
 Солнце огромной оранжевой горбушкой повисло над самым краем леса, птицы и насекомые в единой беспечности жужжали и стрекотали в безумной радости. К этим звукам добавился еще один - неритмичный и механический скрип старого трехколесного велосипеда. Он-то и привлек внимание “желтого скворца”, это его ждал лукавый птенец…
Большое переднее колесо трехколесного детского велосипеда было слегка повреждено, и в определенном месте касалось рулевой вилки, при этом издавая металлический стук с последующим недолгим скрежетом.
 Левая педаль неустанно визжала, заднее правое колесо оказалось меньше левого, тонко пищало, повиливая, тем самым, раскачивая велосипед и его водителя.
 В совокупности, все механические звуки вызывали ощущение работы очень сложной и сверхнагруженной машины, при этом естественные звуки леса и привольное пение птиц сливались, и в эфире занимали свое, не мешающее место.
 Утро занялось столь замечательно и восторженно, и даже эти механические звуки были с ним заодно…
 Маленький трехколесный велосипед катился легко по песчаной, поросшей травой дороге, под высокими молчавшими деревьями. Пухлый малыш лет четырех был несколько толстоват для своего роста, его круглое розовое лицо источало радость и превосходное здоровье нового человека.
 Велосипед с седоком выкатил на опушку леса и, почти поравнявшись со стоящим у дороги дубом, остановился.
 Желтый птенец прошмыгнул на окончание ствола дерева, накренившегося над дорогой, и, повернувшись на восток, в сторону взошедшего солнца, торопливо и радостно защебетал.
 Малыш встал с велосипеда и сделал несколько шагов по дороге, в сторону растянувшегося за зелено-желтым полем города, а за ним снова был лес. Город был очень красив. Здания были облицованы прочным цветным стеклом и, казалось, были сделаны только из разноцветного стекла. Каждое здание имело неповторяющийся цвет и оттенок. В основном, цвет стекла был синего, оранжевого, лилового, сиреневого, зеленого, желтого и светло-коричневого оттенков. Это было незабываемое зрелище, архитектура зданий поражала своей изящностью и небывалой геометричностью линий. Высота корпусов достигала нескольких сот метров, и первый солнечный свет многоцветием отражался в стеклах домов. Угол наклона отдельных зданий относительно плоскости земли был необычен и создавал иллюзию подвижности города; отраженный свет смешивался разными красками и яркими огромными пятнами падал на газоны и тротуары, перемещаясь по мере движения солнца.
 Тем не менее, город, со своей веселой пестротою, мягко вписывался в окружающий мир; стоял он в низине, и со всех сторон по круглым холмам возвышался лес, строгий и задумчивый. Город был похож на праздничный корабль, и второго такого в мире не было. Он был небольшой, вытянутой формы с единой центральной улицей посередине.
Малыш снова вытер нос рукавом, но рот так и оставался открытым от изумления и гордости. Он гордился уже тем, что ему выпала такая радость увиденного.
 Мальчик одет был в майку с яркой оранжевой ромашкой на груди и плотные голубые шорты, на ногах он носил белые высокие носки и кожаные сандалии. Он обернулся к своему велосипеду, делясь с ним радостью увиденного; только сейчас он снова услышал пение птиц и жизнь насекомых. Из птичьего пения ярче выделялся один голос, мальчик начал искать этот голос, обнаружив его над своей головой. На ветке сидел желтый скворец, громко распевая и изредка с циничным безразличием поглядывая на малыша. Не двигаясь корпусом, он поворачивал голову в сторону от мальчика, и таким образом видел его только одним глазом, к тому же он зачем-то его прищуривал. Малыш, подняв голову, увидел желтого птенца, он ему понравился – был такой же крупный для своего возраста, веселый и забавный. Птенец заметил взгляд малыша и теперь, задрав клюв к небу, закричал еще громче. Малыш рассказал ему о себе почти все, что он считал необходимым: что ему уже пять лет и что так далеко от дома он никогда не уезжал, и ему очень строго запрещали доезжать даже до конца деревни, в которой он жил.
 Деревня состояла всего из десяти домов среди старых сосен и дубов.
Улица была здесь одна, и та непроезжая, она начиналась у последнего дома, а дальше… лес. Дома сделаны из дерева, и каждый по-своему был украшен разными деталями, в орнаменте не было повторений, как и в форме. Дома были высокие, и единственное, что их объединяло, так это очень крутые четырех и двускатные высокие крыши, но окрашены они были в разные цвета голубых, желтых и фиолетовых тонов. Казалось, что в таких красивых домах с высокими крышами должны жить гномы, а здесь жили обычные люди, знавшие и любящие друг друга. Здесь никогда не запирали дверей на ночь. Среди людей жили домашние и дикие звери. Не было заборов вокруг домов, только плетни вокруг цветочных клумб и палисадников.
 Мальчик остановился, пожал плечами, развел руки по сторонам, он не знал, что еще рассказать птенцу.
