Недавно довелось мне ехать поездом "Санкт-Петербург – Адлер". Ехать пришлось долго – почти двое суток. И всю дорогу за исключением блаженного ночного сна меня глушили отборной отечественной попсой. Поездное радио не отличалось разнообразием репертуара, и когда я раз в тридцатый прослушала глубокую мысль о том, что быть беременной – это временно, то начала довольно громко выражать свое недовольство. Окружающие в плацкартном вагоне смотрели на меня с неприкрытой смесью раздражения и гадливой радости от того, что им этот музыкальный бред не мешает.
И только на подъезде к Краснодарскому краю проводница, милая женщина с явным отпечатком интеллекта на лице, доверительно мне шепнула: "Ну что вы от них хотите, это же провинция к себе домой возвращается. Не оставляйте их наедине с их бескультурьем". Отрадно, кончено, что меня приняли за жительницу столичного города, но все-таки, замечание о низкой культуре провинции в очередной раз немножко укололо. Ведь из провинции гораздо чаще поднимаются те, кто правит бал в умах и настроениях общества.
Слово "провинция" происходит от латинского "provincia". Так в Древнем Риме назывались подвластные территории, находящиеся вне Италии и управлявшиеся римскими наместниками. В России такая административно-правовая единица появилась в начале 18 века. Каждая губерния подразделялась на несколько провинций – Петербургская на 11, Московская на 9, Киевская на 4). Каждая провинция возглавлялась воеводой.
Когда впервые слово "провинция" начало употребляться в уничижительном смысле, сказать сложно. Возможно, в силу человеческой природы уже в то время, когда появились столицы и их жители начали воспринимать себя обособленно от остального общества.
В любом случае, еще Салтыков-Щедрин презрительно высказывался о "дремучем Пошехонье". Да и Гоголь не случайно помещал героев своих пьес подальше от центра, чтобы подчеркнуть их местечковость и глупость. Этот стереотип о провинциале как человеке недалеком в общественном сознании благополучно продержался до начала XXI века.
На заре становления отечественных FM-станций в одном южном городе появилось "Радио Провинция", крутившее достаточно прогрессивный для того времени дэнс. Таким образом как бы подчеркивалось, что и у нас есть "продвинутая" молодежь. Несмотря на некоторую браваду станции следует признать, что "продвинутость" на столичном уровне зачастую упирается в тупик. В больших, шумных городах, привычных к быстрому темпу, любое новшество подхватывается достаточно быстро, но так же быстро и угасает. Одно течение сменяет другое, нанося приливной волной моду, стиль, драйв, но быстро растворяется во времени, оставляя на песке смутные следы очередной микроэпохи. Следы либо быстро стираются, либо некоторое время бережно ретушируются верными поклонникамxp чье количество также неумолимо сокращается.
Провинция консервативна. Но именно поэтому здесь существует гораздо более благодатная почва для различных новшеств. Пробиться сквозь толщу недоверия провинциалов ох как нелегко. Зато их преданность потом окупает все старания. Этот принцип давно уже освоили в бизнесе. Помнится, в моем родном провинциальном городе молодежь упорно не хотела кататься на новомодных роликовых коньках, предпочитая им давно вышедшие из моды скейтборды. Тогда одна местная газета развернула целую пиар-кампанию "Быть роллером – это круто". Сегодня живут и процветают целых три магазина, торгующих разнообразными прибамбасами для роллеров. Процветают, хочу отметить, в городе с населением чуть более миллиона человек. В некоторых западных компаниях существуют целые пропагандистские отделы, ориентированные на продвижение товара вне столичных городов. Но наш менеджмент пока развит не настолько. Хотя – все меняется.
Любопытную шутку услышала недавно по телевизору от кавээнщиков. "Вы провинция! У вас даже MTV не ловит. Провинциалы!" – "Да, зато у нас вечером на набережной так хорошо, парни с девушками целуются". – "Парни? С девушками? Провинциалы!"
Провинция воспринимает столицу зачастую как некое гнездо разврата. Хотя иногда на периферии опасностей куда как больше. Одно село Орловской области не так давно просто находилось на грани катастрофы. Когда до центра дошла информация от местного МВД, то "наверху" за головы схватились: на все население села законопослушными были только дети дошкольного возраста. Остальные жители занимались в лучшем случае самогоноварением, в худшем – вступали в бандитские группировки. Что уж говорить о процветающей проституции и прочих "прелестях" криминала.
