- Наташ, может, чайку? – Влад заглянул в спальню – жена лежала, отвернувшись лицом к стене.
- Нет, спасибо.
- Или кофе? Тебе ведь уже можно пить кофе сколько угодно?
- Да, можно. Мне теперь можно все, что хочешь: и кофе, и в настольный теннис… - она тяжело вздохнула и села на кровати. – Только вот не хочется.
Да и потом, разве кружка чаю сможет растопить этот шипастый ледяной ком в груди?
- Вот, я фотографии забрал, - робко пробормотал муж. – По-моему, очень хорошо получились.
Наташа протянула за пачкой левую, не так сильно перебинтованную руку и принялась рассеянно перебирать снимки. И в самом деле, многие были очень даже ничего, а озеро на закате так вообще отлично вышло.
А следом…
Как же она забыла?
Там же оставалось еще почти полпленки, и она прихватила камеру с собой на чемпионат. «Никон», конечно же, не пушинка, не говоря уже о сменной оптике, но дело того стоило – снимки и в самом деле оказались замечательными: наполовину закрытое наглазником* сосредоточенное лицо Вали; Валерка, чуть живой после финала «олимпийки»**; Санвасильич, темпераментно вправляющий мозги Лариске – это был ее первый серьезный старт.
А в самом конце стопки – она сама, Наталья Дегтярева, на верхней ступеньке «тумбочки». Снимок, надо сказать, был так себе: и резкость подгуляла, и чья-то плешь в угол кадра влезла – ну, Валя сфотографировала, как сумела.
И ведь не в том беда, что фото не вышло – пустяки. А в том, что оно – последнее. Все. Больше уже не будет ни чемпионатов, ни даже мелких стартов, «первенств водокачки», как называет их Санвасильич, ни, тем более, «тумбочек».
Приговор. Окончательный и обжалованию не подлежащий.
И пусть вынес его не суд с присяжными, а всего лишь милая и славная Нина Станиславовна, врач сборной – легче от этого не становится.
Тендовагинит. По латыни звучит очень даже интригующе, да и по-русски – воспаление сухожильных влагалищ – вызывает некоторые фривольные ассоциации. Только дело совсем в другом – в заболевании тех крохотных мешочков, с помощью которых сухожилия крепятся к костям.
Ерунда?
Как сказать. Терпеть постоянную тупую боль Наташа умела. Даже могла не отвлекаться на нее во время тренировок, как бы отключать. Но иногда, в особенности в период обострений, боль выскакивала, как затаившийся хищник. Словно железный коготь вспарывал огнем руку – на секунду, на короткое мгновение, но так, что весь мир вспыхивал пламенем, а рука помимо воли разжималась, роняя неудачно схваченный с плиты чайник или пакет с покупками.
Или – заряженный пистолет.
Нет, на самом деле она его тогда не уронила, просто вся рука рухнула на стойку, до крика перепугав Ларису. И это было уже последней каплей.
Физиотерапия, иглоукалывание, курсы витаминов – да, все это было. И помогало чуть-чуть приглушить, чуть-чуть отодвинуть хищницу-боль. И Наташа, на зубах вытянув чемпионат, все же думала, что сумеет дотерпеть, сможет попасть на Олимпиаду, но…
Но сейчас она и ложку-то держать не могла, даже кушать приходилось левой рукой. И то – с трудом, потому что воспаление перекинулось и туда тоже, так что даже и речи не было о том, чтобы начать стрелять с нее.
И учиться жить с куском льда где-то в груди…
- Давай, что ли, и в самом деле чаю выпьем? – вздохнула она.
- Вот и молодец, вот и умничка, - обрадовался Влад. – Тебе какого заварить: ягодного или с бергамотом?
- Ягодного, пожалуй.
Наташа осторожно пододвинула чашку, неловко добавила сахар, просыпав половину на стол.
- Знаешь, я тут про одну тетку странную слышал, - как бы невзначай проронил Влад. – Буквально чудеса творит!
- Мыгы, - меланхолично кивнула жена.
