ВЕЧЕР, УТРО, ПОЛДЕНЬ, ВЕЧЕР
В зыбкой синей воде вечера дрожала едва заметная звездочка.
- Видишь вон ту звезду?
- Какую?
- Там, над кленом в конце аллеи, желтенькую.
- Да.
- Это как раз Солнце.
- Совсем маленькое Солнце!
- Я там раньше жил, до того, как попал сюда.
- Это очень далеко, правда?
- Правда. И жизнь там совсем другая… Я еще тебе не рассказывал.
- Как ты жил? Там, на своей Земле?
- Плохо. Не как многие. Может быть, некоторые там и жили. Им нравилось. Мне – нет… Там в богатой стране, в Америке люди даже на свалках жили лучше, чем я. У них, по крайней мере, есть свой собственный вагончик. И там всегда тепло. А я жил в России, где очень холодно. В наших местах тепло было только три месяца. А я почти все время был без своего угла, понимаешь? Жить в России очень дорого: надо покупать дрова или платить за газ, надо теплую одежду, обувь. Обязательно нужен свой дом… Там не будешь спать на поляне, как здесь. Тучи комаров, мух, а ночью очень сыро. Многие там, в России, живут без своего дома. Одним словом, дорого. Неуютно. В Америке круглый год ходят в майках и шортах.
- Что это, шорты?
- Короткие штаны.
- Смешно, наверное, выглядит. Особенно на тех, у кого некрасивые ноги.
- Да. И ходят они в Америке в кроссовках.
- А кроссовки?
- Не очень удобная обувь. Особенно, если не совсем по ноге и если сыро.
- Мне рассказывали, что в России раньше ходили в лаптях.
- Это обувь из лыка.
- Наверное, очень здоровая обувь, раз сделана из дерева.
- Наверное.
Помолчали. Какая-то птица все возилась в мокрой траве. Кусты, еще влажные от короткого ливня, благоухали в потемках. Постепенно взошла вторая луна, осветила огромную долину внизу, и стало почти так же светло, как и днем. Синий воздух вечера расчеркнул оранжевый всполох.
- Может быть, к вашему Солнцу полетела, - заметила она. – На вашу Землю.
- Вряд ли. На что там смотреть? Как многие страдают и мучаются? Это скучно…И больно.
- Страдания некоторых очищают.
- Именно, некоторых. К сожалению. Большинство зря страдает, и всю жизнь ищет смысла жизни!
Она опять долго молчала, согласно кивнув. Яркие неоновые светляки реяли в теплом воздухе, садились на мокрые каменные перила терассы, витали над песчаными дорожками и большими цветами, остро и пряно пахнувшими. Бабочки кружились над светом настольной лампы за большим окном.
На втором этаже загорелся синеватый свет.
- Мама, верно, не спит, - сказала она, вынув шпильку и зажав в губах, поправляя высокую прическу.- Платье совсем промокло, посмотри.
Он потрогал подол:
- Да, зря мы бродили по лесу, надо было ходить только по дорожкам.
- О чем ты думаешь?
- О том, что нас с Земли тут совсем уж мало. Вот о чем.
- Какие пустяки! Такова ваша жизнь. Разве мы не хороши?
- Никто не спорит.
Он снял мокрые туфли, поставил рядом:
- А то и носки промокнут…Пойдем спать?
В огромной комнате зажгли сразу несколько ламп. Желтый мягкий свет отражался в стеклянных потолках, на корешках книг, в картинах, написанных маслом. Она полулежала на тахте с книгой, не замечая, что оголилась ножка. Он сел рядом, поцеловал ее, потом не спеша закурил ароматическую сигарету, раскрыл окно, присев на подоконник.
- У вас тут нет телевизоров.
- Зачем они? Новости мы узнаем в городе. Можно зайти к любому в гости, спросить, поговорить. У нас ведь не воюют. Все живут спокойно.
- Так, конечно. На Земле без войны многим бы стало скучно жить.- Он выбросил сигарету в урну под окном, наблюдая, как продолжают играть светляки:
- Чем так пахнет, приятно, необычно?