 Желтый скворец повернулся к мальчику хвостом, слегка задрав клюв кверху, и потом чуть склонил голову набок. Правым крылом указал вперед и вниз, в сторону ослепительного города, на своем языке сообщил, что он тоже живет в лесу, но в другом, в том, что находится за городом. Они живут на высокой развилке очень пожилой березы в гнезде, теплом и большом, впятером: он, родители и еще два птенца, но они еще совсем маленькие и черные, а он желтый, хотя его родители тоже не желтые. Чуть выше на этой же березе живут ласточки, они и учили его летать, потому как родители заняты постоянно кормлением черных птенцов. Недалеко, на ольхе живут черные скворцы, но он с ними даже не знаком. А два дня назад он летал с ласточками и заблудился, и только утром добрался до края леса и смог наконец-то сориентироваться, где его дом. Ласточки уже, наверное, давно дома, а ему будет нелегко добраться одному. Он опустил крыло и наклонил голову вниз.
 Они говорили на разных языках, но каждый понимал друг друга, малышу стало жалко птенца и он предложил проводить желтого скворца хотя бы до города. Он был ошеломлен красотой невиданного города, и ему очень хотелось поближе посмотреть все, что там есть. Птенец слетел на самую нижнюю ветку дерева и перетаптывался по ней, как бы осмысливая данное ему предложение. Над русой макушкой малыша в полете остановился большой красивый и шумный шмель, приняв его голову за большой цветок. Птенец слетел с криком с ветки. Пролетая над мальчиком, левым крылом сбил шмеля в траву. Птенец уселся ну руле велосипеда, пристально разглядывая металлическую конструкцию: такое он тоже видел впервые.
 Малыш тоже подошел к велосипеду, оседлав его, покатился вниз по дороге к городу. Велосипед скрипел, но катился легко, птенец перебрался с руля на правое плечо мальчика. Здесь было выше и удобнее сидеть, да и он ощущал себя здесь вожаком, а не временным пассажиром на руле. Временами он отгонял крылом от лица малыша бабочек и летающих жучков, а также указывал ему дорогу, где следует объезжать рытвины и ухабы. Город становился все ближе, а дома выше и ослепительней. Солнце уже вышло из-за леса и весело катилось у них за спиной.
 Под утро выпал дождь, капли дождя и еще не высохшая роса искрились в его лучах.
 Они двигались через поле цветущей ярко-желтой высокой травы. Даже при несильном дуновении ветра травы волнами повторяли весь его ритмический рисунок, меняя окраску, склоняясь к земле, оголяли свой нижний покров, отчего становились в этом месте ярко-зеленого цвета. А запах цветущих трав, смешавшись с теплым и освещенным солнцем, воздухом наполнял приятной и радостной силой двух совершенно разных по плоти живых существ. Травы были выше малыша, едущего на велосипеде и полностью его скрывали, а дорога малозаметной, поросшей низкорослыми травами и еще слегка влажной.
 Они подъехали к самому краю желтого поля. Дорога стала мощенной мелкими, каменными, зеленого цвета прямоугольниками. Сразу за полем отсыпана ярко-оранжевая полоса из крупного песка, на ней нет ни мусора, ни единой травинки.
 Полоса ограничивалась по всему периметру вокруг города невысокими металлическими очень блестящими столбами.
 Две полусферические дуги, загадочно переплетающиеся, являлись символом и сторожевыми воротами города. Никаких обозначений или названий у въезда не было. Полусферические дуги разошлись в разные стороны и малыш с желтым скворцом въехали в город. Удивление малыша было неописуемо, сердце стучало в кончиках пальцев от радостного волнения. У жидкой блестящей полосы, где они остановились, начиналась стальная идеально ровная дорога. В ней отражались, как в воде, все здания и конструкции, расположенные параллельно проезжей части, такие же движущиеся в разные стороны тротуары. Внутри город напоминал огромный, тщательно изготовленный, блистающий кристалл.
 Свет отражался радугой даже в незаметном преломлении или изгибе, все поверхности были изумительно ровные и чистые.
 Возле себя они увидели двух молодых улыбающихся людей. Они подошли ближе и жестом указали на человека в такой белой форме, как и у них, но только старше. Человек улыбался, подошел к краю жидкой блестящей полосы, остановился и, обратившись к малышу, сказал, что живущие рады видеть его здесь, но должны предупредить, что это непростой город, у него нет названия и его нет ни на одной карте мира. Простые обычные люди не могут здесь жить долго, они могут прибывать только один день. Многие приходящие сюда называли его “Город жизни последнего дня”, и никому еще не удавалось остаться здесь больше, чем на один день. При входе в город люди должны пересечь жидкую полосу, после этого они не могут вернуться обратно. Вторая полоса находится при выходе из города, они всегда пересекают ее на исходе дня. В этом городе есть все, о чем бы ни мечтал человек: любые желания и капризы, чудные сны исполняются здесь за мгновение.
 “Сейчас еще ты можешь вернутся в твой дом, где тебя ждут и любят и возвратиться сюда через многие годы, когда станешь старым и больным, когда многое не удастся в твоей жизни, когда у тебя не останется ничего кроме несбыточной надежды и одиночества. Мы всегда рады встретить тебя здесь спустя десятилетия. После того, как ты попытаешься найти свое счастье, истратив на это почти всю жизнь.
