Любовь Балалайкина
Был у В.П. один знакомый. Звали его Игорь Федорович, фамилия – Балалайкин. Смешная, но вполне ему подходящая. Тренькал языком будто струны этого русского народного музыканта щипал. Всё-то у него шуточки, прибауточки, смешочки, тру-ля-ля. Балабол ещё тот. Но себя он считал первостатейным хохмачом. На любой случай у Игоря Фёдоровича был в запасе анекдот, смешной случай из жизни или какая-нибудь фраза. Фразы и афоризмы он, между прочим, записывал в толстенную общую тетрадь с зелёной обложкой.
Перед тем, как отправиться к кому-нибудь в гости или нанести деловой визит, Игорь Фёдорович непременно листал ту тетрадь, чтобы, так сказать, освежить в памяти наиболее интересные записи. Потом, по ходу разговора, он ловко вворачивал их в свою речь. Это треньканье языком некоторым очень нравилось, и потому Игоря Фёдоровича считали остроумным и весьма приятным господином.
Когда-то он работал журналистом, но эта профессия требовала постоянных мыслительных усилий, к тому ж кормиться приходилось, как и волку, за счёт быстроты своих ног: узнать новость первым не проблема – проблема раньше всех прибежать на место, выхватить самые вкусные факты и яркие детали, потом быстренько обратно в редакцию – сочинить заметку в номер, да не абы как, а так, чтобы читатель, её прочитав, явился в курилку и с торжеством сообщил: «А что, ребята, я только что прочитал. Ну, ваще-е-е!» У Игоря Фёдоровича таких материалов, увы, не получалось. Как он ни заглядывал в зелёную тетрадь, как ни украшал свои сочинения всякими изящными оборотами и даже порой анекдоты вставлял, а не получалось, и всё тут. Редактор, усмехаясь, тяжело глядел на текст, на целых абзацах рисовал «домики», проводил по предложениям параллельные прямые, после чего изрекал: «Лодка, перегруженная алмазами, непременно идёт ко дну. Не пишите, брат, красиво, а пишите по делу!»
По делу писать он не мог. Ему хотелось чего-то возвышенного, красивого и неправдоподобно замечательного. И однажды это у него получилось. Позвонил один знакомый предприниматель: «Слушай, я тут магнитные браслеты из Китая привёз. Чудо древней цивилизации! У старух давление как рукой понижает, а у мужиков, кто нифига уже не может, кое-что поднимает. Напишешь статейку?»
Неизвестно, что, понизил или поднял у самого Игоря Фёдоровича браслет, подаренный предпринимателем, только он пришёл в полный восторг. О чудо-изделии, созданном на основе таинственных древних технологий с использованием достижений современной мысли (только чьей – не уточнялось), вскоре прочитали читатели одной большой газеты. И в курилку, наконец-то, вошёл мужик и сообщил курцам: «А что я прочитал! Вот это да!»
Правда, он не заметил слова, набранного самым мелким шрифтом, какой только есть на компьютере. Это слово стояло под заметкой в левом углу. Причем, верстальщик сделал его ещё незаметнее, врезав в линейку, отбивавшую материал от остальных публикаций. И слово это было «Реклама».
Рекламные материалы в отличие от собственно журналистики приносили больший доход. Заказчик, как правило, просил: «Игорёк, сделай мне красиво!» И фантазия Игоря Фёдоровича не знала предела. Если верить ему, так самую вкусную в мире колбасу варили только в каком-то занюханном полуподвале на окраине нашего города, самое лучшее мороженое выпускали не в каком-нибудь Париже, а в ЧП «Самодуров», и всякие там «ихние» «Боинги» даже на запчасти не годились для «ТУшек» с местного аэропорта. Игоря Фёдоровича не интересовало, как всё обстоит на самом деле. Его интересовали деньги, которые платили за его творения. А если редактору какой-нибудь газеты поневоле приходилось усомниться в фантазиях Игоря Фёдоровича, то тот, важно напыжившись, изрекал: «Кто платит, тот и музыку заказывает!»
