Думаю, не солгу, если скажу, что любой более-менее известный писатель хочет, чтобы у него были ученики. Да и начинающим тоже хочется, чтобы оказался рядом учитель — тот, кто поможет понять самих себя, свое место в «системе координат». Да и, чего греха таить, пристроит первые «опусы» в какой-нибудь, пусть даже захудалый, журнальчик. За широкой спиной (или, наоборот, чувствуя поддержку сзади) легче входить в литературу. Впрочем, хватит ерничать. Тема-то на самом деле серьезная.
Не люблю литературные объединения и в последнее время всячески отбрыкиваюсь, когда зовут возглавить какое-либо лито. Ведь руководитель оного — именно учитель, перед которым сидят двадцать (вариант — тридцать-сорок) учеников. Кто-то хочет учиться, кто-то — нет, у кого-то за плечами — едва ли десятилетка, у кого-то — вуз и даже аспирантура. У кого-то кругозор — академический, кто-то дальше носа собственного не видит. Безнадежное дело — учить на поэта или прозаика. Да, навыки кое-какие привьешь, но не боле. Поэт — штучный «товар». Чтобы создать его, не учитель надобен, а Мастер, выбрать способный из многих, поверить способный в счастливую звезду и в работоспособность ученика-подмастерья. И психологом тонким должен быть Мастер. Истинный — не под себя будет ученика ваять, а, напротив, поможет ему понять себя как личность творческую (начинающий автор едва ли осознает, кто он и куда ему идти — тычется полуслепым кутенком во все стороны). Мастер обязан понять ученика, изучить его, что называется, от и до — привычки, характер, взгляд на мир. И понять должен, определить путь — единственный для ученика, настоящий, наиболее близкий для него путь. Ответственность огромная — сказать: «Вот это, то, что ты сейчас пишешь — не твое. А твое — вот оно!» И сказать так, чтобы ученик твой осознал: да, прав Мастер! Вот именно это — мое!
Говорю не голословно: были у меня ученики-подмастерья. Восхитившись прозой одной из них, Натальи Мухиной, поэт Игорь Воротников попросил меня их познакомить. И при встрече сказал, обращаясь к Наталье: «Как здорово, что Евгений вас нашел!» Она поправила: «Он меня не нашел. Он меня вырастил». Но — сколько бед приносят иногда отношения «Мастер — ученик». Обоим. Единение душевное неизбежное ведет к единению физическому (за малым, думается, исключением). Может, и неплохо это — на первых порах. Любящий способен в творчестве на многое. А дальше...
Впитывает ученик знания. Как губка. Слышит постоянно со стороны: «Ученик. Ученик. Ученик». Сначала приятно. Льстит самолюбию. Позже начинает раздражать. Хочется перестать быть тенью, вырваться из-под опеки, показать, что способен на что-то и сам, без Мастера. Кажется — крылья окрепли. И рвет ученик отношения с Мастером. Пытается взлететь и... падает. Вернуться — не позволяет гордость. Барахтается сам, увязая все сильнее и сильнее. Осознает, что ничего существенного после — не создал. «Я слишком высоко подняла планку. А сейчас поняла: не могу», — слова еще одной из моих учениц. И дальше — что? Разочарование ученика, боль Мастера. Один — не смог, второй — лишился любимого ученика.
А случается и так: порвав с Мастером, ученик порывает и с творчеством — слишком уж напоминает оно об отношениях с Мастером. Говорят, что ни в коем случае между Мастером и учеником не должно быть единения физического. А если — страсть с обеих сторон?.. Что ж, выход, пожалуй, один: брать в ученицы ту, которая не нравится внешне. Да, ерничаю! А что еще остается? Что делать начинающему? Обойтись без Мастера? Учиться у классиков? Но и это — чревато: за строчками, схожими с мандельштамовскими, пастернаковскими, ахматовскими не виден, скажем, как поэт — Юрий Аврех. За строчками, близкими к бродским — Борис Рыжий... Теряем поэтов и прозаиков — одних и других. Личность Мастера (живущего сейчас и здесь) чаще является более сильным стимулом к творчеству, нежели авторитет классика.
Где выход? Я не знаю...
7.11.06.