В предрассветной высокогорной прохладе сон его стал поверхностным, он поворочался, свернулся клубком, плотно запахнул верхний клапан спального мешка и, согретый дыханием, опять уснул. Рассвет не смог нарушить его сон.
Во сне он ощущал присутствие необъятных сил. Куда-то шёл в абстрактном направлении, что-то делал неопределённое, но всё это – и направление движения, и действия, не имело значения, было второстепенным. Главным было ощущение мощи, грандиозности духовных, психических и физических сил. Всё было по плечу, не было границ возможностей. Казалось, всё может исполниться, стоит только пожелать. С этим ощущением он и проснулся.
Герметически запакованный в свой мешок, он не чувствовал ни времени, ни света, но, стоило откинуть верх, и яркое солнце ударило по глазам, ослепило на миг. Даже в тени между валунами, где он укрывался, свет поднявшегося над горизонтом солнца был нестерпим после темноты.
Время было раннее, но он вполне выспался, чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Поднявшись, скатал мешок и коврик, собрал вещи в сумку, приведя себя в порядок, огляделся.
Всё было на месте – и озеро, и конус с белым колпаком на другом берегу, и дорога, зовущая вдаль. Не тратя времени на раскачку, Максим продолжил путь.
Было так же безлюдно. Паломники и туристы, если они сюда забирались, шли в основном другими тропами, или передвигались автотранспортом по дорогам, там, где было поровней. Максима это безлюдье вполне устраивало. Он отмерял шаги, мысленно распевая в приподнятом настроении навязчивые мотивы, всплывшие из глубин памяти.
Вскоре он спустился с последнего склона и вышел на дорогу. Слегка извиваясь, огибая неровности, она вела по долине к самому озеру. По мере приближения озеро всё расширялось и у берега раскинулось на полгоризонта. Полоска противоположного северного берега едва виднелась над бескрайней гладью.
Только в бинокль смог разглядеть Максим монастыри, тут и там разбросанные по берегам вблизи воды. Самый большой и красивый возвышался точно напротив, на прибрежных скалах, устремив в небо свои ступы с острыми шпилями и ритуальные шесты, украшенные цветными флажками.
Вода в озере отливала под утренним солнцем стальной синевой, была тихой и прозрачной, от всей её массы веяло покоем и прохладой. В ровной, как зеркало, глади, отражались скалы на другом берегу, синее небо и редкие тучки.
«Море святой воды» - подумал Максим.
Он подошёл к самой воде, присел, пошлёпал по ней рукой, потом зачерпнул ладонями и попробовал на вкус. Вода была ледяной и отдавала снежной свежестью.
Подчиняясь зову внутреннего голоса, Максим отбросил сомнения, разделся, и вошёл в озеро. Замёрзшая корка у самой воды и на поверхности дна ломалась как картон. Дно было пологим, и ему пришлось пройти довольно далеко, пока вода скрыла колени. Дальше стало покруче, он вошёл по пояс, решительно вдохнул полные лёгкие воздуха и окунулся с головой. Выскочив из воды, растёр ладонями грудь, плечи, стряхнул с волос холодные струи и быстро вышел на берег. Долго, тщательно, не пропуская ни единого квадратного сантиметра покрывшейся гусиными пупырышками кожи, растёр полотенцем всё тело, пока оно полностью не разогрелось и не стало сухим. Ощущение пронизывающего холода сменилось блаженным теплом.
Здесь не только воздух, но и вода, и весь эфир были пронизаны животворящей праной, она согревала без огня, давала энергию, заменяя пищу, снимала усталость и очищала от недугов.
Максим взбодрился и чувствовал себя заново рождённым, вода смыла малейшие признаки усталости. Он был готов к завершающему долгому переходу.
На обход озера ушло часа три. Дорога была ровная, стелилась вдоль берега, временами отдаляясь и огибая низины. Здесь, вблизи озера, уже попадались признаки человеческого присутствия. Максим миновал несколько маленьких монастырей, пару больших круглых палаток, похожих на юрты. Издалека помахал рукой детишкам, копавшимся в песке и долго провожавшим его взглядами.
Снежный пик всё выше и выше вырастал над окружающим ландшафтом, хотя сгрудившиеся вокруг него горы тоже были не маленькими. Он сиял как маяк, и мощным магнитом притягивал всё существо Максима, все его тела, физические и тонкоматериальные. У Максима росло ощущение, что, чем он ближе, тем легче его шаг, и если так будет продолжаться, он полетит.
Всё чаще попадались люди, в основном в сопровождении яков и лошадей, по дорогам, обгоняя, проезжали вездеходы, поднимая шлейфы пыли.
Максим в душе понимал, что в таком месте неизбежно должно быть многолюдно, его это огорчало, но он успокаивал себя тем, что всё-таки в этом огромном горном массиве места хватит всем и при желании можно легко уединиться.
Однако здесь, в отличие от горной тропы, всё было однообразно, менялся только масштаб – Гора спереди росла, приближаясь, а озеро и каменные джунгли сзади уменьшались, отдаляясь. Это однообразие, несмотря на красоту и величие картины, угнетало. Он шёл и шёл, белая вершина всё выше и выше вонзалась в небо, расстояние до цели неуклонно сокращалось, но, вместе с тем, становилось всё очевидней - засветло он не успеет.
