Out of Africa Из Африки

Василий Зубков
Холодно бродить по свету
Холодно лежать в гробу.
Помни это, помни это
Не кляни свою судьбу.
Георгий Иванов

Андрей уволился из своей «конторы» за три дня. Новая работа была необычной, но высокооплачиваемой – менеджер частной российской авиакомпании в Африке. Во французской фирме он получал в три раза меньше, да и сама «пахота» на прижимистых французов надоела. Особенно доставал новый директор - Жан-Поль, отставной майор-разведчик, невзрачная и невысокая личность, с хроническим расстройством мочевого пузыря.

В Анголе Андрею должен был пригодиться не совсем забытый еще португальский язык и опыт двух командировок в Анголу военным переводчиком еще в стародавние «советские» времена. Уже через неделю рейсовым ИЛ-62 он прибыл в Луанду. Город выглядел так, как он и должен выглядеть после двадцати лет бессмысленной а потому крайне свирепой гражданской войны – разруха, бандитизм, толпы калек и голод. Все также на центральной площади города ржавела скульптурная композиция: на моторный отсек приземистого юаровского броневичка «Panard» взгромоздилась разлапистая советская восьмиколеская БМП. В профиль все это выглядело очень эротично и посему народ давно назвал памятник емко и точно «бронесекс».
 
Два российских транспортных АН-26 с экипажами, которыми пришлось заниматься Андрею, занесло в Анголу в поисках денег. Московских хозяев карликовой авиакомпании, специализирующиеся на сдаче в аренду чужих бортов, привлекли сюда приличные ооновские деньги. Хотя, чтобы выиграть тендер и получить годичный контракт на перевозку разноплеменных миротворцев, пришлось отчаянно демпинговать и в тарифах «упасть» даже ниже конкурентов - хохлов. Старенькие внутри, но еще бодрые снаружи его самолетики были выкрашены в белые цвета непорочности и гордо несли над мятежной страной бортовые опознавательные знаки UN.

Антиправительственные повстанцы русских не любили. Летчиков особенно. Нелюбовь родилась давно - с тех времен, когда после независимости Москва помогла оружием при отпоре юаровской агрессии. А затем дала местной власти самолеты, бомбы и ракеты и научила летать и бомбить разнообразных противников режима. Впрочем, в джунглях не очень любили и ООН. Но начавшийся период очередного замирения, заставил вооруженную оппозицию «железные птицы» со знаками UN «нечаянно» не сбивать. Хотя бывало всякое. Самолеты Андрея прилетали из партизанской зоны то с фанеркой вместо стекол в кабине пилотов, то с осколочными дырами в фюзеляже, обстрелянные якобы «по ошибке». При посадках в зоне повстанцев русский экипаж из самолета не выпускали, ставя у трапа охрану.


Работа как работа: проводить ребят в рейс, встретить, если прилетят. По справедливости поделить то, что им удалось «надыбать» в рейсе. Раз в две недели выдать летунам мелкие деньги на еду, а остальные хранить в сейфе, чтобы вручить перед отлетом на родину. А также писать рапорты начальству в авиаштаб миссии, получать полетные задания и нагоняи и вручать и то, и другое своим экипажам.

Андрей был не только руководитель коллектива, но и непреклонный воспитатель личного состава. По началу, вечером (ближе к полуночи) накануне полета, а это почти каждый день, он непреклонно реквизировал у подчиненных не выпитое дешевое индийское виски, сделанное в соседнем Конго. Позже он понял, что поскольку в соревновательной способности по уничтожению алкоголя путем его «заливания в голову» русским летчикам - военным и гражданским равных ни в небе, ни на земле не было, то обыски не очень страшили предприимчивых пилотов и техперсонал. Недопитого обычно не находилось и даже наоборот после обысков часто посылался на велосипеде гонец в ближайший ларек «под баобабом» за вонючим и слабым пальмовым самогоном.
Молодые сильные мужики пили так, как будто завтра их вылет, а посадка не запланирована. Андрей им сочувствовал, быстро поняв - летчики пьют от тоски и страха – все подступы к взлетно-посадочным полосам, построенным кубинскими товарищами-интернационалистами в джунглях Анголы, очень живописно завалены останками разнообразной советской авиатехники. Хватало дюралевых обломков и просто в джунглях. Поэтому пьют от радости, что «стальные руки- крылья» (которые дал Сталин, Хрущев, Брежнев, Горбачев) пока целы.


Еще была забота у Андрея перед полетом разогнать пораньше пилотню по койкам, предварительно вытащив оттуда «студенток» местного университета или даже старшеклассниц. Наверное второгодниц, судя по их зрелым формам. Женская душа и ее возраст загадочны, тем более, что зачеток и дневников «прихожанки» с собой не носили, а пилотов, естественно, мало интересовало - умеют ли они читать и писать.