- Нет, ну я серьезно! Чуть ли не от рака, говорят, излечивает.
- Влад, Солнышко, ну ты же сам знаешь, сколько сейчас всяких шарлатанов развелось! Только и думают, как бы денег слупить.
- Да, конечно, но она – не такая. Она денег вовсе не берет. Правда, и принимает далеко не всякого.
- Так и меня, наверное, не примет.
- Примет! – Влад поставил чашку на стол. – Я уже договорился.
Наташа удивленно посмотрела на мужа:
- Зачем?!
- Ну, ты пойми, у меня же сердце разрывается смотреть на тебя. А вдруг и в самом деле поможет, а?
* * *
- Далеко еще? – спросила Наташа.
- Нет, минут пять.
- Знаешь, Влад, не тем ты занимаешься.
- Как это? – опешил муж.
- Ну, вот скажи мне – ты кто? Системный администратор?
- Ну, это слишком сильно сказано, - пожал тот плечами. – Так, эникейщик***, хоть и достаточно высокой квалификации.
- Не прибедняйся. Да, впрочем, какая разница! Вот если б ты переквалифицировался в компьютерные экстрасенсы, то мы бы не пешком шлепали, а ехали на «Мерседесе».
- Это как?
- Ну, например, повесил бы в газете объявление: «Снимаю порчу с операционной системы», отбою бы от клиентов не было!
- Эт точно, - рассмеялся Влад. - Или, еще лучше «Восстанавливаю данные по фото жесткого диска».
- Или – «Дистанционно избавляю от вирусов и провожу защиту от спама».
- От спама – вообще супер! Надо будет подумать на досуге. А вообще-то мы уже пришли, нам – на третий этаж.
Влад надавил на кнопку звонка, что-то щелкнуло, и дверь открылась.
- Проходите, - пригласил негромкий голос откуда-то изнутри.
Они вошли в комнату с плотно занавешенными окнами и после солнечной улицы практически ослепли. Лишь через некоторое время стали проступать полки, заваленные книгами, бесчисленные фигурки и статуэтки, развешанные по стенам панно. И – сама хозяйка.
В слабом освещении невозможно было понять, сколько ей лет, какого цвета глаза или выбивающиеся из-под то ли платка, то ли банданы волосы. Настольная лампа выхватывала только очки в тонкой металлической оправе и унизанные серебряными перстнями пальцы, ловко орудующие спицами.
- Садитесь – кивнула женщина в сторону потертого кожаного диванчика. - Змеиная лапа.
- Что? – остолбенела Наташа.
- Так меня зовут – «Змеиная Лапа».
- А разве у змей бывают лапы? – нервно хихикнула девушка.
Хозяйка внимательно взглянула на нее поверх очков, выудила откуда-то из чудом державшейся вместе стопки книг и папок листок бумаги, положила рядом карандаш.
- Давай, пиши.
- А что писать-то?
- То, что ты только что спросила.
Перестав понимать хоть что-то, Наташа, морщась, кое-как вывела непослушной рукой: «А разве у змей бывают лапы?» - и в ожидании уставилась на хозяйку.
- Что это такое, как ты думаешь? – та ткнула пальцем куда-то в конец предложения, пустив оранжевого зайчика перстнем с огромным сердоликом.
- Вопросительный знак, - пролепетала Наташа.
- Ну, можно и так сказать, - кивнула Змеиная Лапа. – Хотя на самом деле это – след от змеиной лапы.
- Которой нету?
- Которой нету, - кивнула хозяйка.
- Ну, а что такое тогда восклицательный знак? – Наташа с удивлением почувствовала, как та жуткая ледяная глыба в груди начинает потихонечку таять.
- В общем-то, практически то же самое, - улыбнулась Змеиная Лапа. – Только он получается, когда змея бежит слишком быстро и не обращает внимания на всякие странности, что творятся вокруг.
Она поправила очки и снова замелькала спицами. Как будто и не было у нее гостей – не гостей даже, посетителей.