Шёл он быстро, но слишком велико было расстояние от дальнего берега озера до подножия Горы. Солнце уже завершало свой путь, когда Максим понял, что оно его всё-таки обошло сегодня и к своему финишу придёт быстрее.
Он вышел на дорогу, здесь было ровней, чем в поле, где он шёл, чтобы не глотать пыль, висевшую над дорогой. Там, на поле, в сумерках можно было споткнуться о камень или бугорок. Когда солнце зашло, он включил фонарик. Хотелось всё-таки дойти, хотя часто приходилось замедлять шаг, и вообще он не представлял, как завершится его сегодняшний маршрут, где и как он заночует. Ему не хотелось раскладываться на открытом пространстве, в чистом поле, продуваемом всеми ветрами и никак ни от чего не защищённом. Максим надеялся добраться хоть до какого-нибудь укрытия.
Гора гостеприимно выручила его.
В тишину ночи, нарушаемой лишь ритмическим шуршанием шагов, робко вошло едва слышное урчание мотора. Оно всё усиливалось и вскоре стало вполне явственным.
Максим оглянулся. В юго-восточной стороне, откуда тянулась дорога, уже можно было различить свет фар. Он приближался. К шуму мотора добавлялся ещё какой-то звук, громкие голоса. Максим долго вслушивался, пока с удивлением понял – кто-то распевал песни, и не просто распевал, а прямо-таки орал. Причём в несколько голосов.
Они приближались. Максим хотел уже сойти с дороги, чтобы не глотать пыль, но тут же понял, что это неразумно. Не следует уклоняться от шанса, предоставляемого судьбой и небом.
Спустя долгие минуты, его настигли. Ослеплённый светом фар, Максим с трудом смог определить большой бортовой грузовик-внедорожник. Брезентовый верх был снят, и голые дуги рёбрами торчали над кузовом.
Грузовик обогнал его, и тут же сверху в несколько кулаков затарабанили по крыше кабины. Голоса, оравшие перед этим песни, на разных языках костерили водителя и сидевших с ним в кабине сопровождающих, что они вовремя не остановились и бросают одинокого путника в ночи.
Водитель резко затормозил. Максиму замахали руками, заорали, чтобы он залазил в кузов. Он не заставил себя упрашивать, резко перемахнул через борт. Но найти место оказалось не просто, весь кузов был завален ящиками, мешками, бочками с бензином и прочим грузом, только спереди, у кабины, полуразвалясь прямо на дне кузова, расположилось несколько человек. Максим пристроился между какими-то мягкими тюками.
Кто-то похлопал по кабине, скомандовал ехать дальше.
- Bist du Tibetaner? Oder? (Ты тибетец? Или кто?(нем.))– началось выяснение статуса.
- Siehst du nicht, er ist doch Eingeborener?! (Не видишь, что-ли, он туземец?!(нем.))
С самого начала стало ясно, что это своя в доску компания, здесь все сразу становятся закадычными друзьями, им не нужны церемонии и официоз. Максим осветил их фонариком, трое у левого борта были явно западными туристами, с их стороны поступали вопросы. К правому борту прижались двое «туземцев», вероятно, паломников, выглядевших, как и Максим.
- Ja, ich bin ein Eingeborener, Nepalese – ответил он. - Aber ich kann Deutsch. (Да, я туземец, непалец. Но я знаю немецкий(нем.)).
Компания слева на секунду опешила, но тут же оправилась. В этом глухом краю чудес всякое возможно. Поняв, что переводчик не нужен, продолжили разговор на-немецком.
- К Кайласу идёшь?
- Да.
- Ну, мы тебя довезём. Нам немного дальше. А тебя в Дарчене высадим. Устроит?
- Конечно.
- Тогда готовь валюту. Пятнадцать центов за километр. Или пятнадцать тугриков. Тут у них свой обменный курс. Но лучше валюту.
Он постучал по кабине, обращаясь к сопровождающему переводчику, спросил, сколько осталось до Дарчена. Тот ответил, что десять километров.
- Ну вот, полтора евро. Или доллара. А может быть, у тебя денег нет? Так это ничего, и так довезём.
Его сосед что-то тихо пробурчал.
- Сами заплатим, если что. Полтора евро не деньги. Хороший человек, надо выручить.
- Да есть у меня, не беспокойтесь – Максим взял с собой и документы, и деньги, ведь надо было на что-то жить какое-то неопределённое время, пить, есть, где-то, может быть, спать в гэстхузах.
- Ну и хорошо. Водиле отдашь.
Несколько секунд помолчали.
- Ты поёшь? – опять вернулся к расспросам самый активный.
- Что? – переспросил Максим.
- Ну, песни какие-нибудь знаешь?
- Какие?
- Ну ладно, если знаешь, подпевай. Или просто слушай.
В общем компания либо была навеселе, согреваясь от ветра, продувающего открытый кузов, либо просто в хорошем настроении от просторов, окружающих красот, от того, что смогли добраться в такую даль, и вообще, от жизни. Оптимисты, короче.
«Солист» запел «Августина», видимо, предполагая, что эту песню все знают. Впрочем, это было не пение, а просто выражение хорошего настроения – чем громче, тем лучше.
Максим уже приготовился подпевать, но другой «солист» (они все были солистами) решительно запротестовал и заорал какой-то марш, отбивая такт кулаком по подвернувшейся коробке. И в самом деле, немецкий марш гораздо лучше соответствовал их сиюминутному мироощущению, чем «милый Августин».
