- Граждане пассажиры! У вас есть уникальная возможность выбрать посадочные места самостоятельно! – Обрадовала проводница. – А всех тех, кого это не устраивает, я распределю сама, но потом не обижайтесь!
- Счастье-то какое! – Влетела я первой в плацкартный вагон. – Сейчас я найду места без алкоголиков и пристающих демобилизованных солдат, а также прочих сомнительных личностей. – И глаза мои разбежались от количества свободных мест.
- Оля! – Позвала провожающая меня мама. – Смотри: вот хорошая женская компания. Я думаю, с такими попутчицами будет спокойнее всего.
Я села рядом с двумя, доброжелательными на вид, немолодыми женщинами. Поезд тронулся, мы с мамой помахали друг другу в окошко, и одна из женщин сразу начала меня расспрашивать:
- А это Ваша мама? Какие у вас хорошие отношения! У нас с дочкой тоже хорошие, только я теперь вижу её редко. Она у меня дирижёр. А какая у Вас профессия?
- Режиссёр театральной студии, - особенно не вдаваясь в подробности, ответила я и принялась читать.
- Режиссёр! – Женщина почему-то всплеснула руками и подпрыгнула. – Так у Вас с моей дочкой одна профессия?!!
- Почему? Дирижёр же в оркестре, а режиссёр – в театре.
- Так я и говорю, что одинаковая работа! – Руководствуясь собственной логикой, ответила она. – Я Вас обязательно с дочкой познакомлю. Поговорите с ней о режиссуре, она обрадуется, что коллегу встретила. Кстати, у Вас есть спонсор?
- Какой спонсор? – Мой тон голоса любому человеку дал бы понять, что мне слегка не до беседы, но только не этой попутчице.
- Ну, как же? Вашей студии просто необходим спонсор. Я скажу дочке, она сразу его найдёт.
Недоумевая, на кой чужому дядьке мои подростки-любители, я пожала плечами и демонстративно воткнулась в книгу.
- Жаль, что Вы заняты, - не унималась соседка, - а то бы мы с Вами побеседовали.
Женщина была такая добродушная, с наивными глазами, что было жалко обидеть её грубым ответом. Желая не мешать мне, она принялась за третью нашу соседку – бабульку. Но та что-то недовольно буркнула и сразу заснула. Что же оставалось делать несчастной незанятой женщине? Правильно! Она вновь направила свои хищные взоры на меня.
- Я очень извиняюсь, что мешаю Вам. Вы стихов не пишете?
- Нет, - сказала я, не отрываясь от книги.
- А я вот пишу. И знаете, уже целый сборник можно печатать. Так мне подруга говорит, но я стесняюсь. Может быть, Вы оцените?
Она спрашивала это так осторожно, и так пристально вглядываясь в мои глаза. А глаза мои от такого предложения не могли отражать ничего радостного. Дело в том, что именно МНЕ читали свои стихи графоманы всей округи. Они знали, что, если мне их творения не понравятся, я скажу это не грубо и подскажу, что не так. С течением времени я убедилась, что их «шедевры» не продвигаются дальше уровня:
«Ах, как же я его люблю
И почему-то ненавижу.
А, может, всё-таки люблю?
Ах! Ах! Судьба моя такая…»
Радостный «творец» с сияющими глазами преподносил мне Общую тетрадь со словами:
- Почитай, пожалуйста. Я это за два дня написал. Цикл называется «О Любви и Ненависти». Сейчас готовлю новую подборку «О Ненависти и Любви».
Я не выдерживала, т.к. уже читала его разрекламированное «Любовь и Ненависть в одном лице» и кричала:
- Я терпеть не могу стихи! Иди к кому-нибудь другому!
-Жаль… Хорошо, я принесу две другие тетради «О не совсем Любви» и «О не совсем Ненависти»…
Теперь, я думаю, понятно, как жутко я обрадовалась, услышав предложение прочесть стихотворение? Попутчица, не дожидаясь ответа, принялась раскачиваться, слегка подвывая:
Я – берёза! Я – берёза!
Кто-то скажет, ну и пусть!
Я от солнца и мороза
Каждый раз впадаю в грусть.
Некоторые её стихи даже были со смыслом, но читать книгу это мне не помогало. Находясь в трансе, поэтесса стукалась об стенку вагона, безо всяких пауз переходила то к следующему стихотворению, то к отрывку из своей биографии.
Елозя глазами по одной и той же строчке, я узнала о богатой событиями жизни попутчицы. Оказалось, что мы с ней из одного города, и скоро она осчастливит меня полным собранием своих сочинений.
