Мы успели как раз вовремя. Испанский корабль, незаметно для "Пересмешника" обогнувший накануне остров с противоположной стороны, стоял себе в уютной бухточке, готовясь к отплытию, и совершенно не собирался вести морские сражения.
Матросы, словно муравьи, суетились на берегу, затаскивая на борт корабля всевозможные тюки и мешки. Капитан стоял на рубке и шумно давал указания, размахивая руками. А рядом с ним - о, это было действительно так! - находилась донна Мария в белом платье и соломенной шляпе на голове. Крик досады чуть не вырвался из моего горла, ведь эта женщина могла узнать меня и вспомнить подробности нашей мимолетной встречи в Сан-Педро, - но делать было нечего. Нахлобучив на голову какой-то нелепый убор, я перевязал себе глаз черной повязкой и в качестве слуги дона Эстебана направился на борт корабля.
Капитан торгового судна встретил нас довольно настороженно, но после того, как дон Эстебан поведал ему пространную полуправдивую историю о том, как несколько месяцев тому его корабль был разграблен пиратской шхуной, а он был высажен со своим слугой на этот остров, где испытал страшные мучения в ожидании прихода корабля, капитан заметно изменился в лице.
- Умоляю вас, капитан! - добавил дон Эстебан. - Здесь, на острове, в руках первобытных дикарей находятся наши соотечественники. Их судьба в ваших руках, иначе они будут разорваны ненасытными людоедами...
- Но что я могу сделать? - попытался возразить капитан. - У меня далеко не полная команда, да и в эти места могут нагрянуть пираты...
В это время за спиной капитана показалась белоснежная фигурка, которая, к счастью для меня, вперила свой жгучий взор в моего спутника, что было естественно для супругов, давно не видевших друг друга.
- О, донна Мария! - затрясся, словно в лихорадке, дон Эстебан и бросился перед ней на колени.
- Дражайший супруг мой! - нежно пропела донна Мария, склоняясь к его изголовью.
Сцена была замечательная, и капитан, почувствовав себя в некотором замешательстве, отступил на несколько шагов, дав супругам вволю насладиться радостью встречи. Впрочем, он оказался слишком доверчив, - его смутили и расслабили сладкие слова супругов и тон, каким они были произнесены. В действительности же - и это заметил только я - глаза обоих горели жгучей ненавистью.
Вскоре капитан провел их в свою каюту, оставив наедине. Я очутился возле двери и волею судьбы не мог слышать их разговора. Но я уверен, что он был полон горечи и желчи.
Судя по всему, им хватило совсем немного времени, чтобы разъяренная, как фурия, донна Мария выскочила из каюты, сжимая в гневе кулаки. Пожалуй, только я понял истинную причину ее настроения, ибо она узнала, что дон Бартоломео, ее возлюбленный, находится в руках дикарей.
- Скорее, капитан, скорее! - закричала донна Мария, размахивая руками. - Если вы и вправду хотите получить что-то от меня, то немедленно отправьте отряд, чтобы освободить несчастных пленников.
Растерянный капитан тут же скомандовал матросам прекратить погрузку и вызвал своего помощника. Тот безотлагательно вызвался набрать отряд, и вскоре они поспешили проникнуть в глубь острова.
Напрасно капитан отговаривал донну Марию, что была неудержима, словно амазонка. Скинув с головы шляпу, она распустила волосы и устремилась во главе отряда. Дон Эстебан и я последовали за всеми.
Вскоре мы углубились в чащу. И опять колючие разлапистые ветки громадных деревьев били по лицу, полосуя нас, словно ножом. А мы пробивали себе дорогу шпагами, разя невидимого врага, не дающего нам пройти. И как только, утомившись и измучившись, решили сделать привал, над самым ухом одного из бойцов просвистела стрела. Я знал, что в качестве наконечников своих стрел дикари использовали акульи зубы, от которых не было спасения.
Все вскочили с мест и устроили беспорядочную пальбу. Она была опасна для обеих сторон, ведь мы не видели врага сквозь кроны деревьев, да и пули могли отскочить в любого из нас.
Но как ни считай, копья никогда не победят мушкетов. Дикари с воплями поспешили скрыться, оставляя в зарослях убитых. Помощник капитана скомандовал отбой, и мы стали преследовать их, не стреляя.
Вот показалось и поселение дикарей, где провел два долгих года их вождь дон Эстебан Рохас. Со смутным чувством он возвращался в свою вотчину. Выйдя на поляну,Рохас обогнал помощника капитана и встал в центре, на самом видном месте. Узнав своего властелина, попрятавшиеся дикари подняли головы, но потом, согнувшись, упали ниц перед своим вождем.