Редакторам, конечно, не хотелось терять прибыль от рекламы и, скрипя не только зубами, но и сердцем, они соглашались с аргументами Игоря Фёдоровича. За довольно короткий срок он стал мэтром и уважаемым человеком. И не беда, что те господа, которые платили рекламисту за оды в свой адрес, считали его своей обслугой. Он и перед ними выставлялся: мол, если бы не его связи, то фиг вам – не напечатали бы хвалебную статейку.
И вот этот человек числился среди самых закадычных приятелей незабвенной В.П. Где и как они познакомились – тайна, покрытая мраком. В.П. обожала высоких, стройных и видных мужчин, а Игорь Фёдорович, надо сказать, внушительным был только в ширину: в дверь он обычно протискивался боком, и тогда все видели: ростом он метр со шляпой, но как только поворачивался грудью, казалось: шкаф, а сверху - абажур! Такой вот иллюзион. Может, именно за необъятность ширины, а также за пристрастие к шляпам А-ля-мушкетер Боярский и приметила его В.П., любившая всё экзотическое. К тому же, шляпы Игорь Фёдорович носил самые дорогие и красивые. А у В.П. у самой была слабость к шляпкам. В общем, рыбак рыбака видит издалека…
В.П. была женщина одинокая. Игорь Фёдорович, не смотря на свои под шестьдесят, женат ни разу не был. В.П. несколько смущала разница в возрасте: старше лет на шесть, она считала Игоря Фёдоровича «малолеткой».
- Ну, что вы! – однажды возразил он. – Я вполне созревший мужчина. Уже хочется создать нормальную семью.
- И с кем же это, интересно? – осведомилась В.П.
- Да есть одна на примете, - уклончиво ответил Игорь Фёдорович. – Дама солидная, интересная, всё на ней и при ней. Вдова, порядочная во всех отношениях, но может выпить, закусить и по душам поговорить…
Сердце В.П. тукнуло и учащённо забилось. Уж что-что, а хлопнуть рюмочку-другую и пуститься в рассуждения о жизни она очень любила. Эти философические вечера порой одной бутылочкой не ограничивались, и приходилось слать гонца в соседний гастроном. При этом пьяницей, тем более алкоголичкой В.П. себя не считала, что вообще-то – истинная правда: похмельем она никогда не маялась, а это, говорят, первый признак высокоинтеллектуальной человеческой особи. Следила она также и за тем, чтобы ни один гость мужского пола случайно не остался в её квартире не то что на диване или кровати, а даже под столом. Соблюдала, так сказать, свой нравственный облик.
- И кто ж та дама, произведшая на вас такое неизгладимое впечатление, дражайший Игорь Фёдорович? – поинтересовалась В.П.
- И вы ещё не догадались? – он потупил очи долу. – Сказать не решаюсь…
- А вы попробуйте, - подбодрила В.П. – Я даже отвернусь, чтоб вас ни разу не смущать.
- Ну а что, если это вы? – сказал Игорь Фёдорович. – Вы одна, я один. Представляете, как мы с вами бы зажили. Я бы приходил вечером с работы, вы бы меня ждали. На кухне варится борщ, пахнет салатиком из свежих огурчиков, симфонический оркестр исполняет Первый концерт Чайковского…
- Откуда тут симфоническому оркестру взяться? – изумилась В.П,, отродясь, кстати, никаких симфоний не понимавшая.
- А я записи принесу, - уточнил Игорь Фёдорович. – Недавно писал об одном музыкальном салоне, так они мне столько дисков отвалили, что за всю жизнь не переслушаешь…
В.П. только представила, как она проведёт остаток жизни в слушании всех этих музыкальных дисков, да ещё с симфониями, так ей сразу стало дурно. Она даже на всякий случай сходила в туалет, посидела там, но тревога была преждевременной. Собравшись с мыслями, она торжественно распахнула дверцу туалета и сообщила Игорю Фёдоровичу:
- Я подумаю!
