- Милые друзья, чему мы планируем посвятить следующую часть нашего путешествия? Какие проблемы мы будем обсуждать? Совершенствование телесное в виде настоящего моциона должно сопровождаться процессом духовного развития с помощью разумных бесед. Не так ли?
- Янав, пожалуй, ты прав, и следует избрать достойный предмет для обсуждения. Сейчас я предлагаю поговорить о планах на будущее. Как мы собираемся распорядиться нашим временем, на что потратим наши силы? – такие вопросы предложил обсудить рассудительный Эвриал.
- Отчего бы нам ни войти в орден странствующих рыцарей? – вступил в дискуссию Ясон после продолжительного молчания.
- Ради чего мы будем подвергаться многочисленным лишениям, Ясон? Нам придется питаться дикими плодами и ягодами, безвкусными кореньями. Кровом странствующим рыцарям служит небо, и хорошо, если оно не затянуто тучами. Самые крепкие и выносливые из представителей странствующего рыцарства терзаются холодом и непогодой, от жгучего ветра не спасает и опущенное забрало, чего уж говорить о таких начинающих рыцарях, как мы!
- Эвриал, послушай-ка, этими невзгодами можно смело пренебречь, если принять во внимание благородный род рыцарских занятий. Мы будем охранять девиц, оказывать покровительство вдовицам, помогать сиротам и малоимущим. Знатные дамы будут оказывать нам знаки внимания, а принцессы всех королевств будут от нас без ума. Мы будем состоять на службе у государей и охранять их империи от посягательств неверных. В случае чего, нам вполне может перепасть награда в виде графского или герцогского титула. И тогда роскошь станет непременным атрибутом нашего появления на людях.
- Могучий Ясон, – воскликнул Янав, – я восхищаюсь образом твоих мыслей, благородством твоих речей. Достоинств твоих не счесть, но, насколько я понимаю, подвязавшись на рыцарском поприще, ты гарантируешь себе множество проблем, бедствий, неприятных происшествий.
- Благороден я не только на словах. Меня не устрашат никакие из трудностей, перечисленных нашим собратом. В бескорыстном служении добру и высоким идеалам человечности есть нечто вызывающее, вопиюще великолепное. Это своеобразный широкий жест пренебрежения сложившимися нормами практичности. Я желаю казаться умалишенным, пусть меня все считают помешанным, если это самое помешательство будет заключаться лишь в желании славы и бранных подвигов.
- Мой дорогой, не считаешь ли ты, что желание подвизаться на забавном поприще странствующего рыцарства связано лишь с желанием добиться признания и славы, немеркнущей в веках? А многими из вашей благородной компании руководят и иные, гораздо более меркантильные интересы? – Эвриал не постеснялся задать каверзный и весьма неудобный вопрос.
- О гнусный сброд! – разъярился Ясон, – низменный ваш и подлый ум не достоин с помощью неба познать величие, коего исполнено странствующее рыцарство, и отдать себе отчет в том, какие же вы невежды и грешники, если не знаете, что даже тень кого бы то ни было из странствующих рыцарей должна внушать вам уважение, а тем паче его присутствие. Между прочим, теперь уже не подлежит сомнению, что рыцарское искусство превосходит все прочие искусства и занятия, изобретенные людьми, и что оно тем более достойно уважение, что с наибольшими сопряжено опасностями! – После продолжительного и страстного монолога Ясон остановился передохнуть и отдышаться. Его место оратора занял Эвриал.
- Ясон, ты, истинно, в своем мастерстве красноречия превосходишь Цицерона и Квинтиллиана, однако, эстафетную палочку держащего слово придется по законам спора вручить мне. Меня заразила твоя любовь к орденам и тайным, но влиятельным обществам. Посему предлагаю сегодня же стать членами местного отделения франкмасонской ложи.
- Ах, да, это же так увлекательно, загадка, пришедшая к нам из глубины веков, вольные каменщики, обряды посвящения! – радость Янава казалась вполне искренней.
- Послушайте, стало быть, некогда существовало общество невольных каменщиков?
- Этих-то и сейчас немало. Эта секта только набирает силу на просторах нашей родины, как великан Антей, черпавший силы у матери Геи!
- Насколько я понимаю, знаменитые египетские пирамиды – дело именно их рук! – физическая сила Эвриала прекрасным образом совмещается с невозмутимостью в споре и последовательным внедрением своей позиции в массы.
- Тема сегодняшнего дня: благородные начинания. Отчего бы не возродить славную традицию крестовых походов? Гроб Господень уже дожидается своих владельцев. Освободим землю обетованную от неверных. Участникам кампании гарантированы водные процедуры в Мертвом море, отдых на море Средиземном. Особо отличившимся достанутся сопутствующие артефакты и святыни: ковчег, святой Грааль, опороченный американским беллетристом, перо архангела Гавриила, наконечник стрелы, поразившей святого Себастьяна, тридцать сребреников тринадцатого апостола, локон серафима, явившегося святому Франциску, пузырек с каплями пота, струившегося со святого Михаила, когда тот боролся с дьяволом, челюсть смерти Лазаря, угли, на которых был изжарен мученик, блаженный Лаврентий. Помимо этого, велика вероятность отыскать дары, принесенные Каспаром, Мельхиором и Бальтазаром только что родившемуся спасителю.
- Неплохая идея, достойное вознаграждение, чего же боле? После увенчавшегося успехом предприятия по освобождению перечисленных святынь не плохо бы водворить единственно истинную христианскую веру там, где еще не ступала нога средневековых крестоносцев.
- Логичное продолжение, – согласился Янав, – оплотом христианской веры станет Марс!
- Как бы марсианские человечки не оказали нам достойного сопротивления! – беспокоится предприимчивый Ясон.
