АНУБИС
Студента, как у нас говорят, ноги кормят. Всюду надо успеть, и на лекции-семинары, и в столовку, и в библиотеку, и на дискотеку, и на тусняк, и на халтурку. Так что на метро я езжу много: во-первых, через весь город с пересадкой в родной институт, а во-вторых, по вечерам подрабатываю курьером, и меня посылают то в Ясенево, то в Выхино, то в Чертаново. В дороге я иногда, как и все, читаю, иногда слушаю плеер. На окружающую действительность почти не обращаю внимания, разве что девчонка хорошенькая улыбнется.
Когда мне в первый раз попался на глаза этот пёс, я не сильно удивился. Бывает. Бродячие собаки иной раз просачиваются сквозь турникеты, спускаются вниз (особенно на неглубоких станциях, где лестницы вместо эскалаторов) и заходят в вагоны. Народ их не обижает, и всегда кто-нибудь сердобольный вынимает из сумки кусок булки или сосиску.
Этот пёс отличался своей окраской: он был абсолютно черным. Без каких-либо пятен. А глаза – янтарно-желтые. И вообще он мало чем напоминал жалкого бродягу: шерсть лежала волосок к волоску, островерхие уши отменно стояли, ребра не выпирали, а на морде отсутствовало обычное для таких существ выражение покорной затравленности. Пожалуй, он выглядел как породистый пёс, хорошо знавший себе цену. Только такой породы я никогда не встречал.
Полюбовавшись редкостным экстерьером и неожиданным для дворняги аристократизмом осанки, я вновь погрузился в раскрытый детективчик. А через пару остановок вышел. Завез, куда надо, заказ, опять спустился в метро. На платформе творилось нечто невообразимое. Поезд стоял с раскрытыми дверями, людей в нем было битком, и еще больше толкалось на перроне. На табло медленно менялись минуты: 12… 15… 17… Наконец, из динамика донеслось: «Отправление поезда в сторону центра задерживается по техническим причинам». Народ, чертыхаясь потянулся назад, в город. А я решил подождать. Сел на скамейку. Рядом какой-то парень звонил по мобиле своей девушке, которой, видимо, назначил свидание. Ее высокий голос что-то истерически пищал. Дав отбой, он повернулся по мне: «Ну, застряли… Там, говорят, какая-то тетка под поезд бросилась. Моя гёрла это видела. Я ей сказал, чтобы шла домой и пила валерьянку».
Поезд все-таки пошел минут через сорок.
Все мы ехали мрачные и до странности предупредительные друг к другу. Наверное, каждый размышлял о том, кто такая была эта несчастная женщина и что ее заставило рухнуть под выкативший из тоннеля вагон. Ясно же, что человек, который нужен хоть кому-нибудь, такого не совершит и будет тянуть свой воз до последнего вздоха…
Прошло еще несколько дней.
Еду я утром в институт из своего Медведкова. Со мною в одном вагоне часто ездит старичок из нашего дома. Судя по постоянству его маршрута, тоже где-то подрабатывает – сторожем или консьержем, куда еще могут взять дедулю лет семидесяти.
Не знаю, каким образом, но, когда мы вошли в пустой вагон (станция-то конечная) и быстренько расселись по диванчикам, там уже был тот пёс. Спутать его с другим я не мог. Рельефный силуэт, холеная черная шерсть, желтые умные глаза.
Всю дорогу эти глаза смотрели на моего знакомого дедушку (то есть я лично с ним не знаком, просто видел, как он заходит в соседний подъезд, ну, и в булочной иногда рядом в очереди стояли). Когда начали подъезжать к его остановке, ВДНХ, пёс тихо встал и подошел к старичку. И тот, словно загипнотизированный, поднялся и пошел к двери. Создавалось полное впечатление, будто собака куда-то его ведёт. Они вместе вышли из вагона и на пару побрели к эскалатору – я проводил их взглядом, насколько смог.