Поезд мерно отстукивал: «Кедр! Кедр! Я – берёза!» Все в вагоне спали,.. кроме нас двоих. Я вставала, чтобы спастись бегством на свою полку, но «поэтесса» хваталась за меня обеими руками и умоляла:
- Не уходите, пожалуйста! С Вами так интересно! Можно ещё один маленький стишочек? Извините меня, я что-то разошлась.
Я – трава! Я – полынь-трава!
Нет мне места в родной степи.
Ходят овцы мои и туда, и сюда,
А за ними бегут пастухи…
Выбрав крошечную паузу между строк, я рванула на верхнюю полку со словами:
- Уже час ночи! Я пойду спать.
- Куда Вы? Разве Вы так рано ложитесь?
Постояв в растерянности с минуту, женщина решила:
- Ладно. Раз все спят, и я прилягу. Спокойной Вам ночи!
Ах, зачем эта ночь
Так была… беспокойна?
Когда сон уже готов был оторвать меня от реальности, окружая берёзами, влюблёнными в полынь, моя полка качнулась, и я увидела, что по ней медленно скользит вверх рука ставшей уже родной попутчицы. Рука медленно вползала на полку, а мои глаза, по мере её приближения, всё более округлялись. Затем «хищная лапка» стала осторожно шарить по постели. Через какое-то время к ней присоединилась и вторая. Мгновенно в голове пролетели все варианты последующего нападения «поэтессы».
Тем временем к полке осторожно стала подтягиваться её макушка, а вскоре в меня вперились неподвижные, полные грусти глаза. Несколько секунд, показавшихся мне вечностью, «поэтесса» молча смотрела на меня, затем спросила:
- Вы не спите? Можно, я Вам ещё стихи почитаю?
- Вообще-то я сплю!
- Ну, пожалуйста! Хотя бы одно, последнее…
- Давайте, только быстро!
Поэтесса прочла ещё одно своё творение и грустно сказала:
- Жаль, что Вы хотите спать… А Вы не дадите мне номер Вашего телефона?
Я ответила, что свой телефон скажу ей завтра.
Слава богу, на следующий день она не вспомнила о своей просьбе – другая попутчица – озорная бабулька – отвлекла внимание «поэтессы» на себя до самого конца поездки. И надо сказать, было, чем отвлечь! На весь вагон бабулька рассказывала, что едет к В.В. Путину, чтобы «донести на местные власти». Она подробно, в деталях излагала суть конфликта.
- Я – женщина с Кавказа! – Громко кричала бабуля вполне славянской внешности. – Я им задам! Так и сказала, что еду к Путину и всё «настучу»! А что это все нас подслушивают? – Так же темпераментно спросила она «поэтессу», зыркнула на всех, кто был в поле её зрения, и прикрикнула – А ну, не слушайте! Это моя тайна для президента! Чему смеётесь? Я не шучу!
Вскоре, заметив в вагоне невозмутимо переодевающуюся (до нижнего белья) цыганку, бабуля заявила, что тоже так может: «Чтобы всякие там не думали, что они лучше!» И тут же на деле доказала, что слов на ветер не бросает.
- Я и вчера так сделала, когда цыганка ушла. Вот ей! – Она показала той язык. – Правда, меня какой-то дед видел… Ой! Рассекретили! Как я теперь к Путину поеду? Вдруг эта цыганка с дедом первые к нему придут!
Тем временем я решила позавтракать. «Женщина с Кавказа» тут же переключилась на меня:
- Смотрите, Оля завтракает! Странно, зачем люди едят? А я не хочу!
- Я тоже не хочу, - добавила «поэтесса», и они обе принялись во все глаза смотреть на меня, как на ненасытное чудовище.
- Оля! Теперь ты расскажи нам что-нибудь. – Задорно попросила бабуля именно в момент моей трапезы. Видимо, во время еды у людей просыпаются самые лучшие ораторские способности! Или у неё зародился коварный план по добыче завтрака от каркнувшей вороны.
«Сыра» захотелось и «поэтессе»:
- Олечка! Пожалуйста, расскажите нам какую-нибудь историю. С Вами вчера вечером, когда мы читали стихи, было так интересно!
Я пожала плечами, вцепившись в колбасу обеими руками.
- Странно… - «поэтесса» недоумевающее переглянулась с бабулькой, - почему же наша Оля всё время молчит?
Взгляды моих попутчиц из доброжелательных вдруг превратились в те, которыми обманутые вкладчики смотрят на рекламу кампании «МММ». Мне очередной раз стало «слегка» не по себе, а любимая колбаса начала сбиваться с «пути истинного».
И тут «женщина с Кавказа» подпрыгнула, осенённая идеей:
- Я знаю! Я знаю, почему она всё время молчит! – Бабулька хитро прищурилась. – Оля думает, ЧТО МЫ – СУМАСШЕДШИЕ!