 Ты сможешь придти сюда, если не забудешь дорогу или хватит на это сил; но всегда ты должен знать и помнить, что последний и, может, лучший день каждый достоин прожить здесь. Но всегда один и последний!”
 Малыш не все понимал, о чем ему говорили, но важностью сурового предупреждения он проникся.
 Малыш выбросил правую руку вперед, почти одновременно с ним, желтый скворец – правое крыло. Налегая на педали, мальчик пересек жидкую полосу и остановился, осматривая резину колеса, ища на нем следы жидкого металла.
 Он поднял голову вверх, рядом уже стояла красивая девушка в белой облегающей форме и указывала на прозрачный автомобиль, двое других, погрузили его велосипед в багажный отсек.
 Здесь и началось его безумное путешествие, он ел и пил что хотел, даже то, чего никогда в жизни не видел раньше. Играл с ожившими игрушками, смотрел фильмы не ограниченные экраном, а с живыми исполнителями, и не зрителем, а героем, повторял много раз понравившиеся эпизоды, добавляя исполнителей, декорации. Катался на бесшумных стеклянных машинах, летал на сверхскоростных ракетах, плавал под водой и играл с большими и опасными рыбами.
 Каждое здание, каждый этаж, каждая комната были предназначены для удовлетворения любых человеческих желаний. Здесь не нужно платить ни за что, персонал, одетый в белую форму, безропотно исполнял любую прихоть, превосходные гиды показывали все новые и новые возможности города.
 Ему казалось, что прожил здесь вечность, и ему здесь не одиноко и не скучно. С каждой секундой появлялись все новые и новые желания. Азарт настолько велик, что никакая сила не смогла бы его остановить. Бесконечная возможность удовлетворения без доли ограничения вызывала в нем распирающую радость.
 Он торопился, как только возникало головокружительное новое желание, тут же прекращал занятие предыдущим и приступал к следующим. Желтый скворец, следующий с ним, вначале был увлечен занятиями малыша, но затем ему наскучили человеческие привязанности и он либо безучастно наблюдал за ним, либо спал в соломенной корзинке, носимой улыбающимися людьми, так что летать ему больше не пришлось; он получал, что хотел, а капризничать уже надоело.
 Они преодолели большую половину города. Еще минуту назад малыш не знал, что здания сообщаются между собой скоростной прозрачной автодорогой, которая соединяет все верхние этажи. Кататься почти по невидимому полотну удовольствия, от которого он не в силах отказаться.
Он совсем забыл свои важные вопросы: как и кто построил этот город; где живет весь обслуживающий персонал; кто главный?
 Он забыл и о том, что совсем недалеко отсюда деревня, в которой родился, и в которой его сейчас ищут и беспокоятся.
Для него строили полки и для него принимали парады, завоевывали народы и страны, и весь мир рукоплескал его славе. Покупал целые города, меняя их имена и даже погоду.
 Сила, власть и все, чем давно болело человечество, чувственные и физические наслаждения без ограничений владели им.
 Он чувствовал себя безграничным и всемогущим, привык движением пальца все получать, даже не задумываясь, кто ему это дает…
Солнце стало слепить глаза своей жидкой золотой краской, растекаясь и окрашивая все на своем пути, увлекая за собой в единственное многовековое путешествие по кругу, но никто еще из живущих на земле так и не смог успеть за ним. А оно не любит опоздавших, строго присматривая за ними, появляясь с рассвета до заката, оставляя их ожидать на короткую ночь. Опоздавшие и уставшие от бесцельной гонки выбирают вечную ночь, и солнце навсегда покидает их.
 …Так же неожиданно они перешли жидкую блестящую полосу, желтый скворец по-прежнему сидел на правом плече, но теперь город был уже позади.
 Дорога, такая же проселочная и еле заметная, раздваивалась: одна тут же уходила налево в задумчивый и темнеющий лес, а вторая упиралась в пустынное поле, за которым снова был лес, в поле, не поросшее травой, с красивыми бабочками и шмелями - здесь они тоже пролетают, но реже. Песчаное и холмистое поле равномерно и плотно покрытое металлическими и очень небольшими крестиками печальным блеском провожало уходящее солнце.
 Желтый скворец усердно кричал и указывал малышу налево, в сторону леса, но тот продолжал ехать в сторону поля, не слыша и не видя ничего – он очень устал.
 Скворец взлетел, немного покружил над малышом и полетел в сторону леса, изредка оглядываясь.
 Велосипед, скрипя и виляя, легко доехал до очередной ямы, мягко упал на дно, и ее быстро затянуло песком. Часть торчащего руля постепенно превратилась в небольшой крест.
 Скворец летел не спеша, он был рядом со своим домом. Оглянувшись, он не увидел больше трехколесного велосипеда. Внутри что-то сжалось. От дороги в его сторону летел маленький белый ангел, размахивая брючным ремнем в правой руке.
 Скворец мгновенно вскрикнул и налег на крылья. Над темнеющим задумчивым лесом удалялись две светлые точки…