Она лежала в постели и молча смотрела в окно. Тело ломило. За долгие месяцы уже опротивело лежать. Ей давно хотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Но...
Вид за окном напоминал ей всю ее жизнь: пасмурное небо с обрывками сиротливо желтеющей листвы. Ни теплого солнца, ни оживляющего дождя – так, одна бесконечная серая тоска.
Как ни странно, она не чувствовала обиды на судьбу. И оттого сейчас ее голова была свободна от мыслей, а сердце билось спокойно.
В комнате было тихо: слышно было лишь ее ровное дыхание, да ветер свистел за окном.
Она подумала о том, что хорошо было бы заснуть. Но тело упрямо бодрствовало. По большому счету, энергия шла только на поддержание жизни; на ходьбу, разговоры, учебу силы не тратились – и потому спала она, к своему сожалению, мало.
И она продолжала неподвижно смотреть в окно...
Потом, осторожно потянувшись – тело заломило еще сильнее, – она вставила в музыкальный центр диск. Так же медленно вернувшись на место, нажала на кнопку пульта. Комнату наполнили чистые, пронзительные звуки скрипки и контрабаса. Постепенно в них стали вплетаться переливы фортепиано. И вдруг тихо зазвучал проникновенный женский голос...
Ей всегда хотелось плакать от этого голоса – плакать слезами светлой грусти. Но слез никогда не было. И потому приходилось просто слушать, мысленно уносясь куда-то вдаль.
И тут раздался деликатный стук в дверь, и она услышала самый необычный из всех слышанных, и вместе с тем будто бы очень знакомый, голос:
- Могу я войти?
Этот голос трудно было описать: он не принадлежал ни мужчине, ни женщине, ни ребенку, ни взрослому, ни старику – но в то же время он принадлежал им всем сразу. Отчего-то ей на миг показалось, что он более всего походил на голос молодого человека.
- Входи.
И он вошел.
Высокий юноша, одетый в черный костюм и черные туфли; из-под воротника угольного сюртука виднелась белоснежная рубашка; пепельные кудри облаком летели вокруг его головы; глаза – один черный, другой серый – смотрели со спокойной печалью смирения; высокий, юношески светлый лоб пересекала глубокая морщина.
Она даже не посмотрела на вошедшего – она все так же смотрела в пасмурное небо.
Он медленно подошел к ее изголовью и повернул голову, проследив за ее взглядом.
- Ты знаешь, зачем я пришел?
- Да, - тихо улыбнулась она, не отрываясь от стекла. – Вот кресло, садись.
Он недоуменно взглянул на нее.
И она, словно почувствовав его удивление, подняла на него глаза.
- Я знаю, ты устал. Отдохни хоть немного. Нам ведь предстоит долгий путь?
Он сел в кресло, придвинулся к ее постели.
Затем он немигающим взором уставился в окно.
- Ты не угадала, девочка. Я навечно здесь. Я встречаю и провожаю вас. Это тебе предстоит долгий путь – впрочем, говорят, он не такой уж и длинный. Быть может, ты даже и не заметишь этой дороги.
- Говорят?.. Кто говорил тебе об этом, скажи?
- Те, кто возвращался. Когда они вновь приходят сюда, в какой-то момент они, кажется, знают все на свете – и прошлое, и настоящее, и будущее. Потом забывают. Но иногда успевают рассказать мне о своем пути.
- Так ты не знаешь, что дальше?
Он покачал головой.
- Нет. Я лишь прихожу к людям и говорю, что им пора.
Она с любопытством повернула к нему свое лицо.
- Скажи, ты всегда являешься им – так? Вот таким?
И снова серебристые кудри метнулись из стороны в сторону.
- Нет. Каждый видит только то, что ждет. Кто-то видит старуху с косой, кого-то посещает давно ушедший, для кого-то я – чудовище, для кого-то – ангел, к кому-то приходит вспышка Света, а к кому-то – обрывок Тьмы. Но чаще всего меня боятся. Почему? – в его разных глазах возник вопрос.
Она пожала плечами, улыбаясь ему.
- Они просто не помнят тебя. Неизвестность пугает их. И пускай ты провожаешь их домой, они забыли, что их настоящий дом – там. Поэтому они так боятся увидеть твое лицо. Я – не боюсь тебя.
Он кивнул.
- Да, я чувствую. Но ты не звала меня, как другие. Ты – помнишь?
Она задумалась, потом решительно произнесла:
- Не помню. Но... – Она не знала, как выразить то, что было на сердце. – Видишь ли... Я просто чувствую – все будет хорошо. Мой дом – не здесь, а ты покажешь мне дорогу к дому. И потому я не боюсь тебя вовсе. Мне так жаль тебя... Ты – вечный странник. От начала времен тебе нет покоя – ты лишь встречаешь и провожаешь нас, а сам ты не имеешь дома, и не знаешь отдыха, и не ведаешь любви... Знай, я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя – за всех, хорошо?
И, тихо рассмеявшись, она бережно коснулась его руки.
- Пора.
Он медленно встал, осторожно провел рукой по ее волосам. Ее глаза начали слипаться, будто в новогоднюю ночь, когда все подарки уже раскрыты, а сладости – съедены...
- Счастливого возвращения домой, девочка. Я тоже люблю тебя – и всех вас.
- До встречи... – словно шелест листьев за окном.
Последнее, что она запомнила – разного цвета глаза, один серый, другой черный, легкий взмах пепельных шелковых кудрей, да нежный поцелуй. И ее не стало.
Все так же печально пела скрипка, и все так же пронзителен был рыдающий голос женщины – только ветер за стенами улегся, да пошел тихий дождь.
7.6. – 7.11.6. СПб.