- Это рамха, дерево с желтыми цветами. Оно часто цветет. Мы днем проходили мимо.
- Видел.
- Утром опять пойдешь плавать с аквалангом?
- Вероятно. Если не пойдем опять в лес. Или в гости к соседям. Что это было за вино у них?
- Их, домашнее. Они сами ставят в подвалах, в больших дубовых бочках. Мы пили пятилетнее. Они продают его. Если хочешь, купим. Совсем, совсем не хочется спать!
- Я тоже много пил сегодня. Но голова не болит. А если бы пил там, на Земле…- он спохватился, замолчал.
- Может быть, пойдем в парк? Там сегодня бал.
- Сегодня что-то не хочется. Завтра.
Старинные напольные часы пробили одиннадцать.
В кресле он задремал и не заметил даже, как уснул. Она накрыла его пледом, долго смотрела, как он спит.
Разбудил шорох шин по песку. Она встала, раскрыла жалюзи, пока он умывался.
- Ты опять спал в своем кресле.
- Извини, там мне часто приходилось спать на вокзалах.
- На вокзалах?
- Такие большие станции, как у вас. Но там полно народу, очереди, холод, сквозняк, постоянно кто-то входит и выходит. Шум, гомон. Сиденья совсем неудобные.
- Невеселая ваша Земля?
- Да уж, веселого мало. У тех, кто не имеет влиятельных друзей и знакомств. Или просто не хочет продавать душу. За уют и блага. Мои друзья там были все такие.- Он шумно вздохнул.- Мы с ними всё работали и работали. Кроме работы ничего и не видели, в сущности. Работа делает человека свободным... Но чем больше мы работали, тем больше и нищали. Мало кому у нас труд приносит радость. Счастливчики! Для большинства труд – просто потогонная система, износ, преждевременная старость. Ярмо. В России.
- Неужели там все только работают и работают?
- Поэтому я больше всего любил зиму, отпуск. Белый лес. Елочки под снегом. Тишина.
Время для медитации. Как и многие.
- Поэтому там у вас и живут так мало!
- Кто-то должен создавать ценности жизни. Чтобы другие ими пользовались.
Работай, работай, работай!
Ты будешь с уродским горбом
Задавленный тяжкой работой…
Он усмехнулся.
- На Земле вообще хорошего мало.
- Почему?
- Богатые усиленно стремятся стать еще богаче, богатство потом приедается, весь этот блеск, знаешь ли, мишура, приемы, кутежи. Пресыщение. Скука. Бедные мечтают стать богатыми. Вот и вся жизнь на Земле. Она ничем не кончается. «Если не показывать людям редкие вещи, люди перестанут соперничать».
Яркое зеленоватое солнце парило низко над горизонтом. Из утренних лесов и аллей еще шел пар ночи. Гости на лужайке под окном в белых платьях и пиджаках на перламутровой траве выглядели очень живописно. Какая-то женщина крутила зонт, сидя в шезлонге. Упала с сосны у окна зеленая шишка, звонко покатилась под стол. Внизу шумели посудой и хрусталем, смеялись, готовя завтрак.
- Вы скоро? – крикнул кто-то снизу.
- Сейчас, сейчас, спустимся вниз, - крикнула она в окно.
После завтрака с гостями пели под гитару, потом пошли вдвоем на озеро. Компания разбрелась по лужайкам, играли в крокет.
Он положил акваланг на чистый песок, смотря, как идут под водой синие травы у берега. Она лежала нагая на склоне дюны, качала ножкой, кусая какую-то травинку. Ветерок с озера шевелил ее волосы.
- Ты не боишься, что тебя кто-то увидит?
- Нет. Меня писал художник. Для выставки. Мы не на Земле.
- Да, да, я знаю.
- Подумать только, целых два месяца мы будем отдыхать тут, у мамы!- Она улыбнулась, переворачиваясь на живот.- А в городе без нас, вероятно, скучают.
- Да, утром чай, разговоры. Но я немного устал. Запустили новую бесшумную печатную машину.