Один марш сменился другим, за ним последовала не менее бодрая песня, потом ещё одна, и под этот аккомпанемент они въехали в посёлок у подножия Горы, сборный пункт всех её поклонников. Отсюда начинался и здесь заканчивался обход священного обиталища богов.
Грузовик подъехал к большой круглой палатке, Максим сообразил, что это что-то типа лавки. Сгрузили несколько тюков и коробок. Максим принял в этом участие, потом рассчитался с водителем. Тот поблагодарил и показал на плоское длинное строение на краю посёлка, объяснил, что это гэстхауз, там можно переночевать.
Максим тепло попрощался со всей компанией, они заверили его, что ещё встретятся не раз, видимо, знали по опыту, и поехали дальше.
Итак, он добрался до цели.
Начинался новый оборот жизненной спирали.
Максим встал ещё до рассвета. Да и вообще, поспав пару часов, он уже не мог спать, и дальше просто лежал, размышляя о новой жизни, о предстоящей дороге вокруг Горы.
Когда чуть-чуть забрезжил рассвет, он не смог валяться дольше, ему не терпелось выйти на свидание со своей Горой. Она была для него живой.
Поднявшись со своей лежанки, предоставленной ему вчера за один доллар, он оделся, слегка привёл себя в порядок, и, прихватив вещи, вышел на улицу. Сумрак ещё не рассеялся, но солнце было уже на подходе, вот-вот покажется из-за горизонта. Кое-где горели фонари. Здесь была своя электростанция.
Кто-то уже копошился в посёлке по своим утренним делам. Максим решил, не мешкая, отправиться в путь. Этого момента он ждал долгие годы, и вот он наступил.
Она нависала над ожерельем окружающих её причудливых живописных скал и вершин. Весь пейзаж был необычным, неземным, будто созданным разумными силами. Каждая деталь притягивала внимание, обладала своим глубоким смыслом. Казалось, всё это – гигантская книга, великое собрание мудрейшей информации, доступной только посвящённым.
Максим хорошо помнил маршрут, правда, только теоретически, но, тем интересней было увидеть всё наяву, своими глазами. Он шагал по тропе, утоптанной за сотни лет многими тысячами ног. Все камни и всё, мешавшее под ногами, уже давно было убрано с дороги. Шагалось легко. Воздух был пронизан энергией, свежестью, и чем-то ещё, что невозможно описать словами. Это была аура Горы, тайна предшествующих цивилизаций, материальным воплощением которой была чудесная каменная Гора со всем своим окружением.
Рассвет застал Максима уже на выходе из посёлка. Сначала засверкала вершина тысячью золотых искр. Потом огонь стал опускаться, медленно светлея, переходя через оттенки жёлтого в ослепительно белый. От ультрафиолета стало больно глазам, даже через тёмные чёрные очки чувствовалась его насыщенность.
Душевный подьём, восторженность, овладевшие Максимом ещё в ночных размышлениях, от всех этих чудес достигли максимума. Он был счастлив. Он ощущал себя дома, вся эта красота сейчас была ему доступна, он купался в ней, чувствовал себя её владельцем, неотьемлемой частью самого себя.
Но это было только начало.
Его длинноногая резко очерченная тень шла перед ним по тропе, высоко задирая ноги, непропорционально маленькая голова над поднятым воротником тулупа пропадала далеко впереди. Ему казалось, что тень ведёт его, указывает дорогу. С ней он не чувствовал себя одиноким. И только когда тропа свернула направо, тень перестала маячить спереди, пристроилась сбоку. Они вошли в ущелье, пошли вдоль речки.
Белоснежный конус то пропадал за живописными скалами, то показывался кончиком в провалах между ними. Причудливые формы скал поражали воображение, внушали мысль о высокоразумных проектировщиках, воздвигших всё это тщательно продуманное великолепие для каких-то недоступных человеческому разуму целей.
Посреди тропы возникло ритуальное сооружение – каменная кладка кубической формы с островерхой ступенчатой крышей и ступой на макушке. Это был буддистский чортэн. Их ещё много предстояло встретить Максиму на тропе.
Миновав чортэн и пройдя ещё несколько десятков метров, он увидел прямо на тропе чёткую тень человека, сидящего в восточной позе. Взглянув на вздымавшийся справа склон, он разглядел на нём неподвижную фигуру, обращённую лицом к тропе.
Человек, дождавшись, когда Максим обратит на него внимание, слегка повернул в его сторону голову и, подзывая, помахал рукой.
Максим, заинтригованный, пошёл вверх по склону. Белобородый старик, не произнося ни слова, внимательно и как-бы придирчиво осматривал Максима, пока тот приближался. Максим подошёл, не зная, что сказать, остановился напротив. Закончив осмотр, странный незнакомец снял с головы шапку из лохматой ячьей шерсти и протянул её Максиму. Под шапкой у него оказалась на удивление густая чёрная шевелюра.
Подчиняясь властному жесту, Максим взял протянутую шапку, не зная, как реагировать, достал бумажник, протянул старику десятидолларовую купюру. Тот сделал возражающий жест рукой и указал на карман. Максим залез в карман, нащупал там монеты и протянул горсть. Старик взял из горсти металлический доллар, неожиданно улыбнулся и ясно и чётко произнёс:
- На память – и зажал его в кулаке.