Самое забавное, что Наташа не ощущала в этой ситуации никакой неловкости и с удовольствием рассматривала причудливые картины и панно, развешанные по стенам, фигурки, статуэтки и просто камешки, без всякой системы нагроможденные на полках, силилась прочитать названия на корешках книг.
Впрочем, вскоре она уже рассмотрела все, до чего дотягивался глаз в полумраке комнаты, а встать со своего места чтобы повертеть в руках нефритовую черепашку или полистать толстенную энциклопедию птиц у нее все же на хватало смелости. А Змеиная Лапа продолжала вязать, как ни в чем не бывало.
- Э-э-э… Вяжете, да? – проблеяла Наташа, сама поразившись глубине и интеллектуальности своего вопроса.
- Нет, грибы собираю, - хмыкнула Змеиная Лапа. – А ты не скучай, смотри, что хочешь, расспрашивай. А молодой человек пока сходит на кухню, чайку нам сделает. Мне и тебе – ягодный, а ему самому – с бергамотом, правильно?
- Ага, - ошалело кивнул Влад. – А-а-а…
- В шкафчике над мойкой, в таких жестяных баночках. Ну, да разберешься.
Влад оторопело оглянулся по сторонам, открыл было рот спросить что-то еще, но, так и не спросив, отправился на кухню. Оттуда сию же минуту послышался грохот и что-то явно экспрессивное, хоть и вполголоса.
- Пустяки, стул зацепил, ничего страшного, улыбнулась хозяйка. – Будем надеяться, что он не…
Послышался звон и вдогонку – опять что-то приглушенное и, по всей видимости, малоцензурное.
- М-да, уже не будем, - она философски вздохнула. - Впрочем, этой кружке все равно уже срок пришел, так уж пусть лучше он, чем кто-нибудь другой, не так обидно.
- А… А откуда вы знаете, что срок пришел?
- Видишь ли, Наташа, - тебя же Наташей зовут?
- Да…
- Видишь ли, Наташа, у всех есть своя судьба – у людей, животных, даже у вещей. Разная, конечно. Только все равно мы все вместе создаем ткань мироздания, ткем ее, как гобелен или ковер. Конечно, кто-то вплетает целый узор, кто-то оставляет лишь крапинку. Например, та чашка – только незаметная ворсинка. Но ведь и она там есть! Но, что самое главное, от всех нас зависит, каким он будет – этот общий ковер.
- Я что-то не совсем поняла, - пробормотала Наташа.
- Ну, например, какой-то человек – злой. Или попросту безразличный – не любит ни мир, который его окружает, ни людей. Или эгоистичный - не интересуется никем и ничем, кроме себя самого. Или нелюбопытный. Или – подлый. Да мало ли? Вот и получается, что узоры у такого выходят невежественно-серые, злобно-черные, тоскливо-бурые. Как в древности, например, что бы там ни говорили про золотые и серебряные века, а мироздание было темным, тусклым, мрачным. Разве что там и сям разукрашенным багровыми пятнами войн. Да что там – древность, и сейчас таких хватает. Казалось бы, все просто: бери от жизни все светлое и используй!
Змеиная Лапа протянула руку и словно бы в самом деле отщипнула тоненькую струйку, ниточку от пробивавшегося сквозь щель в портьере солнечного лучика, привычным движением вместе с ниткой перекинула его через указательный палец левой руки и снова замелькала спицами.
Наташа смотрела, как завороженная, а солнечный лучик как ни в чем не бывало вплетался себе в узор вязания. А сама удивительная вязальщица продолжала:
- Так ведь нет же, обязательно выискивают, а то и в собственной душе выращивают всякую темную, липкую дрянь, холят ее, лелеют, да еще и чужие судьбы норовят переплести с этой гадостью!
Она сокрушенно вздохнула, натянула вязание поглубже на спицы – чтобы петли не свалились – и отложила в сторону. При этом лучик, Наташа четко это видела, изогнулся сам наподобие нитки. Еще раз вздохнув, хозяйка сняла очки и принялась протирать их мягкой фланелевой тряпочкой.