Проблема провинции заключается в недостаточной организации и работы, и досуга. Традиционно для нашей страны аграрная сфера (а в селах процветает преимущественно она) делит рабочий день на "до обеда" и "после опохмелки". А это не добавляет интеллектуального потенциала.
По статистическим данным, чем дальше от центра, тем сильнее наркомания. И если крупные столичные города еще имеют и финансовые, и организационные возможности для регулирования такой ситуации, то города провинциальные, гораздо более тесно связанные с селом, зачастую куда как сильнее втянуты в маршруты наркотрафика.
За лихолетье девяностых, когда на село внимание почти не обращалось, оно подверглось серьезному психологическому и финансовому прессингу. Теперь эти недоработки бумерангом возвращаются в города. И тут уже сил областных центров может оказаться недостаточно. В любом случае, государственная политика пока еще не направлена на оздоровление ситуации в селах. А как известно, короля делает окружение. Село и провинциальные города сильно влияют друг на друга, и проблемы последнего десятилетия прошлого века еще долго будут аукаться отечественным политикам. Потому что провинцию нельзя игнорировать. Ее надо холить и лелеять. И столичные подходы здесь неуместны. Сколько еще времени понадобится государственным мужам, чтобы понять эту проблему и разработать внятную программу? Пока это вопрос без ответа.
«Провинция – это не местность, а состояние ума», говорил немецкий политик Манфред Роммель. Возможно. Но все-таки, что значит «мыслить провинциально»? Обычно под этим подразумевает неглобальное, местечковое понимание проблем. Но и с таким толкованием можно поспорить. Несмотря на то, что высшая школа сконцентрирована в областных центрах, появление ученых «самородков» из глубинки – далеко не редкость и по нашим временам. В монолитность столичного бытия провинция вносит свое, свежее понимание проблем – иногда наивное, но все-таки – иное.
Есть такая классическая задачка на трехмерное мышление: как из шести спичек сделать три треугольника. Все очень просто. Надо один треугольник из трех спичек положить в основание «пирамидки», три спички поставить сверху «шалашиком». Взгляд неискушенного провинциала , направленного не в перспективу, а снизу вверх, дает иногда возможность взглянуть на проблему иначе – и найти верное решение.
Мой коллега-журналист, в не таком уж далеком прошлом студент филологического факультета, попал однажды на лекцию к математикам. Преподаватель требовал от школяров, чтобы они путем долгих и сложных вычислений нашли нижнюю точку на искривленной поверхности. Пока математики судорожно вспоминали формулы, филолог предложил естественное, на его взгляд, решение: опустить на эту поверхность шарик – и он сам скатится в нужное место. «Пять», - коротко резюмировал профессор.
Неискушенный провинциал в обществе жителей столицы выступает в роли такого же студента-филолога. Не зная определенных правил и условностей, он поступает по наитию. И хотя действия его могут вызвать снисходительную усмешку, его суждения зачастую куда более практичны, потому что ему ближе конкретные, земные понятия, и отдаленность от философии не только не мешает, но даже наоборот – помогает, когда он сталкивается с теми проблемами, перед которыми «продвинутый» столичный житель может и спасовать.
Существует в психологии такое понятие, как «принцип дворняги». У породистых собак масса жизненных неприятностей, способных привести к летальному исходу: от клещей и чумки до неправильного питания. У дворняги, по сути, три главных врага: голод, холод и отсутствие двуногого защитника, способного отстоять своего любимца. Поэтому дворняги более живучи, злее и плодовитее. Размножаясь как попало, они законом естественного отбора оставляют жить сильнейших. И оставшиеся в живых, знают цену жизни и цену свободы. Им нечего терять, и этим они страшны.
Если провинция проникает в столицу робко, то ей потребуются немалые усилия, чтобы ее не снесло шальным порывом ветра. Но если она идет на завоевание столичных коридоров нахраписто и нагло, то перед ней сторонятся матерые бультерьеры закулисных интриг. Потому что дворняги не играют в дипломатию. Борьба за выживание – их стихия. Провинция, поднявшись снизу, представляет, что такое дно. И знает, как больно можно упасть. Но вместе с тем, не боится этого падения. Ведь даже там, внизу, она сможет выжить.
«Взгляд снизу», хоть он зачастую и отдает апломбом, тоже имеет право на существование. В свое время мне довелось ехать из Ростова-на-Дону в Таганрог. Бытует мнение, что таганрожцы испытывают к ростовчанам такие же чувства, как питерцы к москвичам. По всем параметрам Таганрог «столичнее» Ростова: и возрастом постарше, и порт побольше, и основан не кем-нибудь, а самим Петром Великим. В кафе, чье название моя память, к сожалению, не сохранила, я столкнулась с любопытным персонажем. Судя по его солидному возрасту, старик застал не только хрущевскую кукурузу и сталинский террор, но и первые ленинские законы. Иван Иванович – назовем его так – убежденно доказывал мне, что признание Ростова окружным центром – колоссальное геополитическое заблуждение.