Каким-то внутренним чувством Максим понял, что на этом вся процедура завершена, и, повернувшись, побрёл вниз. Только на тропе он пришёл в себя. Обернулся, но, то ли поднявшееся солнце сильно слепило в глаза, то ли незнакомец успел уйти, Максим его уже не увидел.
Как бы то ни было, но хорошая шапка была очень кстати, уже прямо сейчас, на утреннем морозе. И вообще эта защита от холодного ветра на высоком перевале и от жгучего высокогорного солнца ещё поможет сохранить здоровье и тонус. Гора опять позаботилась о нём.
К тому же этот дополнительный штрих придал Максиму законченный облик тибетца. Но, наверное, не в этом был главный смысл. Душой Максим чувствовал, что вместе с этой шапкой таинственный старик вручил ему ещё что-то, что он сейчас пока ещё не способен понять.
Дорога стлалась скатертью. Пока было безлюдно. Выйдя до рассвета, Максим опередил всех сегодняшних паломников, а вчерашние были пока ещё далеко впереди, их ему предстояло догнать на этом долгом треке.
Однако кроме людей тропа служила обиталищем и другим живым душам – Максим ещё издалека увидел нескольких собак, лежащих среди камней под крутым склоном справа от тропы. Вероятно, это были дикие собаки, инстинктивно ищущие облегчения своей тяжёлой борьбе за жизнь вблизи человека. Ни сворачивать, ни останавливаться Максиму не хотелось, несмотря на то, что он недавно уже имел горький опыт общения с этими «друзьями человека».
Его недобрые воспоминания о той встрече как-будто стали реализовываться. Огромный лохматый пёс поднял голову, низкое рычание нарушило идиллическую тишину. Максиму стало не по себе, пёс выглядел очень свирепо и его «оклик» не предвещал ничего хорошего. Не зная, что предпринять, Максим продолжал движение. Рычание повторилось, на этот раз громче и дольше. Ещё несколько собак подняли головы. Какая-то шавка, будто поднятая этим рыком, вскочила и залилась тонким отвратительным тявканьем.
«Шестёрка» - подумал Максим. Ни остановиться, ни замедлиться он уже не мог, да и не было смысла. В очередной раз понадеявшись на свою счастливую звезду, он продолжал идти, никак не реагируя на настойчивые «обращения».
Лохматый монстр и шавка как-бы подбадривали друг друга, глухой мощный лай вплёлся в тявканье, разносясь по ущелью, отражаясь от скал и наводя ужас на слабонервных. Этот «дуэт» поднял ещё нескольких членов стаи, они наблюдали, ожидая развития действия. Казалось, что некоторые были непрочь поддержать инициаторов предстоящей драки, но словно чего-то опасались.
Лохматый дьявол в собачьем обличье, возмущённый полным игнорированием своего вызова на бой, встал и неторопливо, но весьма угрожающе и недвусмысленно двинулся вперевалку навстречу Максиму. Шавка поняла это как команду, подскочила в несколько лёгких прыжков, закрутилась, взвизгивая, вокруг, держась, однако, на некотором расстоянии.
И тут, в самый нужный, назревший момент в «голоса» вмешался ещё один, короткий, громкий и властный. Это было всего одно слово, даже слог, но он перекрыл остальные звуки и вознёсся над ними. Шавка завизжала, как от удара, поджала хвост и умчалась за камни, Лохмач остановился на полпути, тяжёлое угрюмое дыхание неслось из его приоткрытой пасти.
Только сейчас Максим обратил внимание на красивого, белошёрстного пса, расположившегося на небольшом пригорке, как бы над всей стаей. Отдав команду, а точней, приказ, он, подняв голову, ждал восстановления порядка. От всего его облика веяло мощью, властностью и благородством. Какая-то непроявленная ассоциация промелькнула в образной памяти Максима. Бесспорно, это был вожак стаи.
В напряжённой тишине, нарушаемой тяжёлым дыханием застывшего в выжидающей позе лохмача, звучали ещё только шаги Максима, так и продолжавшего свой опасный и весьма рискованный путь.
Мощный, тупой звериный инстинкт взял верх, и лохматый монстр двинулся дальше, угрожающе и свирепо глядя на Максима исподлобья.
Вожак встал на передние лапы, и только тут Максим полностью осознал свою глубокую ассоциацию – голова, грудь и вся передняя часть корпуса вожака сияли белизной, только внизу нарушаемой чёрными пятнами, этим он разительно походил на Гору, возвышающуюся в аккурат за его спиной. Он был как бы её символом, одним из воплощений её духа.
Три коротких лая взлетели над горами. Они были настолько доходчивыми и недвусмысленными, что их понял даже собачий неандарталец, он опустил тяжёлую лохматую башку, пропятился несколько шагов, и лёг, тихо, но вполне слышно, ворча и отводя глаза от Максима, вожака, от всех. За камнями мелкой дрожью трясся его жалкий сообщник.
Миновав всю эту разношёрстную и разнохарактерную компанию, Максим ещё долго не мог унять тяжёлого сердцебиения, успокоиться от впечатлений, вызванных этим эмоциональным спектаклем, по накалу страстей не уступающим шекспировским драмам.