Русские летчики в физической любви, как и во всем, были интернационалистами, и не испытывали никаких чувств расовой сегрегации особенно к женской части местного туземного населения. Уже прошли те далеки времена, когда на заре Советской власти в Африке, чернокожих женщин безуспешно пытались отмыть «добела» мыльным порошком.

Подчас процедура превращения летной общаги в мужской гарем вызывала ропот и возмущение воздушных ассов. И тогда Андрей чувствовал себя не «непреклонным Макаренко», а евнухом-скопцом, только для мужского пола. Тяга к «прекрасному» у его подчиненных, у некоторых из которых на Урале (экипажи были из тех мест), росли внуки и уже разводились дети, была очень сильной. Сильнее его страстных убеждений. И часто в ответ на его патетические призывы, что «завтра он их всех отчислит и отправит на Родину, на Урал к их голодающим женам и детям», всегда звучал парадоксальный ответ - «Родиной нас не испугаешь». Причем он был самым политкорректным на фоне специфической авиационно-ненормативной лексики.

Поэтому, для Андрея, жесткое разделение влюбленных «чкаловских соколов» и их прекрасных (впрочем, вкусы у всех разные) аборигенок - бывало подчас потруднее реквизиции дешевого алкоголя. Смуглокожие визитерки Андрея боялись и несколько раз неудачно пытались дать ему мелкую взятку натурой. Он скрипя зубами отказался. Почему? – узнаете чуть позже. После этого молодые прелестницы несправедливо и обидно обозвали его «chefo-impotento».
Обидно и несправедливо...

В Москве у Андрея осталась семья и молодая подружка - Вика с восьмилетним сыном. Они вместе работали два года на фирме, но жили, в основном, в разных местах. Андрей в Кунцево, а она на ВДНХ. Почему так, если нравились друг-другу, и, можно сказать, любили? Может потому что порой менять привычки мужчинам - лень. Их постоянно одолевает мысль достаточно простая – зачем суетиться, может само собой мутная ситуация раздвоенности как-нибудь да рассосется. Другие ищут себе оправдание в сентенции – зачем менять хорошее на лучшее. Рискованно и неразумно. Хотя Андрей внутренне был готов уйти к Вике ради любви – страстной и до конца непредсказуемой …

В Африке Андрей через пару месяцев заскучал по Вике, по жене, и просто по белой женской коже. Жить монахом при деньгах и здоровье и, видя вокруг эротическую вакханалию почти каждый вечер, было мучительно. Алкоголь не брал. Русских дам в близлежащей саванне не было, как не было и французских, и немецких, и вообще никаких белых женщин. В миссии все поделено и даже назначены наследники и преемники. А в наше посольство к женщинам, скучающим со своими мужьями-дипломатами, зациклинными только на работе (в отличие от российских летчиков и торговых моряков) соваться было стремно. Да и много не наездишься из авиагородка в предместиях Луанды в условиях действующего комендантского часа, когда стреляют без предупреждения – здраво размышлял Андрей.

Возникает вопрос, а как же местный тоскующий по «страстной» любви (читай – дармовой еде и дензнакам) женский персонал? С ним у Андрея был полный афронт. Африканки, даже самые юные и распрекрасные, даже сказать красотки, благодаря своему обычному природному запаху действовали на него негативно. Для не бывавших в тех краях скажем, что белые и черные расы, благодаря психохимическим реакциям в потовых и других железах и местах пахнут абсолютно по-разному. Африканкам же, в свою очередь, оказывается странным и необычным запах белых мужчин. И только издержки их древней и вечно юной профессии примиряли их с ароматами секреции европейцев.

Долго Андрей терпел, но в конце-концов не выдержал и решил вызвать Вику в отпуск. Пусть покупается в океане, позагарает на пляже. Бесплатный пролет он ей устроил на попутном самолете, возвращающемся из России после текущего ремонта. Лететь утомительно, без комфорта, но бесплатно.

Три недели их счастья состояло из купаний «ню» в океанском прибое, из поедания лобстеров и тигровых креветок, из катания на водных лыжах и прогулок на водопады и в саванну. Это днем. А ночью – хроническая бессоница от любви. И так все три недели. С обоюдными клятвами и обещаниями. Будущий их совместный быт ими обсуждался по сто раз в перерывах, до и после любовных безумств – в кровати, на кухне, в душе, на пляже и в микроавтобусе.