- А вот другой человек - добрый, славный и хороший – живет простой и незатейливой жизнью: работает, детей растит, друзьям и соседям в меру сил помогает. И его узор в общей ткани – такой же светлый и незамысловатый, например, желтая, голубая или бежевая полоска.
- А белый?
- Ну, таких людей немного, и их жизнь – настоящее кружево.
Она надела очки и снова взялась за вязание. И лучик заскользил по спицам, старательно переплетаясь с нитками.
- Видишь ли, чем насыщеннее событиями твоя жизнь, тем ярче твой собственный узор. Чем больше людей тебя окружает – я имею в виду тех, кого ты знаешь, с кем дружишь, кому готова помочь – тем больше узелков и переплетений, тем крепче ткань.
Вошел Влад. Как ни странно, он доставил все три чашки с чаем в целости и сохранности, не перевернув и не расколотив больше ничего.
- Вот, - пробормотал он. – Извините, я там…
- Не бери в голову, - отмахнулась хозяйка, отхлебывая из кружки. – Спасибо, чай у тебя и в самом деле замечательный получается.
- Да, это он умеет, - улыбнулась Наташа.
- Ну так вот, - она с удовольствием сделала еще глоток, поставила кружку на столик рядом с лампой. – Сейчас самая большая проблема – это то, что люди живут каждый сам по себе. Они захлопываются в свои раковины, словно улитки, и ничем не скрепленная ткань мироздания начинает расползаться. Отсюда – и депрессии, и самоубийства. Причем в богатых странах их куда больше, чем в бедных.
Наташа потянулась было правой рукой за чаем, ойкнула, опасливо взяла кружку левой.
- Насчет руки ты не переживай – пройдет.
- А как же… А когда… - безумная, отчаянная надежда вспыхнула в душе у девушки, такая сильная, что та и говорить толком не смогла. Впрочем, это было и не нужно.
- А вот стрелять ты больше не будешь, увы.
Наташины плечи тут же поникли.
- И тут уже ни я, ни кто-то другой ничего не может сделать. Просто уже закончилась спортивная нитка твоей жизни. И, раз ты сама этого не поняла, судьба тебя остановила таким вот жестким способом. Ведь были же предупреждения раньше, а? Год назад, полгода?
Наташа судорожно сглотнула и вспомнила, как однажды на тренировке не заметила, что одна девушка еще продолжает стрелять и пошла к мишени – пуля тогда просвистела совсем рядом. Или потом, чуть позже, когда ее ощутимо ударило током из-за неисправностей в установке…
- Вот то-то же, - Змеиная Лапа оторвала нитку – надо же, она, оказывается, уже закончила вязание! – На вот, примерь!
Наташа держала в руках и с удивлением разглядывала невероятно мягкий, пушистый и легкий свитер. Так ничего толком и не понимая, она кое-как, оберегая больную руку, натянула его на себя и рванулась к зеркалу.
Пушистое, желто-золотисто-оранжевое теплое чудо обнимало, мягко гладило – лелеяло, одним словом. А снизу шла отделка: темно-синие вопросительные знаки, от сравнительно больших до вовсе крошечных, цепочкой следов тянулись через весь свитер. Да еще там и сям, словно брызги, играли изумрудные или бордовые восклицательные знаки.
Перестав понимать хоть что-либо, девушка ляпнула:
- А почему они – ну, знаки – все лежат?
- Ну, змея – животное ленивое, - вязальщица пожала плечами, сняла и положила на столик очки. – Точнее, она не любит понапрасну тратить силы, вот и ходит лежа, а не стоя. Это уже потом люди перевернули ее след, как им понравилось, и вставили в свои буквы.
- А… А сколько я вам … должна? – Наташа поняла, что ни за что не сможет расстаться с этим удивительным свитером.
- Ох, горе ты мое, - вздохнула Змеиная Лапа. – Когда же ты поймешь? Ну да ладно, сейчас ты и в самом деле еще не готова. В общем, это – подарок. Ну, как бы компенсация за плохую новость.