Но понемногу его вниманием опять завладели окружающие пейзажи. Особенно хороши и удивительны были скалы, отделявшие тропу от пирамиды Горы, от её крутого западного склона, почти отвесно обрубленного у скал.
Их фантастические образы, разнообразие и совершенство форм резко отличались от окружающего ландшафта, будто кто-то невероятно мощными гигантскими инструментами высекал, вырубал и шлифовал их в соответствии с великим сверхразумным проектом, цели которого казались абсолютно недоступными человеческому уму.
Что-то знакомое промелькнуло среди скал, какая-то композиция привлекла внимание. Максим вгляделся. Высокая треугольная скала с вертикальным срезом, обращённым к тропе, у основания – квадратное углубление. Где-то он видел эту картину.
В задумчивости он продолжил путь, и, только отойдя на приличное расстояние, вспомнил, что похожую скалу видал во сне. Он ещё тогда, кажется, проник внутрь. Если бы он не ушёл так далеко, то непременно подошёл бы, хотя бы из любопытства обследовал эту скалу, но сейчас уже не хотелось возвращаться. Он решил, что ещё не раз предоставится возможность проверить свои догадки.
Между тем тропа стала плавно выворачивать направо, опять направо. Так, по часовой стрелке она и окружала весь массив с его многочисленными хребтами. Область скал распространялась только с западной стороны. С севера, насколько он помнил, между тропой и Горой пролегли два мощных хребта, расходящихся лучами от центра. По ним и в ущельях между ними сползали ледники.
Хребты были крутые, высокие, почти полностью заслоняли вершину, и только с участка между ними открывалась вся северная часть, ещё более широкая и мощная, чем западная. Несмотря на довольно большое расстояние до неё, она нависала над тропой, подавляя своей грандиозностью.
Весь западный участок тропы шёл вдоль речки, местами отклоняясь вверх, на склоны, но в основном пролегал по берегу. И на севере тоже тропа на большом участке сопровождалась уже другой рекой.
Здесь дорога была выражена менее отчётливо, во многих местах переходила на другой берег, ответвлялась на север в прилегающие горы.
Где-то в средней части северной стороны перпендикулярное ответвление упиралось вдали в промежуточный перевалочный пункт, с тропы можно было различить палатки, домики, лавку с товарами для паломников, не поместившимися внутри и разложенными у входа, гэстхаузом, как в базовом посёлке. Здесь отдыхали организованные туристы, их график обхода был рассчитан на менее подготовленных и длился три дня. Первая ночёвка была здесь, в этом посёлке.
Ещё дальше на север в нескольких сотнях метров на склоне притулился буддистский монастырь, видимо он и стал причиной того, что микропосёлок возник в этом месте.
Максим сделал вывод, что его одиночеству скоро придёт конец. Об этом недвусмысленно говорили малочисленные группки туристов, копошащихся в посёлке, вьючивших лошадей и яков. Очевидно, это были самые медлительные, которым на раскачку требовалось несколько часов. Основная масса уже ушла, в бинокль можно было разглядеть далеко впереди редкие фигуры.
А время было ещё довольно раннее, до полудня оставалась пара часов. Между тем около половины маршрута Максим уже прошёл.
Дорога пошла вверх, на перевал, самый трудный и важный участок коры – ритуального обхода Горы. Преодолевать перевалы Максим уже привык. Почти не снижая темпа, он шагал по натоптанной тропе, неуклонно сокращая расстояние до замыкающей группы. Это было нетрудно, так как группу сопровождали яки, вяло подгоняемые погонщиками. Из-за них скорость группы не превышала четырёх километров в час.
Настигнув их, он, не останавливаясь, только коротко приветствуя каждого, обошёл весь небольшой караван и продолжил путь. Вскоре сбоку от тропы открылось довольно обширное пространство, сплошь устеленное какими-то тряпками, одеждой, тут и там попадались ботинки, кроссовки и прочая, самая разнообразная обувь. Всё было старое, грязное и изорванное. Здесь особо верующие паломники расставались со своей прошлой жизнью, символизируя это тем, что оставляли какую-либо старую вещь из одежды, обуви, или чего угодно, кому насколько хватало фантазии или было не жалко. Через пару сотен метров предстояло пересечь главный пункт перевала и всего обхода, и перейти в другую, новую жизнь.
Вместе с брошенной по эту сторону перевала вещью оставляли в старой жизни свои грехи, долги, всё плохое, чтобы войти в новую жизнь обновлёнными, с чистой кармой. Этот ритуал принесения жертвы охотно поддерживали и западные туристы, с удовольствием расстающиеся со старыми вещами, особенно, когда за это не нужно платить.
Максим думал иначе, он не признавал подобный метод очищения. Это было слишком просто, как с искуплением грехов в католической церкви – заплатил деньги, получил индульгенцию, и иди, прощённый. Можешь и дальше грешить, потом придёшь, заплатишь, мы тебе и новые грехи простим.
Здесь уже было многолюдно. Каждый хотел очиститься, впрочем, для большинства это была всего лишь положенная дань ритуалу.
Максим, лавируя между горами старых брошенных тряпок, обходя исполняющих ритуал паломников, выбрался с кладбища «жизней» и зашагал по круче дальше вверх. На такой высоте местами лежал снег, свободно гулял холодный пронизывающий ветер. Чувствовалась разреженность воздуха. Высота перевала была далеко за пять тысяч метров.
