Богемщики

 
 


Холодным январским утром 1993 года злобный продюсер Трент Резнор встал с
 левой ноги, забил косяк и стал учиться ходить. Трент вчера купил себе
 котурны. Эти ботинки на 20сантиметровой платформе визуально увеличивали
 рост (Трент уродился недомерком), но ходить в них было проблематично. Вот
 он и тренировался. Сделал шаг – шишка на лбу. Сделал второй – шишка себе
 братика захотела. Трент доковылял до шкафа, нашел голубую скатерть,
 выволок бабушкину швейную машинку, соорудил себе повязку и привязал на
 лобешник. Тут в квартиру позвонили. Пришел Мэрилин.
 – Опять денег в долг просить пришел?
 – Нет, – сказал Мэрилин, – ты можешь дать мне свою машину?
 – В маршрутке езди.
 – Там от меня все пассажиры шарахаются. Вчера зашел в маршрутку, а
 кондукторша: «А-а-а, утопленник! С того света явился».
 – А куда тебе ехать надо?
 – Море замерзло, многие катаются по льду. Дашь машину?
 Резнор кинул ему ключи с брелком «Ниссан». Мэрилин поймал.
 – Когда вернешь?
 – Тебе сегодня на студию ехать надо?
 – Нет, сегодня у меня уборка.
 – Ну пока, – Мэрилин чмокнул его в щеку и убежал.
 Вернулся через 3 часа. Резнор открыл – руки в мыльной пене, в одной – таз,
 в другой – мокрые носки. За окном падали крупные белые хлопья, Мэрилин был
 весь в снегу, на правом глазу потекла тушь.
 – Машину в гараж поставил?
 – Нет.
 – Почему?
 – Она утонула.
 – КАК???
 – Там лед был тонкий, и передние колеса провалились. Машина стала
 погружаться. Я успел выскочить, даже не промок.
 – Где это было, мать твою за ногу?
 – Совсем возле берега, – сказал Мэрилин.
 Пошли искать машину. Снегопад усилился. «Ниссан» они не нашли, пришлось
 вызывать спасателей.
 – «Ниссан» наполовину погрузился, – сказал бригадир спасателей, - и его
 засыпало снегом. Будете вызывать вертолет, вытаскивать вашу машину?
 – Нафиг надо, вертолетом вытаскивать, чтоб на металлолом сдать, – сказал
 Трент, уплатил спасателям и обратился к Мэрилину: – Отрабатывать будешь.
 – Как? У меня денег нет.
 – Рабом.
 – В смысле – рабом?
 – Долговое рабство…
 И они заключили договор, что Мэрилин Мэнсон в счет возмещения стоимости
 утопленной машины «Ниссан» попадает в долговое рабство к Тренту Резнору на
 3 года и обязуется выполнять все его прихоти. Резнор заставил его
 подписать договор кровью.
 Так Мэрилин стал рабом. Готовил, мыл посуду и пол, ходил за хлебом,
 выносил мусор, штопал Резнору носки, делал ему массаж, расчесывал волосы,
 тер ему спину в ванной и нередко оставался на ночь – обслуживал Резнора в
 постели.
 Они не расставались и когда группа Резнора Nіne Inch Nails ездила на
 гастроли. Мэрилин тогда выступал только на резноровских концертах –
 публику разогревал.
 Дело было на концерте в Новом Орлеане. Мэрилин раскрутил Резнора на новое
 платье, надел его и как раз перед концертом порвал колготки. Мэрилин
 расплакался:
 – Что мне делать? У меня других нет.
 Он стоял посреди студии с колготками в руке и вытирал потекшую тушь.
 – Джентльмены, вы индифферентны к моим проблемам! – обвинил Мэрилин. –
 Кстати, где мои очки? Я что, в этих красных концертных линзах по улице
 пойду?
 – Ну иди, ты даже в юбке ходишь, – сказал Пого.