На следующий день дедушки в вагоне уже не было. «Мало ли что, вдруг заболел или уволился», – подумал я, но мне стало как-то неуютно. И недаром: я больше его никогда и нигде не видел. Ни возле дома, ни в булочной, ни в поликлинике… Наводить справки у соседей я не стал, почему-то заведомо представляя себе, что именно они скажут.
Прошло, пожалуй, несколько месяцев.
Когда я заметил того же самого пса в третий раз на совсем другой линии (я ехал в Печатники), мне стало откровенно страшно. Напрасно я ругал себя: что за дурацкие фобии, это всего лишь совпадение, ну, попала собака в метро и разъезжает туда-сюда, потому что у нее мозгов не хватает выбраться наружу – а может, наоборот, с мозгами полный порядок, смекнула, что внутри тепло, светло и сытно, а вдобавок метро не поделено на территории собачьими кланами, где чужаку-одиночке не дадут проходу…
Пока я так рассуждал, вагон почти опустел: вышла целая толпа. И собака тоже. А я поехал дальше.
В тот вечер случился кошмар «Норд-Оста».
Каюсь, мне все-таки пришлось обратиться к психиатрам. Потому что я не просто провел несколько дней в дикой истерике, но вообще больше не мог заставить себя войти в метро и шарахался на улице от всех черных дворняг, отдаленно похожих на некрупную немецкую овчарку.
Мое состояние обозвали каким-то там синдромом и, продержав полмесяца в клинике, выдали мне «белый билет». И на том спасибо, хоть от армейской напасти избавили.
Убедив себя в том, что всё, померещившееся мне, происходило лишь под влиянием чрезмерной усталости и непрерывных стрессов, я после длительного перерыва вновь спустился в подземку. Курьерскую халтурку я бросил, но институт надо было заканчивать, а до защиты диплома оставалось всего ничего.
Возвращаясь ближе к вечеру домой, я расслабился и почти задремал, смутно ловя слухом названия станций – моя последняя, мимо не проеду.
Вдруг после Свиблова меня кто-то тронул за колено. Сперва я не срегагировал – подумал, сумкой задели. Ткнули еще раз, явно целенаправленно.
Это был он. Черный пёс.
Все мои внутренности ухнули куда-то вниз.
А потом накатил отчаянный пофигизм.
Вестник смерти, да? Ну, посмотрим, куда ты меня поведешь и что со мной сделаешь!
Мы вышли из метро. Прошли положенные два квартала. Свернули во двор. Я – чуть впереди, пёс на пару шагов сзади.
Поднялись по лестнице. Я живу на втором этаже и лифтом обычно не пользуюсь. Обшарпанная однушка досталась мне в наследство от покойной тетушки, и единственным живым существом, которое там обитало, помимо меня, был ее старый кот Персик. Когда-то это был весьма боевой кот, но на втором десятке его боевитость преобразилась в царственную вальяжность.
Я открыл дверь, вошел, зажег свет. Пёс – за мной. Мне казалось, он тоже нервничает.
«Персик, Персик, иди познакомься, к нам гости!» – позвал я.
Никого и ничего.
Я начал обшаривать комнату.
И вспомнил, что еще вечером Персик забился под диван и утром не вышел оттуда, а я и не настаивал, просто бросил ему еды в плошку, хлопнул дверью и убежал.
Персик был мертв.
Мне было грустно, но, честно признаться, я давно этого ждал. В тот же вечер, как стемнело, я положил его в коробку из-под новых ботинок и зарыл за домом у трасформаторной будки.
А пёс остался жить у меня.
Воспитанный, спокойный, молчаливый, способный терпеть без прогулки с утра до вечера и довольствоваться самой незамысловатой кормёжкой.
Я назвал его Анубисом.
Правда, похож?
Анубис – древнеегипетский бог, провожающий души мертвых на суд Осириса. Изображается в виде человека с головой черного шакала.