Сразу за перевалом сбоку от тропы на дне глубокой естественной воронки голубело небольшое озерцо. Оно привлекло Максима, он спустился, присел у воды. С теневой стороны у самой кромки лежал снег. Вода была холодная, почти на уровне замерзания.
Максим вспомнил о святом озере, в котором плескался недавно. Это озерцо тоже было святым и, пожалуй, самым высокогорным в мире. Здесь всё было «самым».
«Вот здесь мы и распрощаемся с прошлой жизнью, смоем все грехи и пятна на карме» - внезапно решил он.
Не раздумывая, скинул верхнюю одежду, приготовил полотенце, вступил в ледяную воду и принялся плескаться, зачерпывая её, и растирая по телу. Изрядно намочившись, тщательно протёрся полотенцем, возя им по животу, бокам, спине, пока не почувствовал тепло. Оделся, запахнул тулуп, нахлобучил шапку, и бодро двинулся вниз по склону.
Настроение было прекрасным. Он чувствовал эйфорическую приподнятость, будто и в самом деле вступил в новую жизнь.
Тропа пошла по высокому берегу следующей реки уже с восточной стороны массива. Отсюда Гора выглядела не так эффектно как с запада и севера. На большом протяжении она была скрыта за хребтом, идущим от самой вершины далеко на восток.
Здесь людей уже было погуще. Максим в своём быстром темпе догонял и обходил группы, двойки-тройки и одиночек, впрочем, одиночек было очень мало. Это были либо отставшие, либо, по каким-то причинам убежавшие вперёд от своих.
Публика была самая разношёрстная, в основном паломники из ближних (относительно) мест – Тибета, Непала, Индии, но попадалось довольно много хорошо экипированных, в дорогих «доспехах», европейцев, американцев, японцев и прочих пришельцев.
В некоторых местах ходоки скапливались, что-то разглядывали, участвовали в каких-то ритуалах. Это происходило там, где посвящённые и йоги, посещавшие когда-то эти места, оставили свои следы. Таких мест на треке набралось множество за долгую тысячелетнюю историю Горы.
Максим ещё вначале решил, что в первый обход не будет нигде задерживаться, он был убеждён, что за первым разом последует второй, а там, может быть и много других.
Через несколько часов он достиг следующего остановочного пункта для туристов. Здесь тоже был монастырь, хранящий реликвии, оставленные одним из святых. Вокруг него возникла стоянка для ночёвки.
Времени до конца дня оставалось много, и Максим, пройдя мимо всех, продолжил путь. Многие остались здесь на отдых, и дальше он опять пошёл в одиночестве.
Слева на десятки километров раскинулось плоскогорье, и только у горизонта, за озером, поднимались зубчатые вершины. Оттуда он пришёл к Горе. Справа по-прежнему вздымались хребты, а за ними в небо вонзалась снежная шапка Горы.
Максим размеренно вышагивал по тропе вдоль реки. Берег был высокий, дорога – ровная и утоптанная, и такой она должна быть до самого конца, до базового посёлка. Солнце висело высоко в небе, до конца дня было ещё далеко. Максим рассчитывал вернуться в посёлок ещё до вечера. Сказывалась хорошая тренировка в долгих прогулках по горам. Если и дальше так будет, то он мог бы за день проходить значительно больше одного витка – полтора, а то и больше.
Чувствовал он себя прекрасно. Первым и самым мощным из чувств, владевших им, было ощущение безграничной свободы. Широкие открытые пространства, восхитительные ландшафты, раскинувшиеся перед ним, поднимали настроение до эйфории.
Дорога не угнетала, наоборот, во всём теле ощущалась лёгкость и свежесть. Несомненно, это было влияние Горы. Он давно понял, что она приняла его, защищает, опекает, даёт силы и энергию. Он даже не чувствовал голода, хотя не мог припомнить, когда ел в последний раз. Мощный поток космической энергии пронизывал его, как и всё пространство вокруг, его организм оказался достаточно очищенным, подготовленным к воздействию этого потока, прочищающего энергетические каналы.
Далеко не все с такой же лёгкостью переносили воздействие этого очищающего потока, некоторым, наоборот, это очищение давалось нелегко – их скручивало, там и тут возникали боли, горная болезнь проявлялась в тяжёлой форме. Не всех Гора принимала с распростёртыми объятьями.
Дорога опять поворачивала направо, это был последний поворот. За ним шла финишная прямая в несколько километров до самого посёлка.
Сразу за поворотом, сбоку от тропы, на большом камне с выбитой тибетским шрифтом священной мантрой «Ом мани падме хам» непочтительно сидел одинокий путник. На его коленях лежала какая-то схема или карта, он поглядывал то на неё, то через бинокль на склон вдалеке. На голове у него была шерстяная вязаная шапка с крупной яркой надписью «МОСКВА», и вся его внешность подтверждала происхождение если не из этого города, то из страны, в которой был этот город.
Сердце подсказало Максиму, что это – родственная душа, он подошёл к камню. «Москвич» повернулся на звук шагов.
- (чёт-бод-па-бал-по-па-ин? (тиб.)) - о чём-то спросил он, судя по вопросительной интонации.
«Ты тибетец или непалец?» – примерно так понял Максим внутренним чутьём его вопрос.
- Не ломай язык – ответил он на русском языке. – Я тибетского не знаю.
Рот москвича разъехался в широкой улыбке.
