ПРОЩАЙ, БИГ БЕН
Возможно, вы неоднократно встречали меня в метро, только не обращали внимания. Я – обычная «серая мышка». Учительница английского. Преподаю в школе, подрабатываю частными уроками и репетиторством, иногда беру на дом письменные переводы. Не замужем, живу с мамой и собакой Плюшкой в Черёмушках, а поскольку школа моя находится в центре, то мне удобнее ездить по красной ветке, через метро «Университет».
В тот день настроение было скверное. Перенервничала в школе (ерунда всякая, но неприятно), донельзя устала, втолковывая частной ученице правила применения Present perfect, а вдобавок мои единственные приличные полусапожки стали пропускать воду, и я порядочно промокла и замерзла – дело было в конце октября. «А еще и с Плюшкой гулять», – тоскливо подумала я. Мама болеет, и ее нельзя выпускать на улицу в такую погоду. Кстати, продукты тоже надо купить, и лучше в центре, на Смоленской, а то с Плюшкой меня в универсам не пустят, идти же из дому второй раз – сил нет...
И вот, усталая, отупевшая, голодная, промокшая, с сумкой через плечо и с тяжелыми пакетами в двух руках, стою я в вагоне метро, затиснутая в уголок рядом с правыми дверями и тупо смотрю в туннель, чтобы ни с кем не встречаться глазами.
Почему-то после «Спортивной» объявление следующей остановки не прозвучало, а вместо этого машинист сердито буркнул «астрожндвризкрватссь».
Тот перегон вообще длинный, и мне всегда бывает страшновато, когда поезд разгоняется в нем до какой-то немыслимой скорости. На сей раз перегон показался совсем бесконечным: поезд то ехал очень быстро, то притормаживал, то даже вставал, а потом опять набирал ход. У меня даже появилась мысль засечь время, которое мы провели в тоннеле, но, увешанная пакетами, я не могла взглянуть на запястье. «Потерпи, моя хорошая, – утешала я себя как маленькую, – еще полторы остановочки, и мы приедем, поднимемся наверх, сядем на трамвайчик, и через десять минут – дома»… Ну, допустим, не десять, пятнадцать, зато ведь подвезут прямо к подъезду, а мама с Плюшкой будут высматривать меня из окна, и Плюшка радостно залает, услышав мои шаги на лестнице (четвертый этаж без лифта)…
Я словно бы отключилась от реальности и не заметила, как поезд плавно выкатил на метромост. Был вечер, шестой час, но еще не стемнело. И что-то показалось мне… не таким, как обычно. Душа моя находилась в какой-то дрёме, но разум – а девушка я рассудительная! – сработал мгновенно.
Я узнала.
Это был Лондон. Вид с Темзы на Тауэр. А с левой стороны, там, где должна была торчать нелепая высотная «зажигалка» здания Академии наук, смутно возвышался Биг Бен.
Ошибиться я никак не могла. Этот вид красуется чуть ли не в любом учебнике английского языка, на любом туристическом проспекте, в любой детской книжке с картинками, где речь идет об Англии.
Помню, когда я в далеком детстве впервые увидела открытку с этим видом, я сразу почувствовала, что это – моё. И с тех пор английский стал моим любимым предметом и, наконец, моей профессией. Может быть, в прежней жизни я и впрямь была англичанкой – настоящей, не искусственно слепленной из прилежной московской школьницы? Я так люблю Лондон, что он мне даже снится. Перечитывая детективы Агаты Кристи, я мысленно гуляю по городу и, кажется, знаю каждый переулок и дом. Ведь у меня над тахтой висит карта – один ученик привез в подарок.
Наяву я никогда там не была и вряд ли побываю. Очень уж дорого. Моих заработков хватает на то, чтобы мы с мамой и Плюшкой были сыты, но не более того. Со школьниками по обмену ездит обычно директриса или завуч. А принца, который щедрым жестом посадил бы меня в самолет и перенёс на берега туманного Альбиона, пока не нашлось…
Поезд медленно – очень медленно – начал притормаживать.
У меня появилась безумная мысль: выйти здесь.
Если это – мираж, и я по-прежнему в Москве, я ничего не потеряю, кроме нескольких минут и удобного местечка у двери.
Но вдруг… не мираж?
Вмиг проснувшаяся душа возжелала уверовать в чудо и вступила в яростную схватку с моей хваленой рассудительностью.
«Решайся!» – орала она. – «Сейчас или никогда! Брось ты к чертовой матери всё – и прыгай на платформу, пока двери открыты!»…
Действительно, двери были открыты. А люди на платформе говорили между собой по-английски. Слова доносились смутно, но ошибиться было невозможно!
И я… почти решилась. Начала торопливо пробиваться к открытой двери, бормоча извинения…
Но… тут я представила себе: какова же я буду вечером одна в Лондоне с двумя пакетами разной еды, включая сырой фарш и «ножки Буша», но совершенно без денег, кроме мелочи на трамвай, и без документов (российский паспорт лежал дома, а заграничного я так и не завела)?.. Куда пойду и что буду делать? И как выберусь из этой истории? Сяду в следующий поезд, да? А вдруг таких поездов не бывает?
Тут разум размахнулся и вдарил по самому больному: а мама? А Плюшка?...
Из динамика опять прозвучало что-то невразумительное. Я даже не поняла, на каком языке. Может, как и прежде, «астрожндвризкрватссь», а может – «I’m sorry, your time is over»
Двери медленно, словно бы с сожалением, сдвинулись.
Поезд тронулся.
Почти ничего не видя от слез, я в последний раз взглянула на тающий в сизом смоге Биг Бен и совсем уж с трудом различимые Вестминстерское аббатство и Парламент. Тауэр я видеть уже не могла – его загородили пассажиры, толпившиеся за спиной.
«Следующая станция – Университет», – внезапно очнулся машинист, обретя нормальную человеческую дикцию. Он тоже устал, был зол на весь мир, но считал, что делать свою работу следует добросовестно.
Застучали колеса.
А в моей голове всё колотились строчки из байроновского «Чайльд-Гарольда»:
«My native Land – Good Night!»*…
* Родимый край, прощай!…