- Не стреляйте! - скомандовал Рохас и знаком приказал идти в сторону зловещего места, откуда уже сейчас доносились странные запахи.
Мы подошли к длинному примитивному вертелу, на который был насажен нагой человек. Все его тело было отбито дубинами и превращено в кровавое месиво. Снизу догорал костер, коптя сальные жилы. Левая рука до кости была уже изъедена, а голова, словно нахлобученная на тело, бестолково вертелась от порывов ветра.
Наверно, не каждый мужчина смог бы вынести подобное зрелище. Но донна Мария приблизилась к вертелу и, узнав в этом жалком человеческом обрубке своего возлюбленного, схватила его за голову, покрывая ее всю жадными поцелуями.
Череп задвигался, и Бартоломео сумел открыть один глаз. Другой уже начинал вытекать тонкой струей по изможденному черному лицу.
- Мария... это... он... - тихо проговорили его губы и онемели, готовясь к длительному молчанию.
Все было кончено, но женщина еще долго склонялась над обожженной головой. Наконец какая-то дерзкая мысль пришла ей в голову, и она, трясясь от гнева и рыданий, схватила мушкет у ближайшего воина и, громко крича, стала стрелять в дикарей. Те вскочили с воплями и попытались скрыться, но бойцы продолжали их доканчивать.
Поляну окутал густой дым, в котором смешались люди, нагие и одетые. Стоял неимоверный ор - кричали женщины и дети, и этот крик скорее напоминал предсмертный визг поросенка под занесенным острым тесаком.
Наконец помощник капитана приказал прекратить стрельбу. Мы оглянулись и, когда дым рассеялся, смогли рассмотреть более тридцати неподвижных тел на земле. Глубоко вздохнув, помощник капитана повернулся к женщине, пытаясь вырвать мушкет из ее рук. Но не тут-то было...
- Не подходите ко мне! - закричала она что есть мочи и разрядила мушкет прямо в грудь помощнику. Тот как подкошенный рухнул наземь.
Ошеломленные бойцы застыли в оцепенении. А донна Мария продолжала прицельно палить. Теперь ее целью стал дон Эстебан. Пуля попала ему в ногу. Он вскрикнул и зашатался. Я поддержал его, но тут же сам свалился наземь, едва не получив своей порции пороха.
Донна Мария, воспользовавшись всеобщей суматохой, бросилась бежать.
- За ней! В погоню! - прокричал дон Эстебан и заковылял так быстро, как будто не был только что ранен.
Полдюжины бойцов, оставшихся в живых, стали преследовать неукротимую женщину. Беглянка прекрасно стреляла, да и непроходимые кусты делали свое дело. Бойцы один за другим падали, навек утихомиренные амазонкой.
Нет-нет, больше никогда я не встречал подобных женщин, вобравших в себя все адские свойства под прикрытием ангельской красоты! О, она смело могла бы поспорить с любым мужчиной в стрельбе и беге, и как знать - может быть, во многом другом.
Уж как мы извелись с несчастным испанцем, который как никто другой прекрасно знал эту гиену в юбке! Он не был так ловок и быстр, да и раненая нога давала о себе знать. Вероятно, оставив его в кустах, я бы настиг амазонку, но теперь волей-неволей мы были связаны друг с другом.
Кое-как мы доплелись до берега по надоевшей до чертиков дороге. А там нам предстала картина, менее всего удивившая меня, но более всего - красавицу донну Марию.
Выбравшись из чащи и увидев корабль, она громко закричала и замахала руками. Но через миг - как громом пораженная - застыла на месте.
Вместо оставленного ею торгового испанского корабля донна Мария своими глазами увидела пиратскую шхуну, нашпигованную пушками. Пираты шумно гребли на лодках, торопясь к берегу. На их лицах была написана невыразимая радость, превозмогающая усталость и пережитые испытания.
Это были пираты с долгожданного "Пересмешника", который точь-в-точь к сроку привел Беко Варетти с Верзилой Пьером. Они вмиг взяли на абордаж перепуганого "испанца", с которым им довелось встретиться вторично по велению судьбы. Теперь же от подожженного испанского корабля остались жалкие ошметки, что плавали возле пиратской шхуны.
Почувствовав смертельную опасность, донна Мария двинулась было опять в сторону чащи. Но неожиданно для нее из-за кустов выглянул я, направив на нее дуло мушкета, и наш неожиданный союзник дон Эстебан Рохас.