- Ой, спасибо…
- Пожалуйста, заходите еще, - хмыкнула хозяйка.
- Я… Я обязательно зайду!
- Ну, разумеется! А куда ж ты денешься!
Змеиная Лапа улыбнулась так ярко и солнечно, что, казалось, в полутемной комнате стал светлее. И только потом, когда гости уже ушли, она все еще стоя на лестнице и глядя им вслед, прошептала:
- Бедная девочка! Только б ты выдержала! Надеюсь, свитерок хоть немножко поможет…
* * *
Что-то сломалось.
Нет, не в самой Наташе – спорт все-таки здорово приучает «держать удар». Пожалуй, усмехнулась она, это – основной навык, который дали ей долгие годы в сборной: снова и снова подниматься после неудач.
Сломался привычный миропорядок.
У нее, которой вечно приходилось куда-то спешить, тщательно выкраивать часок-другой для любых дел, не связанных с тренировками, оказалась куча свободного времени.
И – полная неизвестность в будущем.
У многих ее одноклассников, она это знала, подобное состояние было после окончания школы: десять лет все было ясно и определенно, а тут вдруг надо решать, что делать, чем заниматься.
- Может, тебе перейти на тренерскую работу? – спросил как-то Влад.
- Не знаю, - пожала плечами Наташа. – Вряд ли из меня получится тренер такого уровня, как наш Санвасильич. Да и потом, ты ошибаешься, если считаешь, что тренерские ставки вот прямо как яблоки на деревьях растут, подходи и срывай.
- А по специальности?
- Влад, Солнышко, ну, как ты себе это представляешь? Я же после окончания института ни дня по ней не проработала. Помнишь, как мы радовались, когда я сразу же получила ставку?
Тот только молча кивнул.
- И вот сейчас, спустя почти пять лет, я достану свой политеховский диплом, сдую с него пыль и в качестве молодого специалиста явлюсь в отдел кадров какого-нибудь завода?
Взгляд Наташи соскользнул на новый свитер – она носила его постоянно, такой теплый, удобный – сплошные вопросы, ни одного ответа.
- Пожалуй, - неуверенно пробормотал муж. – Впрочем, для тебя сейчас главная задача – залечить руки. Моей зарплаты нам хватит, а потом – посмотрим.
Главная задача решалась на удивление просто: при отсутствии тренировок руки почти перестали болеть. Конечно, Наташа их берегла: если нужно было что-то взять, да хоть кружку с чаем, делала это осторожно, да и бинты носила на всякий случай.
Но вот свободное время…
Подруги?
Так ведь у каждой – своя жизнь, семья, работа, заботы. Ну, встретились, поболтали. Так ведь не каждый же день!
Магазины, покупки?
Увольте!
Музеи и выставки?
Очень хорошо. Но – на одну неделю.
А потом?
Так получилось, что из-за своего прежнего ритма жизни Наташа так и не завела ни одного хобби. К рыбкам-собачкам она не питала ни малейшей симпатии, а традиционные женские занятия типа шитья или вязания могли довести ее до скрежета зубовного своей монотонностью.
Впрочем, можно было гулять по улицам. На это уж точно у нее никогда прежде не хватало времени. А вот сейчас, поздней осенью, когда последние желтые листочки стойко сопротивлялись леденящему ветру, когда подмерзающие лужи отражали блеклое, вылинявшее ноябрьское небо, такие прогулки доставляли ни с чем не сравнимое удовольствие.
Но только не сейчас.
Наташа никогда не жаловалась на зрение – многие ее друзья и соперники стреляли с моноклями, но она видела даже те две нижние строчки стандартной таблицы, которые обычно были заклеены, разве что при стрельбе затемняющий фильтр использовала, когда солнце светило слишком ярко.
А тут…
Как будто сумасшедший фотограф вдруг решил поизвращаться с цветами – в один момент весь мир стал пронзительно-розовым, пурпурным и багровым. Все движения замедлились, звуки почти исчезли, остался только мутный, изводящий душу шум в ушах.