- Устали?
- Почти. – Он проверял баллоны, надевал ласты и маску.- Издаем три новые книги.
- Стихи?
- Нет. Романы, повести. Щербаков, как всегда, неплох. Он ведь тоже с Земли.
- О чем он теперь пишет?
- О своей жизни в деревянном домике, о своих логах, лужайках, о Заозерье.
Она улыбнулась:
- Щербакова можно по сотне раз перечитывать, и не надоедает.
- Не зря ему дали премию, - он зашел в воду и нырнул, оставляя по озеру большие круги.
Когда он вышел, она спросила, рассматривая двух больших рыб:
- Завидуешь?
- Кому?
- Щербакову.
- Ничуть! Каждый пишет, как он дышит. В конце концов, его природа в его текстах никогда не надоедает. Как и сама природа, кстати. Я тоже скоро куплю себе такой маленький деревянный домик.
- В городе?
- Нет, подальше.
- Но какие у тебя сегодня большие рыбы! – заметила она, вставая и одеваясь. Он погладил ее нежную, бархатистую кожу на спине.
- Эти похожи на наших осетров.
- Они очень вкусные для жарки, - она надевала через голову платье. – Я знаю. Но я забыла, как они называются. Никак не вспомню даже.
Она развернула большой белый зонт, под которым стояли, укрываясь от солнца.
- Оставь акваланг здесь. Никто не возьмет.
По озеру медленно шла лодка с веслами – как большой жук шевеля усами.
- Тебе не скучно со мной?- она посмотрела исподлобья, стряхивая с ножки песок.
- Нет. Я никогда не скучаю. Думаю. Вспоминаю.
- Ворошить прошлое ни к чему. Надо смотреть вперед. Кого ты любил, там?
- Наверное, никого все-таки, - сказал он после некоторого раздумья.- У меня не было друзей. Я всегда был сам по себе. Были какие-то женщины, мимолетные. Ну, ты знаешь.
- Если бы я подозревала еще два года тому, что существуешь ты, я бы тем более не скучала.
- Спасибо. Но я не привык, когда меня кто-то любит. Там, раньше… - Он махнул рукой.
Пошли по горячему песку, утопая в нем по щиколку.
- Но как можно вообще жить, скажи мне, когда тебя никто не любит, и ты сам никого не любишь?- она с интересом следила за его лицом зелеными глазами.
- А вот так и живут. Без любви.
- Это не жизнь, - уверенно бросила она, гладя рукой зеленые лапки молодых елочек.- Если, конечно, вокруг все люди одинаково серые, все слушают и читают одно и то же! Все говорят об одном и том же. Все пишут одно и то же! Тогда, конечно, за что им друг друга любить? Никакой яркости, индивидуальности. Ведь так, у вас?
- Люди там даже и не замечают этого за собой. Потому и дружить ни с кем неохота. Таким лучше бы было молчать, если они говорят одни банальности.
- Но не у нас! Со временем, представляешь, тут вырастет новый лес, и все озеро будет не полевое, а уже совсем лесное. В лесных озерах вода еще чище……
Вечером они опять смотрели на звезды, жарили рыбу. Она блистала перед гостями новым малиновым бархатным платьем. Он перебирал струны гитары, иногда что-то тихо напевая и беседуя с молодым ученым, приехавшим вечером из города.
Малая желтая звездочка тускло и бледно горела, совершенно теряясь среди других звезд, гораздо более ярких в осязаемо густом от света небе.
На свет лампы сегодня прилетел большой монарх, долго шумел крылышками, пока не выключили свет.
При свете звезд и космоса ему и ей казалось, что сегодня вселенная, все ее миры разговаривают тихо – так же, как и гости, сидевшие теперь в саду на скамейке.
Загадочно мерцала гладь небольшой реки сбоку дома, и так же, как и весной, заполошно щелкал и свиристел соловей где-то рядом.
Они опять долго смотрели в звездную пыль, ярко сиявшую повсюду – почти так же ярко, как и фонари в ночном саду.