Наступило время рассказов. Казалось бы, наоборот - события, наслаиваясь, друг на друга должны стереть или хотя бы притушить воспоминания. Все смешное и самое интересное уже сказано – пересказано, давно разложены в альбоме фотографии, затеряна, потертая на сгибах, карта нашего маршрута. Но потянет дымком случайного костра, ночной ветер растащит облака, и блеснут звезды, или пенным крылом мелькнет за окном автобуса Большая река – и покажется вдруг, что еще не сошли мы с маршрута, что это просто привал, а завтра утром опять в дорогу. Поползет по карте карандаш, повторяя извивы реки, застучат вагонные колеса и сонная проводница, щурясь от низкого, раннего, летнего солнца, заглянув в наше купе, скажет – Готовьтесь, ребята, следующая станция Ададурово.
Нет, не искали мы в это лето сложной реки, с порогами и ущельями, с красивыми и звучными названиями. Мы шли на Медведицу, затерявшуюся среди сосняков и осинников. На речку, совсем неприметную среди громких названий - Волга, Дон, Ахтуба, мечущуюся между крутоярий - то мелкую до обидного, то глубокую до таинственности, сложную и простую, похожую на человеческую судьбу. В борьбе, в преодолении и покорении неуемной бурной реки можно проверить себя на выживаемость – таково кредо многих водников. Выживают не сильные, выживают приспосабливающиеся. А покорить реку нельзя, ее можно увидеть и понять, понять и удивиться. И тогда хочется не просто пройти ее, а жить ею. Вот так жить - рекой, лесом, солнцем, самим собой и одновременно всем сразу.
– Готовьтесь, ребята, следующая станция Ададурово.
Ветер рвался в открытую дверь вагона, ругалась проводница, а мы с нетерпением вглядывались вдаль: все ждали, не появится ли река. Показались первые дома, а реки все не было. Мы увидели ее, когда нам осталось пройти метров сто, позади было три с лишним километра пути с рюкзаками и байдарками на плечах. А дальше такое знакомое чувство неторопливой спешки, когда все внутри торопит и только рассудочное «не спешить» сдерживает руки. А бегущие рядом звуки реки все равно подгоняют и зовут за собой, туда за первый поворот. Что там за поворотом? Там мир, полный удивительной и свежей красоты, там путь, по которому ты еще не прошел. И пока руки собирают байдарку, невольно начинаешь напряженно вслушиваться, пытаясь различить в общем, тихом шуме, как переплескивается через камни вода на перекатах, как трутся друг о друга камыши, как плеснется рыба в теневой заводи. И пытаешься представить себе ее – только что увиденную реку. Но все напрасно, все будет не так, все будет как в первый раз.
Прибежали деревенские пацаны с неизменной неряшливой, но умной собакой, у которой на шее болтался обрывок веревки. Ни о чем, не спрашивая, они помогали закручивать гайки, деловито хлопали руками по натянутому брезенту, будто проверяя его прочность.
Шумной веселой ватагой, также неожиданно как появились, они убежали, насытив свое любопытство. Мы увидим их потом, уже с воды, и они помашут руками нам вслед.
Вот и река. Среди звенящей воды, ничего не приобретая, ты обретаешь все. Ты так близок к реке, настолько един с нею, что удивляешься тому, как долго тебя здесь не было. И руки еще не устали от полета весла, и не затекла спина, и кажется, что это не ты оттолкнул лодку от берега, а это мир двинулся навстречу твоим глазам, твоей душе и каждый миг ты чувствуешь его живое дыхание. Капли срывались с весел и падали в оплывающую гладь реки. Мы уходили за поворот, оставляя за сомкнувшейся стеной леса деревенскую околицу. Поворот и мы один на один с рекой. Если бы можно было, вот так оставить за поворотом все, что осело накипью, чернотой и копотью на душе, если бы можно было…
Степной край, исконно степной. Тем неожиданнее и удивительнее эти спокойные дубравы, пропахшие грибами сосняки и светлые осинники, настолько светлые, что издали не поймешь осины или березы взбираются вверх по склону. А берег незаметно сгладит свою крутизну и скатиться прямо к реке летним цветущим лугом. Река все никак не могла взять разбег. Она таила в своей зеленой глубине силу, но текла медленно, борясь с невидимой нам преградой. За новым поворотом река разбежалась вширь, натолкнувшись на остатки ГЭС Красного Яра. Красно – Ярская ГЭС - созвучие, странная перекличка таких далеких и непохожих мест и единение цели – дать людям свет. Уже давно не работает эта маленькая станция, отслужила свое, отдав людям частичку реки, зажигая в их окнах свет, который, отражаясь в ночной воде, летел к звездам.