Заболела?
Да нет, вроде все в порядке…
Только вот исчезли любые оттенки темных цветов – все стало черным: и стволы деревьев, и стены, и глухие тени между домами. Не просто черным – наполнилось абсолютной бесструктурной темнотой. И такой ужас, такая первобытная жуть поднимались от этой черноты, какие бывают только в детских страхах в темной комнате. Глубокой, глухой волной поднималась паника, липким холодом заполняя сознание, отключая волю. И не было выхода, не было пути к спасению в этом жутком, чуждом мире.
Безотчетный, беспричинный страх накатывал тугими, давящими волнами, и вместе с ним наваливалась слабость – до дрожи в коленях, до головокружения. А плотный черно-пурпурный ужас полз со всех сторон, затапливал, как ледяная осенняя вода, давил, не давал вдохнуть.
Хотелось бежать и кричать, но не было сил. Тряслись руки, дрожал подбородок, тело не слушалось, будто парализованное. И только древний, первобытный страх пульсировал в каждой клетке, разрывая душу холодными острыми когтями.
И, когда прошла уже целая вечность, когда Наташе стало казаться, что точка, что она не выдержит этого больше, все вдруг померкло, словно бы выключилось.
Она столбом стояла посреди улицы. Самой обычной улицы, усеянной опавшими листьями и прочим мусором. Небо было нормальным, тускло-серым, а листья – желтыми и оранжевыми, как им и полагалось. По позвоночнику стекла струйка липкого пота.
Как долго это длилось?
Неизвестно. Впрочем, люди шли мимо, и никто не обращал внимания на внезапно остолбеневшую девушку, только маленькая девочка с голубым воздушным шариком в руке смотрела на нее и неуверенно улыбалась.
Ноги совершенно не держали, и, чтобы в добавок ко всему не свалиться в лужу, Наташа зашла в ближайшее же кафе, шлепнулась за столик в уголке, заказала кофе – что уж теперь, можно хоть по пять чашек в день его пить.
Что же это было?
Как и у всех стрелков, психика да и вообще вся нервная система у Наташи были устойчивыми. Точнее, абсолютно, непробиваемо устойчивыми. В этом виде спорта на самом раннем этапе происходило что-то вроде естественного отбора – многие даже очень талантливые ребята отсеивались, не выдержав нервных нагрузок. А Наташа даже среди своих отличалась завидным умением сохранять хладнокровие и выдержку в любых ситуациях.
А тут…
Совсем непонятно. Какой-то совершенно необъяснимый приступ иррациональной паники. Такого раньше никогда не было.
Может, из-за таблеток, которые она сейчас принимала, побочный эффект?
Хотя вряд ли.
Потихонечку начинает сходить с ума от безделья?
Звучит, конечно, интересно, но едва ли соответствует истине.
Причем вот что особенно интересно, продолжала анализировать Наташа, в этом кошмаре не было ничего конкретного: ни рычащих чудищ, ни завывающих призраков. Просто страх сам по себе. В чистом и сублимированном виде.
Наташа поймала себя на том, что снова в раздумье водит пальцем по свитеру, повторяя контуры вопросительных знаков.
А, может, и в самом деле у Змеиной Лапы спросить?
Стоило бы, конечно.
Но, пожалуй, не сегодня – Влад обещал освободиться пораньше, и они собирались в гости к Вале.
Может, завтра?
Но завтра нужно было проходить очередное обследование, послезавтра она затеяла уборку, а с ее руками этот «творческий» процесс затянулся до самого вечера, а на следующий день Влад принес диск с новым фильмом про какие-то дозоры…
Все повторилось через неделю, когда она вышла в магазин за продуктами. Но на этот раз, только ощутив, что окружающий мир стремительно перекрашивается в пурпурный цвет, она села на ближайшую лавочку, постаралась мобилизовать себя.