На следующий день В.П. обсудила новость со всеми своими подругами, а также особо приближенными к ней лицами. Одни ахали и закатывали глазки, другие изумлённо спрашивали: «А на черта это тебе надо? Одна ты что хочешь, то и делаешь. Захотела – помылась, захотела – нечёсаная всю субботу по квартире ходишь. А тут, извините, перед ним выкомариваться надо, да и моложе он… Вдруг захочет того, о чём ты и думать забыла? Мужики, они такие!» На что В.П., подбоченясь, отвечала в том смысле, что настоящая женщина и в гробу свою обязанность исполнит, если кому-то потребуется. Тогда наиболее радикальные товарки привели неотразимый аргумент: «А трусы его стирать тебе охота? А ещё только представь, сколько у него носков! Их не только стирать, но и штопать придётся. А может, ты не знаешь, как мужики храпят? Туши свет! Стены дрожат. А так – легла одна, как захотела, так и повернулась, никто с тебя одеяло не стащит и кота с твоих ног не сопнёт. Как барыня!»
Трусы и носки несколько поколебали намерения В.П. устремиться в невесты, но одна только мысль о храпе и беспокойном соседстве в супружеской постели окончательно решила всё. Быть по совместительству домработницей – это цветочки по сравнению с гарантированной хронической бессонницей.
Игорь Фёдорович, однако, пошутил, оказывается. Решил разыграть В.П. и посмотреть, что из этого выйдет. Бедная наивная женщина всё приняла за чистую монету. Целую неделю она размышляла, как поделикатнее ответить отказом претенденту на её одинокую уютную постельку. Хорошо, что телефон у В.П. был с определителем номера и она слышала, кто ей звонит. Когда это был Игорь Фёдорович, В.П. замыкала слух с помощью берушей. Но он всё-таки однажды явился самозванцем.
В.П. открыла дверь, глянула на него и сурово спросила:
- Что? Носки и трусы некому в стирку отдать?
Игорь Фёдорович смутился. Он решил, что зря ходит в одних и тех же трусах целую неделю, а носки так и вовсе кладёт на батарею. Там они за ночь высыхают, он их и надевает. Зачем стирать-то? Вот блин! Пахнет от него, что ли?
От неожиданности горло Игоря Фёдоровича перехватил какой-то спазм, и он в ответ лишь что-то прохрипел.
- А храпеть идите-ка в другое место, милейший! – решительно сказала В.П. и захлопнула дверь. Потом, правда, снова открыла и крикнула вдогонку:
- Мне и одной хорошо! А ваша шляпа много места занимает!
Игорь Федорович ещё долго считал, что В.П. своим чутким носом уловила запах несвежей одежды. Трусы он стал менять каждый день, а на носках так прямо чуть не разорился. И широкополую шляпу с высокой тульей, кстати, поменял на кепку.
В.П. , правда, переживала. Всё-таки не каждый день предлагают сердце и руку, да ещё с зажатым в ней с тугим кошельком. Но потом она подумала не только о том, от чего её предостерегали радикальные товарки, а и кое о чём другом. Вот, к примеру, пойдёт Игорь Фёдорович в туалет и засядет там, а её приспичит пописать или ещё чего посущественнее. Это что ж, ждать до победного? А вдруг он, шкаф эдакий, станет вылазить из туалета, да в дверях застрянет, а? МЧС придётся вызывать. Да ну! Ничего не надо. Уж лучше одной, в самом деле. Хочу – пописаю, хочу – покакаю, а хочу – просто так с газеткой посижу.
И ещё она подумала, что всегда нужно говорить правду. Что, конечно же, совершенно правильная мысль. Иногда эта правда очень даже к месту. И не беда, что хотел сказать совсем другое и по другому поводу. А нечего так дебильно шутить над одинокими женщинами элегантного (впрочем, и не элегантного) возраста, которые всё так же наивны, как романтические девушки осьмнадцатого столетия.