Внизу за плотиной пенная, но свободная река. Она металась от берега к берегу, зарываясь в крутоярья и намывая длинные плесы. Вода, свиваясь в водовороты, ударяла в торчащие, как руки коряги. Сколько их по Медведице – отвоеванных у леса деревьев. Одни замшело, чернели из воды, другие, уцепившись за берег корнями, висели почти горизонтально над рекой. Они еще зелены и полны жизни и разбросают в осень свои семена, но кто знает, доживут ли до следующего лета, устоят ли весной, когда, сбросив лед, в берег ударит полая вода. Время здесь не спешит, оно течет вместе с рекой в неразложимом, неразгаданном единстве, от своей далекой точки отсчета. Всему отмеряется свой срок: и нам, и вот этим деревьям, живущим и умирающим, и снова рождающимся здесь на берегу, в неутомимой тяге вверх.
Река постепенно тускнела. Лес наполнялся сумерками, размытыми красками и вечерней перекличкой птиц. По-своему неповторимый час, когда день уходит, а вечер еще не зажег своего заката. Час бесконечного покоя.
Зашипел песок, приняв набежавшую волну, и лодки мягко уткнулись в берег. Уже через несколько минут, разбежавшись по прибрежным затонам, заросшим камышом и рогозом, мы всматриваемся в подрагивающие, подхваченные течением поплавки. Вот поплавок чуть дернулся и резко пошел в сторону и в глубину. В этот миг забываешь обо всем. И потом, когда вдруг зимнею ночью присниться вот такой, уходящий в глубину поплавок, просыпаешься с чувством светлого и недосказанного. Незаметно подкрался вечер, длинно и пронзительно прокричала птица, словно призывая нас к благоразумию, к чувству меры, к осознанию себя частичкой этого мира. Совсем стемнело, стерлись берега и казалось река разлилась, сливаясь с небом. Весело затрещал костер, дымным столбом упираясь в верхушки деревьев. Искры рвались к звездам, но, взлетев, обессилено и обреченно падали в траву. Выбивая слюну, пряно растекался по берегу запах ухи.
Потом мы сидим у костра и молчим. Если спросить себя, о чем ты думаешь здесь, на берегу, отделенный ото всего мира и в тоже время сливаясь с ним, то ответа сразу не найдешь. Только осознаешь, что думаешь обо всем сразу, разглядывая свое прошлое и будущее в остывающих углях костра. Спать не хотелось, боишься проспать эту единственную ночь и еще один восход солнца. Однако усталость берет свое, и мы идем в палатку. Впереди еще четыреста километров пути, и завтра будет день и будет путь.
Будет утренняя роса, серебристая как снег, по которой мы спустимся к реке, оставляя за собой глубокий зеленый след. Будет река, которая встретит нас, укрытая розовым туманом, так, что виден только проступающий в теплом пару береговой камыш.
Будут новые повороты и новые дали. И там, в конце маршрута, прорвавшись через обмелевшую дельту, мы радостно вскинем весла, приветствуя Дон, и вдруг разом, не сговариваясь, оглянемся на тихо несущую свои воды Медведицу, которой уже незачем бежать за новый поворот. Все будет. А пока мы прожили на Реке только один день.