Восемь посохов

Игорь Серышев
 Мы резали землю ножами, пытаясь достать хотя бы один драгоценный камень истины. Они же, глядя на нас, смеялись и называли нас глупцами, старцами, лишенными разума, а наши деяния – бессмысленной возней. Ревущая толпа кидала в нас камнями, но стоило в грязи сверкнуть изумруду или рубину, как ор уносило ветром, и каждый невежда тянул свои черные мозолистые руки, пытаясь кожей ощутить благословенный свет. Когда же один из нас кидал искрящийся кристалл в толпу, тот счастливец, что его поймал, умирал, раздираемый на части черными от копоти собратьями, погибал с выражением истинного счастья на окровавленном лице. Город черни и невежд ненавидел и, в тоже время, жаждал истину, как любит и ненавидит свое дитя мать.
 
Вечерами в садах, где цветут дивные магнолии и гордо стоят кипарисы, мы воскуривали ладан и фимиам, пытаясь призвать на помощь духов неба, которые указали бы место, в коем покоится вечная истина. Но духи молчали, не выказывая нам ни малейшего своего расположения. В один из вечеров к нам подошел слепой старик и сказал: «Истина во мне, я вижу ее». В другой день в сад кипарисов и магнолий пришла глухая старуха и сказала: «Истина во мне, я слышу ее». В третий вечер двое мужчин принесли больного ребенка, обернутого в красную простынь; то дитя не слышало и не видело, не вставало со скорбного ложа со дня своего рождения. И сказал ребенок: «Истина во мне, я чувствую ее, я вижу еёв звездах». И снова мы воскурили фимиам и ладан, и сказали нам духи: «Истина везде, не стоит искать ее». «Почему же толпа ненавидит истину, а, увидев её блеск, разрывают плоть друг друга, тщетно пытаясь глотнуть хотя бы одну каплю благословенного света?», - спросили мы. Но духи не ответили и улетели, заставив кипарисы махать им во след.
 
В тот вечер мы взяли восемь посохов и вышли в путь. Дитя в красной простыне указало нам звезду, под которой покоится вечная истина.
 
Мы шли, гонимые злыми колючими ветрами, солнце сушило нашу кожу, песок вырывал глаза. Дикие твари и пресмыкающиеся пили из нас жизнь, пытаясь заменить ее своим ядом. Но мы шли, и стремление найти истину для своего народа целило наши раны, заслоняло от песка и ветра, прятало от иссушающего солнца. В бездушной пустоши к нашему слабому костру подошел пастух. Он потерял свою отару, и уже третий год он скитается в поисках своего стада. В отчем селении его уже не ждут, как не ждут воинов, не вернувшихся из дальнего похода. И мы взяли его с собой, чтобы вечная истина открыла и ему свое лицо. Но он не выдержал перехода, и пески сжарили его ноги, солнце выпило из него жизнь, а ветер рассеял его прах в вечных высотах. Тогда один из нас сказал, что тот, кто не хочет всей душой истины, никогда не найдет ее.
 
Мы шли, а дожди пытались смыть нас в моря, шиповник и варежник раздирали нас в кровь, но стремление найти истину для своего народа целило наш раны и укрывало нашу плоть от ядовитых потоков. В черном лесу, где ночами светятся злые зеленые глаза, и летучие мыши громко хлопают крыльями, к нашему тихому огню подошел влюбленный. Он искал полночный цветок с лепестками луны, чтобы в день свадьбы подарить его возлюбленной. Но вокруг него только тернии и варежник, и злые твари, и он отчаялся найти воспетый в легендах цветок, и бродит по страшному лесу уже третий год. А в родном доме его уже не ждут, как не ждет возлюбленная, которая вышла замуж за другого. И мы взяли его с собой, чтобы показать, как прекрасна вечная истина. Но он не выдержал перехода, и тернии разодрали его плоть до костей, а ядовитый дождь просочился его останками в гнилую землю. Тогда один из нас сказал, что тот, кто сомневается в вечной любви, никогда не найдет вечную истину.
 
И мы дошли до одинокого монастыря над скалой, где денно и нощно трудились монахи. И тогда экзарх, который вышел нас встречать, весь в белом, как снег, сказал нам: «У каждого истина своя, и каждый верует в истину в себе». Мы рассказали ему про беды нашего народа, и он сказал, что народ – это земля, из которой только старательный садовник сможет выпестовать цветок. Словно листья, которые опадают, удобряя землю, так и народ – в одно поколение не познает истину, как в один год не вырастет богатый урожай. Экзарх дал нам фонарь своей истины, который должен был освещать наш путь, но свеча в нем быстро оплавилась и затекла салом, и нам пришлось опять держать дорогу по звезде, что указал ребенок, укутанный в красную простынь. И тогда один из нас сказал, что не найти истину, если путь освещает чужой фонарь.
 
Мы шли, и горы содрогались в потугах, как роженица, пытаясь осыпать нас градом камней, а хищные птицы клевали нам глаза, но стремление найти истину для своего народа было нашим зрением и панцирем, укрывающим нашу плоть от острых обломков. Взобравшись на самую высокую гору, мы увидели и город, и селения, и пустошь, и лес, и монастырь над скалой. И тогда один из нас сказал, что тот, кто ни разу не взошел на гору, никогда не найдет вечную истину.

Из седых облаков к нам вышли духи, схватили нас и ветром понесли на запад. И мы увидели заходящее солнце, а на востоке – вылезающую тьму, усеянную звездами. А когда ветер разжал свой крепкий кулак, мы упали на стерню, на поле, с которого недавно убрали хлеб крестьяне, но стремление найти истину для своего народа исцелило наши раны и укрыло нас среди ночи в желтых сырых скирдах. И тогда один из нас казал, что тот, кто никогда не падал, никогда не найдет вечную истину.
 
А наутро мы завязали друг другу глаза, и пошли через смрадные болота, где каждая кочка выдыхала зловоние, а змеи прятались в зарослях низкой травы. И мы вытаскивали из вязкого черного плена скот и людей, которых уже никто не ждет дома. И те радовались и плясали, не веря, что живы и дышат затхлым воздухом, пока темная жижа не засасывала их обратно. И тогда один из нас сказал, что тот, кто не ценит минуту радости и час смерти, никогда не найдет вечную истину.
 
А когда мы развязали друг другу глаза, мы увидели море, где одинокий рыбак закидывал и доставал из воды пустые сети. И он сказал нам, что выловил всю рыбу из моря, и теперь ловить уже нечего, кроме мертвых медуз и коричневых водорослей, пахнущих йодом. И три года уже он закидывает сети в воду, и достает их пустыми, потому что пахать или охотится он не умеет. И жена его не ждет уже, как не ждет море в лоно свое выловленную рыбу. Мы взяли его с собой, но он не выдержал перехода, прибой разбил его плоть о острое дно, а водоросли съели его останки. И тогда один из нас сказал, что тот, кто тратит время попусту, никогда не найдет вечную истину.
 
И мы пошли вдоль моря, по влажному песку; в соленых брызгах мы нашли пещеру под звездой, которую нам указало дитя, обернутое в красную простынь. И вошел в темное чрево сначала первый из нас, потом второй и третий, затем четвертый и пятый, а следующими - шестой и седьмой. И тот, кто остался последним, посмотрел на высокое голубое небо, на соломенный песок и бирюзовое море, на бурые скалы вдалеке и черный вход в пещеру, на облака, влекомые зовом ветра, и солнце, кормящее зреющие хлеба.
 
И тот, кто остался последним, отошел от темной пещеры и сказал, что истину найти нельзя - ее можно только постичь.