Выскочив на берег шумной ватагой, пираты быстро окружили беглянку. Но никто из них не зубоскалил и не сквернословил по ее поводу, хорошо понимая, что перед ними женщина и что она - достойный противник.
Большой Цыган неторопливо подошел к донне Марии, спокойно забрал у нее мушкет и твердо произнес:
- Только не вздумайте снова падать на колени! Я нисколько не верю вам, лгунья! Не верю, ибо вы обманули даже своих сородичей. Ведь сокровищ на корабле не оказалось. Укажите нам место и...
- Ни за что!.. Я ненавижу вас всех! - сквозь зубы процедила амазонка. - Всех вас скоро вздернут на виселице. Всех!..
Ропот негодования пронесся по рядам пиратов. Никто из нас не жаловал пророков такого сорта. Мы готовы были быстро разделаться с ней. Но Беко сделал предостерегающий жест, и все покорно замолчали.
- Не будем говорить о таких печальных вещах, донна Мария. Один бог ведает, что произойдет с каждым из нас, - произнес он. - Я не сражаюсь с женщинами, хотя вы больше напоминаете мне демона в платье... Я готов отвезти вас и вашего мужа в Сан-Педро, если вы вернете нам сундук с сокровищами.
- Я не нуждаюсь в вашей опеке, - перебила его женщина. - И менее всего я нуждаюсь в своем бывшем муже...
Беко сузил глаза и, немного помедлив, приказал мне:
- Мигель, доставь ей удовольствие, дай обняться со своим супругом!
Я положил руку на плечо испанцу и подвел его к донне Марии.
- Мария, верни им сокровища, - мучительно выдавливая из себя слова, проговорил дон Эстебан, и я увидел, как его лицо мгновенно превратилось в старческое. - Капитан великодушно отдаст нам положенные две части. На вырученные деньги мы смогли бы вернуться в Испанию и, благодаря господу, зажить тихой и спокойной жизнью, подобающей людям нашего сословия. Я же со своей стороны обязуюсь никогда не упоминать о том зле, которое вы вместе с моим сыном причинили мне...
Терпеливо выслушав речь супруга, донна Мария учтиво поклонилась и, едва скользнув своим презрительно-зловещим взглядом по его лицу, торжественно объявила:
- Я одна знаю новое местонахождение сокровищ. Те люди, которые помогали мне перепрятывать их, уже никогда не смогут никому ничего рассказать. - Она сверкнула глазами и оглядела всех, наслаждаясь произведенным ею действием; затем, вглядевшись в лицо бывшего мужа, донна Мария хлестко бросила: - Я ненавижу вас, любезный дон Эстебан, и ненавидела всегда за ваше высокомерие и жадность. Это я подговорила вашего недоумка сына отравить вас. Но он оказался трусом и сделал все наполовину. Впрочем, ему хватило ненависти и жестокости бросить вас, своего отца, на съедение людоедам... Да, мне нравилось ласкать и нежить Бартоломео. Он все-таки был хорошим любовником, но чересчур скверным человеком... Капитан, - она обратилась к Большому Цыгану, - вы говорили, что я - лгунья... Да, я привыкла лгать тем, кто лгал мне. А теперь я не солгу. Будьте свидетелем, капитан. И все вы...
С этими словами и со зловещей ухмылкой она неожиданно выхватила небольшой кинжал, что был искусно ею припрятан в складках платья, и резким движением полоснула по своей трепетно вздымавшейся груди. Удар пришелся прямо в сердце, и кинжал вошел глубоко внутрь, пронзая грудь насквозь.
Я слышал прежде, что испанки способны были покончить с собой без вздоха сожаления, исполняя это мужественно и грациозно. Но чаще замечал, как они рыдали и вымаливали пощаду. Да, однажды я видел эту женщину на коленях, но тогда она просила за своего никчемного возлюбленного, истинную цену которому узнала позже. Теперь же она была необыкновенно прекрасна.
Единый вздох вырвался из наших уст. Мы подхватили ее окровавленное тело, крича и перебивая друг друга. Дон Эстебан захлебнулся от рыданий, приникнув к своей неверной супруге.
Кровь текла по его рукам, лицу и телу. Он купался в крови. Но все было тщетно. Она умерла в один миг, по своему собственному желанию, не испросив ни у кого совета, так, как умирали древние воины, не желавшие сдаваться в плен неприятелю.
И тогда же, я точно помню, мне подумалось, что никогда бы я не совершил подобного поступка, пускай изловили бы испанцы и сняли бы с меня кожу, - мне все равно не хватило бы духу убить самого себя.
(Продолжение следует)