– Посудите сами, – вещал он. – Разве может стать столицей город, начинавшийся как обычная таможня, торговая точка? Ну это все равно как если бы центром мегаполиса признали вещевой рынок на окраине!
Вот такая незатейливая логика. Поспорить, конечно, можно, но бесполезно. Каждый кулик, как известно, свое болото хвалит.
Кстати, о болоте…
«Трясина» и «провинция» в устах столичного жителя слова-синонимы. «Что там может случиться в вашей луже?» - это так презрительно при мне отозвались питерцы на робкое замечание саратовца о том, что «жизнь у нас кипит».
Не буду вспоминать квасной патриотизм саратовца, разрывание рубашки на груди («Да у нас!») и прочие атрибуты благородного возмущение. Но все же, питерцы были в данном случае не правы.
Подводные течения, не видные столичному взгляду, коварны своей неожиданностью. На периферии «все друг друга знают через одного». Именно поэтому в небольших городах люди более открыты. А чего скрывать, если от людского взгляда никуда не деться? Мегаполис, наоборот, дает возможность спрятаться, потеряться в шумном потоке, а это, наоборот, приводит к повышенному вниманию со стороны окружающих. Ведь темнее всего, как известно, под пламенем свечи.
Обращая внимание на события в маленьких городах, большие люди ищут взглядом большие предметы. И не обращают внимания на мелочи. Хотя мелочь здесь – понятие относительное. На пивном рок-фестивале в одном из городов нашей необъятной родины я была свидетельнице того, как восхищенная толпа фанатов чуть не разнесла сцену, где выступал местный коллектив. «Ты чего! Это же Витя!» - Визжала мне в ухо местная поклонница. Потом на сцену поднялись мэтры отечественной рок-сцены. Их принимали, как и положено знаменитостей. Но без того тепла, с которым встречали неприметную группу, чье название известно только на местном уровне.
Но зато когда на небосводе зажигаются провинциальные звезды, они горят особенно ярко. Потому что для дороги наверх им нужен был куда больший разгон, чем для тех, кто «поближе к небожителям».
Культурная жизнь провинции – это вообще разговор отдельный. Представлять ее как некий сельский клуб, где на весь город один хлопец с гармошкой, развлекающий народ раз в неделю, тоже неправильно. Мало того. Провинция зачастую ревниво относится к своим традициям и в штыки воспринимает любое сравнение с центром.
Однажды разговаривала с директором одного одесского музея, которого непонятно зачем занесло в мой город. Сама должность уже говорит о том, что человек интеллигентный. Так вот, когда в моей речи проскочил оборот «мать городов русских» по отношению к Киеву, директор аж позеленел.
– Мадам! – Сурово сказал он мне. – Скажите, и много вы знаете анекдотов про эту матерь?
Я честно призналась, что ни одного.
– О! – Многозначительно поднял он палец. – Так какая же она после этого родственница! Мама – это Одесса. Запомните это раз и навсегда.
Логика убойная. Но я с тех пор крайне осторожно отношусь к своим высказываниям о столичности. Потому что могут неправильно понять…
Я не стремилась написать какой-то единый, монолитный текст. Лоскуты- обрывки мыслей о том, какие они – столица и провинция, сложились в пеструю картинку. Впрочем, вряд ли могло быть иначе. Ведь у каждой медали, как известно, две стороны. Шуму и динамике столицы противостоит тишина и покой окраины. Ритм жизни может быть разным, но каждому ближе свой темп.
У меня есть знакомые, имевшие «теплое место» в крупных центрах, но бросившие все ради неспешной жизни «на земле», со своим хозяйством, с маленьким покосившемся домишкой, с одним, да и то неважно работающим, телеканалом. Когда я пыталась понять, зачем они это сделали, то глава семейства мне ответил фразой Карлсона: «Спокойствие. Только спокойствие».
И тогда я поняла, что иногда кажущаяся скука – это просто тишина, которую надо уметь слушать. И быть в гармонии с миром.
Пока будут столицы, будут и провинции. Но одних без других существовать не будет. Бесконечно ворча по поводу друг друга, провинциальные и столичные города взаимозависимы.
И наверное, в этом есть свое понимание закона равновесия…