И снова – удушливая волна дикого, иррационального ужаса. Но, пережив уже однажды подобное, на этот раз Наташа могла хоть как-то совладать с паникой. По крайней мере, она это знала, ничего катастрофического не случится, нужно просто потерпеть.
А еще хорошо бы как-то отвлечься.
И, сквозь пелену затопляющего сознание кошмара и парализующей слабости, она попыталась наблюдать ха тем, что происходит рядом.
Странно, очень странно…
Дома как будто бы истончились, сквозь полупрозрачный бетон проступали уродливые ребра арматуры. Прохожие выглядели вообще жутко: мутные серо-багровые пятна вместо лиц, бесформенные, раздутые и искривленные туловища, покрытые вместо одежды гроздьями какой-то непонятной гадости…
Впрочем, не все: малыш лет пяти, игравший рядом с лохматой собачкой, почти не изменился. Да и парочка, как ни в чем не бывало целовавшаяся на соседней скамейке, тоже имела обычный вид. Ну, разве что за исключением цвета.
Вдруг потемнело еще больше – если такое вообще было возможно. Розовый цвет исчез вовсе, только кое-где проскакивали отблески то ли бордового, то ли пурпурного. И одновременно стало жутко, невыносимо холодно – так холодно, что все ее тело словно бы свело судорогой, и не было уже сил бороться с накатившим ужасом, с ломающей болью – Наташа потеряла сознание.
- Что случилось? Наташа! Эй, Наташенька, да что же с тобой?
Она с трудом открыла глаза – над ней склонился Влад.
- Что с тобой такое? Да ты вся зеленая…
* * *
- Эх, горе ты мое, - Змеиная Лапа, как обычно, шустро звенела спицами. – Что ж сразу не пришла? Так и концы отбросить недолго!
Наташа виновато пожала плечами и спросила:
- Так что же все-таки это было?
- Помнишь, я тебе говорила в прошлый раз, что одна нитка твоей судьбы закончилась?
- Д-да, кажется…
- Основная нитка, заметь! – Змеиная Лапа назидательно подняла вверх указательный палец, и яркий зайчик, на этот раз от переливчатого агата, заскакал по стенам. – А что будет, если я вот сейчас оборву нитку, да так и брошу свое вязание?
- Ну-у,.. Оно распустится.
- Вот именно. То же происходит и с твоей собственной жизнью, с твоим мирозданием – оно распускается, рассыпается, и через прорехи лезет всякая дрянь.
- Так а что же делать? – у Наташи даже почти получилось это - задать вопрос спокойным, уравновешенным голосом.
- Что делать, что делать… - Змеиная Лапа буркнула неразборчиво что-то вроде «снять штаны и бегать». А, может быть, и совсем не это, а гостям просто показалось. – То же, что и я.
И в самом деле – клубок у нее уже закончился, и ловким, отработанным движением она подхватила кончик другой нитки, завязала узелок и вывела его на изнаночную сторону.
- Я имею в виду, что ты, прежде всего, должна найти новую нить своей жизни, - продолжала хозяйка. – И связать ее со старой – не забывать старых друзей, любимые привычки и все такое.
- Найти новую нить… Но какую, как?
- Думай сама. Я могу связать тебе свитер, но не судьбу.
- Да я понимаю, - вздохнула Наташа. – Я и сама над этим думаю, только ничего на ум не идет.
- А надо. И срочно надо.
- Надо, - кивнула девушка. – Только что ж мне теперь – тоже вязать, чтобы заделать дырку в собственной судьбе? Или вообще, крестиком вышивать?
- Можно – ноликом, - брякнул Влад.
Обе женщины обернулись в его сторону, и он поспешил добавить:
- Пожалуй, пойду-ка я чайку заварю.
- Иди, иди, - Змеиная Лапа посмотрела на него поверх очков и, когда он вышел, повернулась к Наташе. – Нет, зачем же?
Она сдвинула вязание подальше от концов спиц, отложила в сторону.
- Нет, не вязать. Ты – воин, и оружие твое – свет.