- Не окажут, мы нападем на них с тыла, со стороны Юпитера!
- Какая многозначительная религиозная подоплека обеспечена нашему предприятию! – радуется за общее дело Эвриал.
- Внесу и я свою скромную лепту в общее дело обсуждения заманчивых перспектив, – небрежно роняет Ясон, обходя лужу, окаймленную грязью, разлегшуюся посреди дороги. – Вступим-ка в национальную корпорацию монахов, творящих заклятье крестным знаменем. Как монахи мы будем обязаны сражаться со всяким духовным злом, со всяким вредом, благоприобретенным и насланным на вещи и тела. Коли мы станем кающимися монахами или анахоретами, то будем как раз осенять крестным знаменем вещи и предметы, отдельные места. Например, женихов, страдающих по причине счастливых соперников, вдовцов, что потеряли двух жен.
- За раз двух жен?
- Нет, те, что за раз имели двух жен, жаждут отпущения грехов! Тут и индульгенциями бы неплохо бы слегка приторговывать из-под полы. Правда, паленые индульгенции грозят лишь бюрократическими осложнениями их обладателям на входе в рай.
- А как быть вдовцам, потерявшим трех жен? – задался непростым вопросом Эвриал.
- Среди них почти не встречается приличных людей, одни проходимцы и авантюристы! Взять того же Синюю Бороду.
- Ступив однажды на стезю мрака и скорби, непросто с нее свернуть, – наставительно замечает Янав, как вам перспективы стать некромантами или, на худой конец, чернокнижниками?
- Будем заключать договора и скупать души, не заплативших в срок! – радуется Эвриал. Будем чинить препоны доблестным рыцарям и добродетельным государям. Также некромантам разрешено творить невероятные чудеса, как-то: разбивать зеленые сады посреди метелей и зимних вьюг, за считанные секунды переносить усыпленных людей на огромные расстояния, насылать беды и неурожаи на не угодивших нам.
- Мы поселимся в высоченных башнях на краю света и примемся тиранить адептов добра оттуда, дабы принудить всех их перейти под наше покровительство.
- И пустое, – Янав разочарованно взмахнул рукой, – бесплодная идейка, о ней стоит позабыть. Не лучше ли нам перейти к рассказам о людях, которые проявили щедрость и великодушие, как в сердечных, так равно и в иных делах?
- Не извольте беспокоиться милейший Янав, есть у меня на примете одна замечательная история, – признался Ясон, близкий его друг еще со школьных времен.
Она приключалась, когда я с группой товарищей возвращался из далеко похода по Сибири поездом. Я вышел прогуляться по перрону на одной из остановок. Как всегда бывает с поездами дальнего следования, он оказался окружен толпой местных жителей, желавших продать пассажирам все, что угодно: еду, журналы, игрушки, люстры, торшеры, кувшины, паленые китайские магнитофоны, да мало ли еще чего! К нам подошла женщина преклонных лет, попросту говоря, старушка и стала упрашивать, чтобы мы запаслись букетом садовых цветов. Мы были так разморены нездоровой атмосферой вагонного безделья, что принялись препираться с цветочницей. Разговор проходил примерно в таком духе:
- Мальчики, купите цветов, не пожалеете!
- Да, на что нам цветы, у нас и так в купе полно еды!
- Ну почему же, подарите их кому-нибудь…
- Кому я подарю такой замечательный букет? Может, своему приятелю? Как Вы на это посмотрите? Не завянут от подобного кощунство все ваши цветы? Или оставить себе, мол, от благодарных поклонников?
- Так, подарите своей подружке.
- Я позабыл значение сего слова на букву «П». Отдать букет мне, значит выбросить его в мусорное ведро!
В том же духе мы препирались ровно до отхода поезда. Но, друзья, отдайте мне дань уважения хотя бы микроскопических размеров, поскольку я поддался на уговоры цветочницы и купил злосчастный букет. Ныне цветы вянут и опадают, стоя в вазе, у меня в комнате, символом вечного одиночества и моих бесплодных мытарств по свету.
- Не знаю, зачем ты ворочаешь прошлое с целью отыскать в нем огрехи и досадные промахи. Тем более и рассказ-то не очень по теме! – негодует Янав.
- Ну, не знаю, – встревает Эвриал, – мне рассказ пришелся по душе. Ведь так оно и есть: наша жизнь полна случайностей, нелепостей. Событий жалких и смешных одновременно.
- Да, да, все так и есть! – соглашается Янав. – Эвриал, сквозь пелену твоих слов я различаю божественный свет истины, о сущности которой мы можем лишь строить предположения.
Который уже день мне не дает покою мысль о том, что наша жизнь это нечто большее, чем обряд каждодневных процедур нами совершаемых механистично и бездумно. Есть что-то стоящее за всем этим так же, как за декорациями в театре таятся подлинные чувства и трагедии. Эта рутина, однообразие, вечное ожидание чуда – не может оказаться целью, ради которой нам бы стоило появляться на этом свете. Порой мне кажется, когда я, например, возвращаюсь из продуктового магазина с продуктами домой, будто я узрел улыбку этой другой, более совершенной и красочной реальности. Тогда и эта жизнь, высвечиваемая изнутри, неожиданно обретает смысл. За пеленой хмурых облаков мы найдем лазурную гладь небосвода. Реальность же, находящаяся в нашем распоряжении то уныла, то непропорционально резка и неприятна…
Не проживаем ли мы одновременно и другую, несравненно более благостную жизнь? Только она постоянно ускользает от нас и попадает во владения времени. Нам не дано прожить ее и насладиться ее полнокровным величием. Она очищена, освобождена от сомнений и полутонов, от двусмысленности наслаждения.