- То-то я смотрю – фейс наш, на тибетский не похож. Хоть и облезлый. Зато прикид у тебя чисто туземный. Как на маскараде.
Что-то тянуло Максима к этому русскому.
- Какие проблемы, земляк? – он, сам не ожидая, заговорил в чисто русской манере.
- Да проблем, вообще-то много, но самая горячая сейчас – здесь, как мне объясняли, должен быть интересный объект – некая пещера, или грот. Хотелось бы туда наведаться, но не хочется зря ноги бить. А уверенности нет, вот, пытаюсь разглядеть, но пока не удаётся.
Максим достал из сумки свой мощный «Gigant», протянул:
- Ну-ка, попробуй ещё, может быть так увидишь.
Москвич осторожно взял бинокль, тот был огромным по сравнению с тем, в который он смотрел.
- Да-а, мощная оптика – приложил к глазам и принялся шарить по склону, сверяясь с компасом.
Через несколько минут поисков замер, кажется, найдя, что искал.
- Вот, точно, если не знаешь, ни за что не увидишь. Не зря мне так подробно объясняли. Хорошо, что ещё камень никто не сдвинул.
- Да кто ж его сдвинет, его вообще трогать нельзя, он святой. На нём Миларепа медитировал – высказал Максим предположение. - Ты не боишься штаны прожечь?
Москвич вскочил.
- То-то я чувствую – подогревает что-то снизу. Как в трамвае.
Максим, не удержавшись, приложил ладонь к камню. Тот и впрямь казался теплее окружающего воздуха.
- Так что ты здесь поосторожней. К Горе надо с почтением относиться, она и наказать может.
- Да я понимаю – и по тону, и по виду москвича Максим почувствовал, что тот говорит искренне. – Но меня так инструктировали – надо, говорят, с камня смотреть, точно по стрелке. Иначе не увидишь.
Он вернул бинокль, поправил одежду, взялся за рюкзак.
- Ну что, сходим, посмотрим? – предложил Максиму.
А почему бы и нет? Ведь не бывает же ничего случайного.
- Непременно сходим.
Москвич тяжело шагал, изредка сверяясь по компасу. Склон был довольно крут для него, к тому же по всему было видно, что он уже отмерил изрядное расстояние по здешним тропам. Максиму пришлось приноровиться к его ритму. Ему самому уже всё было нипочём. Он не стал ни забегать вперёд, ни пристраиваться сзади, шёл рядом, полностью приняв новую цель и следуя действиям своего нового знакомого.
Он знал, что этот поворот в маршруте, свежее знакомство, смена цели и всё, что далее последует, давно предопределено, и ему остается лишь, отбросив сомнения, двигаться по этому кратчайшему пути к своей судьбе. Чего-то подобного он и ждал, иначе ему пришлось бы монотонно накручивать круги вокруг Горы, а это было явно не всё, приготовленное для него судьбой.
- Отсюда ещё не видно самой пещеры, я разглядел только ориентир, указатель – прерывая молчание, высказал москвич занимавшие его мысли. – А пещера ниже, под склоном, защищена от ветров и скрыта от глаз, под ней и ручей протекает. Очень хорошее укрытие. О ней мало кто знает. Надеюсь, она не занята каким-нибудь отшельником.
«Нет, не занята» - подумал Максим, но не стал высказываться.
Отшельники ищут более глухие места, а туристы предпочитают более комфортный ночлег в посёлке, тем более, что он уже недалеко отсюда.
Они брели, карабкаясь вверх по каменистой крутизне с редкими пятнами пожухлой рыжей травы. Оба были молчаливы, чувствуя, что их встреча неслучайна, и им предстоит долгое тесное общение, они ещё наговорятся, узнают всё друг о друге.
Добрались до плоской вершины. Открылось неглубокое ущелье с пологим спуском. Противоположный склон спускался к ручью каменной осыпью. В основании его были навалены скатившиеся сверху камни. Где-то среди них, судя по всему, и пряталась пещера – другие места просматривались хорошо и не содержали ничего, заслуживающего внимания.
- Вон там, где-то за камнями – подтвердил догадку москвич.
Идти вниз оказалось намного легче. Спустились к ручью, перешли его, ступая по камням, поднялись к началу осыпи и довольно легко нашли вход в пещеру. Она образовалась (или её образовали) из крупных обломков скал, приваленных друг к другу, и сверху её завалило камнями и землёй. Внутри всё было убрано, кроме нескольких камней, вероятно, служащих «мебелью». Вообще вид её казался довольно обжитым, однако, как и предположил Максим, сейчас она была необитаемой.
Москвич опустился на камень, прислонился к стене, вытянув ноги. Максим сел на другой.
- А не выпить ли нам чайку? – предложил москвич.
Максим с интересом посмотрел на него – о каком чае он говорит? Не похоже, чтобы в его не очень большом рюкзаке поместился примус.
- Ну-ка, ну-ка, попей, а я посмотрю. Я не хочу, мне вполне достаточно на тебя посмотреть.
- Нет, так не пойдёт. Ты не знаешь, с кем имеешь дело – он пошарил и достал из рюкзака какую-то необычную кружечку с толстым дном.
- Можно посмотреть? - не удержался от любопытства Максим.
- Да конечно можно, смотри, сколько хочешь, я пока за водичкой схожу.
