Владимир: Инна! Нам тут, в Сибири, китайцы в затылок дышат назойливо, на пятки норовят
наступить. Это теплокровные насекомые.
Ответ: С нами лежала девочка Ми.Полное ее имя Дам Тхи Ми. Причем Ми - это типа
фамилии или социального положения, но мы звали ее Ми. Она на рынке шила костюмы как бы адидас. Она всегда спала в одежде. Она ни слова не знала по-русски. по-английски - тоже не знала. по-немецки - не знала. даже аварский язык пробовала ей дагестанка Диана, но она и его - не знала. Она была бомж, и в Москве у нее никого не было. Она не понимала, что с ней происходит и куда ее привезли.. И кроме разговорника, внешней связи с миром у нее не было. Кое-как на пальцах мы объяснили ей Lao! Туберкулез по-вьетнамски.
Когда мы в палате ухохатывались над чем-нибудь, она смеялась вместе с нами, хотя вряд ли знала, о чем речь, но собачьим чутьем угадывала интонацию и беззвучным вьетнамским смехом растягивала лицо. Одно она схватывала моментально: Диана пародировала обход Кирпича – нашего сладчайшего заведующего, мерзкого своей сладостью.
Ми не питалась в столовой. Она ела только доширак, бананы и маринованный чеснок.
Когда ей сделали несложную операцию, мы писали в реанимацию письма обрывками слов из разговорника. Помню, складывая эти кусочки, мы приписали ей в конце жизнеутверждающее:
- А главное, помни! В нашей больнице лежачего не бьют!
- и передали ей связку бананов.
Видел бы ты лицо реанимационной сестры, когда ржущие зарезанные больные притащили письмо вьетнамке:
- Девочки! Но она русского не понимает!
- А у нас на вьетнамском!
Медсестре нечего было сказать, она офигела.
Потом своим подобием языка она нас благодарила.
Потом выписали меня. Ну разве мы с ней были близки? да нет, конешно! мы даже не разговаривали, кроме тех моментов, когда я ей объясняла, ешь яйца, а то зарежут! Но когда я взяла сумку и пошла из палаты, а она поняла, что я ухожу насовсем (хотя кому знать, насовсем ли?), она улыбалась и махала ручкой, а когда я обернулась у двери, она стояла потерянная и зажимала рот, рыдая.
Потом выписали Диану.
Потом в марте я приехала на консультацию. Она стояла в коридоре и улыбалась. И я обняла ее. Русского она так и не знала ни слова. Выучила только НЕТ. мы просидели с ней на лавочке минут 40 и все о чем-то говорили. Нежнейший заведующий прошел мимо и спросил: "Как ты ее понимаешь?", но не понимать ее мог только заведующий, потому что в тот момент все чувства желтой вьетнамской души были как на ладони.
Она вынесла из палаты фотографию Дианы и посмотрела собачьи. И мы звонили Диане в Дагестан. Ми мычала в телефон и рыдала. И только постоянно "Спасибо, спасибо".
Я купила ей соку и шоколаду.
А потом я еще приезжала. Ее выписали, и она улетела во Вьетнам, чтобы навсегда раствориться в себе подобных.
И мне стало страшно от того, что я больше никогда не увижу нашу беззвучную Ми...
Вот и говори потом - насекомое.