пере...

А был ли металл в голосе – далеком, усталом, нежном, тихом, мнимоотрешенном? Показалось, он был переплавлен в воск и растаял, не горя, но обжигая диким холодом… Быстро, даже внезапно – для меня, и как-то оправданно – для себя, и никто не узнал – был ли смысл… Он оставил обещание, похожее на слабый, бесшумный намек сомневающимся и сокрытое только в одной приставке «пере», и, скорее всего, временной интервал в этих скупых четырех буквах имеет широкие, может даже необъятные, границы, но никогда не достигающие остального трезвого и твердого «звоню». А вереск не задрожал от шепота камыша, но мрачнела душа, и поникла без оглядки в ночь, а в рассвет пойти не захотела – там было только «пере». И я вспомнил: знал его давно, но не ждал тишины, и думал, что нет дороже его в сердце, но в другом – в том, которое было чужим. И банальное «а есть ли судьба, а в ней – смысл?» стали с ним синонимами – одни фрагменты в памяти, скорченные, упрощенные до бесстыдства, безобразные и кроткие, как тот далекий и все же истинноотрешенный по своей сути, голос в трубке телефона, скрывшийся, полностью растворившийся в неуверенности – моей, наверное, или общей… Я уже не спал – не хотелось укрывать голову темнотой, я ждал и надеялся на короткое «пере». Зря надеялся. Впрочем, как обычно… И как обычно, виноват сам. А уже рассвело – все же пришло время опустить головушку в темноту…