Прихватив пластиковую плоскую бутылочку, он пошёл к ручью. Максим повертел хитрую кружечку, осмотрел её со всех сторон. Верх – фарфоровый, дно – металлическое, толстое, но полое, и там что-то бренчит. Исследовательский дух толкал Максима - он поболтал кружку, нашёл внизу заслонку, открыл её и вытряхнул на ладонь большую белую таблетку. Она уже потеряла форму, наверно ею пользовались. Вероятно, это было горючее.
Ну да, всё ясно, это – спиртовочка, а таблетка – сухой спирт. Как просто, и вместе с тем гениально! Гениальное всегда просто.
Москвич вернулся с водой, налил в кипятильничек, подпалил зажигалкой таблеточку.
- Практичная штучка – одобрил Максим. – Я бы до такого не додумался.
- Да ничего хитрого, у нас туристы да геологи уже десятки лет такими пользуются.
Ну как же, конечно, это чисто русское изобретение. Голь на выдумки хитра. Западного туриста такая штука никак не устроит. Ему бы тёплый туалет и ванную в поход прихватить.
Вода закипела.
- Подставляй кружку – скомандовал москвич и, видя сомнения на лице Максима, добавил тоном, не терпящим возражений. – Никаких отказов. Тебе что, воды из ручья жалко? Или меня обидеть хочешь?
Максим послушно достал из сумки кружку, прихватив пару пакетиков тибетской заварки, заботливо приготовленной Айсте специально для него.
- Не знаю, чем ты завариваешь, но хочу предложить тебе тибетского чаю. Я уверен, это лучше того, что у тебя есть.
- Как же, как же, слышал про тибетский чай. Знатная штука. - Он поделил кипяток пополам и налил в кипятильник воды, чтобы вскипятить вторую кружку.
Действительно, чай доставил Максиму большое удовольствие. Он разогрел атмосферу. Впрочем, дело было, пожалуй, не только в чае.
- Хорошо сидим – отхлебнув очередной глоток, вернулся к беседе москвич. – Всю жизнь об этом мечтал. Ни на Кавказе, ни в Альпах такого не испытывал. На Алтае было что-то подобное, но здесь круче.
- Круче в смысле рельефа? – уточнил Максим.
- Нет, рельеф здесь сравнительно спокойный. На Алтае рельеф намного круче. Особенно на Белухе. Я в другом смысле. В духовном… - он помолчал, подбирая слова. – Здесь чудес больше. Даже не чудес, а явлений, которые мы по темноте своей называем чудесами… Вот тот камень, например. – Он, вероятно, имел в виду горячий камень у тропы, с которого искал ориентир. - Он насыщен энергией, а как, откуда, нам не понять.
Выходит, он тоже принадлежал к неспокойному племени искателей. Только он пока ещё сам не знал, что ищет.
- А ты, наверно, недавно здесь – обратился он к Максиму. – Я тебя раньше не видал.
- Сегодня первый день. Вчера вечером только добрался.
- Ого! И уже круг отмахал! Лихо ты. Самые быстрые только к вечеру доходят. А другие вообще три дня идут.
- Нет, я так не могу. Идти, так уж идти. Да я и не торопился особо. Просто шёл себе и шёл… Не знаю, может быть дальше буду чаще сворачивать, осматриваться, вот как сейчас, с тобой, а пока решил первый круг пройти прямо по тропе, посмотреть всё в общем. Здесь же, наверно, много интересного.
- О-о, ещё как много! Я, прежде чем сюда отправиться, со многими говорил, кто уже бывал здесь… Все, кто здесь побывал, другими становятся.
- И давно ты здесь?
- Да нет, тоже недавно. Кое-что уже посмотрел, но ещё много осталось. Хочу ещё на озеро сходить.
- Далековато до озера. Дня не хватит.
- Я знаю. Попробую к кому-нибудь пристроиться, чтобы довезли… Ты был там?
- Да, уже довелось. Мимо него сюда шёл.
Горячий чай живительным теплом растекался по внутренностям, действовал расслабляюще.
Однако день ещё не кончился, Максиму не хотелось на этом завершать свою сегодняшнюю программу, в отличие от его нового знакомого. Тот, видать, уже достаточно находился за эти дни, и был не прочь сделать паузу. Его явно клонило в дрёму.
- Тебе надо отдохнуть – посоветовал Максим. – Нельзя перенапрягаться, можно испортить всё впечатление от этого чудесного места.
- А ты что, неужели не устал?
- Да, я бы ещё прошёл до посёлка, а может быть и дальше.
- Ты, я гляжу, двужильный.
- На меня Гора благоприятно действует. Она меня сама несёт.
Москвич с интересом посмотрел на Максима. У него впервые зародилось предположение, что его таинственный новый знакомый не такой, как все.
- Ну смотри, как знаешь. Желаю удачи. А я посижу, отдохну, а потом, наверно, всё-таки до селения дойду, в гостинице переночую. Надеюсь, ещё свидимся.
- Непременно свидимся. Мне бы хотелось с тобой вместе пройти, ты бы мне показал всё, что знаешь… Ты сейчас отдохни хорошо, я тебя завтра догоню, вместе пойдём.
- Хорошо, я буду тебя высматривать на тропе. Пока не увижу, никуда сворачивать не буду.
- Ну, давай. Я пошёл.
- Счастливо. До завтра.
Продолжение следует.