Подчиненные напрасно не тревожили – жили своей обычной летной алкогольно-половой жизнью. Но между тем быстро наладили контрабандную поставку какого-то экзотического «пойла» повстанцам и старателям-алмазникам, где-то там, на границе с Замбией, куда летали часто. И были счастливы, что не надо делиться левыми доходами с влюбленным и потерявшим бдительность начальником.
…Вика плакала, когда он сажал ее с подарочными ананасами и кокосами на рейсовый аэрофлотовский рейс. Улетать она не хотела. У Андрея тоска стиснула горло от мысли, что ему еще куковать одному под бананами полтора года. Но очень скоро с ним случился казус, на первый взгляд, не имеющий к их любви никакого отношения, хотя как оказалось не совсем так. Но выяснилось это позже.

Снова став холостяком, менеджер быстро наладил порядок в финансовых делах и вошел в серьезную долю теневого бизнеса своих соколов. И теперь ручеек финансовых поступлений журчал не мимо домика Андрея. Но, о Боже, в каком виде были эти американские дензнаки - мятые, грязные, кишащие паразитами, кредитные билеты с едва узнаваемыми портретами заокеанский президентов. И ужасный запах – старатели в джунглях неделями прятали их в трусах, даже когда ныряли в речки за алмазами.

И началось отмывание валюты, в прямом, а не в общеизвестном смысле. Сначала тазик с теплой мыльной водой, многократное полоскание, сушка на веревке с прищепками и глажка утюгом через марлю. Зато потом хрустящие, как вновь рожденные, банкноты поражали своей стерильностью и чистотой. На небольшие отходы, внимание не обращалось. Всегда и везде надо быть готовым к фальшивкам. В теплой воде некачественные дензнаки просто раскисали на куски.

Жизнь шла своим чередом. И даже белая горячка одного из пилотов не показалось чем-то из ряда вон выходящим. Хотя события назревали. Случилось, что однажды Андрей и один из его командиров экипажа на законных основаниях и с разрешения начальства, намылились слетать первый раз на пару деньков развлечься в ЮАР. Но оказалось, что какому-то бонзе из Нью-Йорка с любовницей не хватило мест в том же самом самолете - транспортном бочкообразном С -130 «Геркулес». А по жизни известно, что если надо выбирать кого-то, чтобы удалить, из толпы всегда выбирают и удаляют русских. И, как бы они не прятались за чужими спинами, их найдут и выпроводят обязательно. Это так же ясно, как неоспорим закон о падающем бутерброде.
 
Американец Джон – командир (главный менеджер) всего воздушного флота миссии, сам бывший летчик, которого русские или вьетнамцы, неважно кто, но точно, что русскими ракетами, два раза «валили» во Вьетнаме), снял с борта именно Андрея и его коллегу. Почему из почти сотни разноплеменных пассажиров – служащих ооновской миссии, Джон выбрал именно русских пилотов? Ясно, смотри предыдущий абзац. Хотя прямой конфронтации по работе между ними не было. Русские летали в самые коварные точки, садились на аэродромах величиной с футбольное поле. Наверное, какая мстительная память сердца двигала американцем.
Остается фактом лишь, что Андрея и его пилота чуть ли не за шкирку выволокли из самолета. За что и был при всех пассажирах американец был послан Андреем далеко и надолго по-русски и по-английски. Причем русский текст, ввиду его лексических особенностей, оказался в два раза длиннее. При этом, фразеологические обороты сопровождались неприличными международными жестами.
 
Джон обиделся по-серьезному. Американец, не знавший русского языка, обиделся еще больше, почти до инфаркта, когда кто-то из бывших друзей по соцлагерю перевел ему всю фразу русского с идиоматическими отклонениями про «близких родственников». И уже на следующий день индусы-полицейские в миссии, повинуясь приказу начальства, прямо в столовой отобрали у Андрея бадж-«вездеход» и вытурили с позором с территории. В приказе по миссии объявлялась, что ему запрещается отныне работать во всех миссиях ООН.

Утешило Андрея лишь то, что друзья устроили ему овацию во время грандиозной отвальной пьянки, хваля за то, что он прилюдно «завалил» пиндоса-Джона в третий раз.

В Шереметьево Андрея никто не встречал. Был четверг. И хотя они расстались с Викой недавно, он крепко соскучился. Из аэропорта, не позвонив, с сумками он помчался на такси в свою старую контору на Покровке, чтобы увидеть ее и объявить ей и всем, что он на ней женится. Кто-то из его бывших коллег курил возле подъезда. Что да как, да сколько платят в Африке, как негритянки?
- А здесь какие новости? – удалось спросить, наконец, Андрею.
- Ничего особенного. Живы, здоровы. Пашем за гроши. Из главных сюрпризов – помнишь Вику? Ну, из отдела маркетинга продовольствия, такая рыженькая, в очках? Так вот, Виктория вышла замуж на этого козла - Жан-Поля и три дня назад, забрав сына, улетела жить к нему в Марсель.


ВЗ
Сентябрь 2004