- Так что ж мне теперь, все время с фонариком бегать, как в том дурацком фильме, из-за которого, кстати, я к вам вовремя и не попала? – нервно хмыкнула Наташа.
- Твое оружие – свет, - повторила хозяйка. – А уж как ты будешь нести его – твое дело. Подумай о том, чем тебе всегда хотелось заниматься, но не хватало времени.
Наташа в задумчивости взъерошила волосы.
- Хотя фонарик – тоже дело хорошее. – Змеиная Лапа не торопясь сняла очки, тщательно протерла, глядя на свет лампы, надела снова. – Рекомендую, между прочим. В таких ситуациях, как те, о которых ты говорила – что-то вроде обезболивающей таблетки.
- Кстати, о ситуациях. А почему некоторые люди выглядели так странно и жутко, а другие – нормально?
- Ну, тут как раз все просто. Ты думаешь, у тебя одной судьба разваливается? Нет, конечно. Только другие не умеют понять это, почувствовать. Превращаются в чудовищ вместо того, чтобы кардинально измениться самим, изменить судьбу. А что касается парочки и малыша – ну, сама догадайся!
- Любовь – это и есть свет?
- Умница! – хозяйка улыбнулась. - Любовь – это, конечно, в первую очередь, но еще – сострадание, радость, гармония. Чувство юмора, между прочим, тоже. Да, вот еще: ты не думала о том, почему тебя не прихватывало дома?
- Н-нет…
- И не прихватит, не бойся, - она снова улыбнулась. – В первую очередь потому, что твой «восстановитель данных по фото жесткого диска» очень тебя любит. И, кажется, через минуту мы снова будем пить его замечательный чай!
Наташа только в обалдении уставилась на дверь, в которую входил Влад с тремя огромными дымящимися кружками.
* * *
«Воин света»!
Об-б-балдеть, да и только. Люк Скайуокер, Иван Царевич и Брюс Уиллис в одном флаконе. Да к тому же и в юбке. Впрочем, на данный момент – в джинсах, но легче от этого не становится.
Убиться веником!
Только вот фонарик-то все же купить стоит …
А заодно и вспышку новую присмотреть, такую, угол которой можно регулировать, а то с этой вечно лица плоскими получаются, да и слабая она совсем, старая.
Стоп-стоп…
Как она говорила? «Чем тебе всегда хотелось заниматься, но не хватало времени?»
Наташин взгляд упал на лежавший на полке «Никон».
* * *
Теплый уютный свет старенькой настольной лампы падал на мелькающие спицы. В углу тихонько бубнил телевизор – посетителей не ожидается, и можно между делом если не посмотреть, то послушать, что происходит в мире.
- Сегодня состоялось открытие выставки известной журналистки и фотохудожницы Натальи Дегтяревой, - скороговоркой вещал худенький репортер. – Выставка носит тематическое название «Грани» и рассказывает о наших современниках, о самых ярких и счастливых или наоборот, драматических моментах их жизни…
На экране лицо корреспондента сменилось чередой фотографий: детишки и животные, старики и влюбленные, первые цветы и осенние листья, удивительные города и бескрайнее небо над полями. И, конечно же, спорт с его слезами, болью и – неимоверным счастьем…
Змеиная Лапа хмыкнула, качнула головой и протянула руку к экрану, перехватывая пальцем тоненький золотистый лучик, и еще быстрее замелькала спицами – завтра, самое позднее, послезавтра к ней придет парнишка, которому очень понадобятся и сила, и воля. И особенно – умение радоваться жизни.
8 ноября 2006,
Стокгольм
* наглазник – полоска картона или пластика, которую стрелки прикрепляют на лоб для того, чтобы не приходилось закрывать второй глаз во время прицеливания.
** «Олимпийка» - употребляемое между стрелками название упражнения МП-8 (скоростная стрельба из малокалиберного пистолета по пяти мишеням)
*** Эникейщик – от англ. «press any key to continue», специалист широкого профиля по обеспечению работы компьютерной техники.