 Мэрилин подвалил к обхамевшему клавишнику, взял за ухо и поднял со стула,
 и тут оказалось, что Пого сидел на очках. Мэрилин заорал:
 – Будешь новые покупать, – и началась драка. Мэрилин, уворачиваясь от
 удара, налетел на вешалку, и она обвалилась. Все куртки полетели на
 грязный пол. Драка моментально прекратилась. Все схватили свои вещи и
 стали отряхивать.
 Открыв дверь пинком, вошел Резнор.
 – А ну убирайте тут свинюшник! Чего вещи на полу валяются?
 – Вешалка обвалилась, – сказал Твигги. – Надо прибить. Дейзи, быстро к
 соседям за молотком и гвоздями!
 – А чего я? – запротестовал гитарист.
 – А ты из нас самый цивильный!!! – гаркнули Твигги, Пого и Мэрилин хором.
 Студия Резнора «Ничтожная звукозапись» находилась в обычной квартире в
 девятиэтажке. Дейзи сбегал к соседям и приволок молоток и один ржавый
 гвоздь.
 – А кто будет эту вешалку прибивать? – вопросил Твигги. – Трент, ты гвоздь
 забъешь?
 – Я только косяк забъю.
 – А на фига ты назвал свою группу «Девятидюймовые гвозди»?
 – Слово nails в английском языке имеет 2 значения: «гвозди» и «ногти».
 Nine Inch Nails – «Девятидюймовые ногти».
 – Почему «Девятидюймовые ногти»? – не унимался Рамирес.
 – В честь Фредди Крюгера. Я с ним спал. Мне очень понравилось. И я назвал
 свою группу в его честь.
 Тогда Твигги протянул молоток Мэрилину:
 – Мэрилин?
 – Почему я?
 – А нам всем пальцы для работы нужны. А ты ни на гитаре, ни на клавишных
 играть не умеешь. Дерзай, Мэрилин!
 – Сами прибивайте вашу сраную вешалку, у меня беда! Несчастье! Я порвал
 свои единственные колготки, а они тут с вешалкой муздокаются, – сказал
 Мэрилин. – Вот, на коленке. И стрелка пошла.
 – А ты сделай вид, что, типа, так и надо, – предложил Трент.– Можешь еще
 порвать. – он взял ржавый гвоздь и изодрал мэнсоновские колготки. – Во,
 чума!
 – Что, под такое платье рваные колготки надевать? – уныло спросил Мэрилин.
 – Под платьем дырку на заднице не видно, – сказал Трент. – Платье снимай…
 – Стоп, но тогда будет видно, что у меня накладная грудь и из чего я ее
 себе сделал!
 – Из чего, покажи, – сказал Дейзи.
 Тут оказалось, что изобретательный Мэрилин засунул себе в лифчик шапку и
 шарф.
 – Достань это и вообще снимай лифон, – сказал Трент. – А вот бельишко твое
 черное типа корсета в тему. А ну повернись. Ну что это такое, белые трусы!
 Трусы оставь здесь. Колготки натягивай, – Трент выдернул ремень из джинсов
 Пого и присобачил Мэрилину на передок.
 –Ну что ты из меня сделал? – хмыкнул Мэнсон. – Как на помойке ночевал! А
 было нормальное платье и грудь!
 – Что я, трансвеститов недовидел? А так будет оригинальнее. Повернись. Не,
 чего-то тут не хватает. Щас перчатки мои старые концертные найду,
 татуировки твои дурацкие прикрыть.
 – Трент, почему дурацкие? – завыл Мэрилин.
 – Потому что татуировки – это не круто. Они в моде, они у всех есть, а то,
 что у всех есть, то не круто, а скучно и тупо, – популярно объяснил
 Резнор.
 Мэрилин подошел к зеркалу и обозрел свой прикид. Он был в высоких сапогах,
 рваных колготках с кожаным ремешком вместо трусов, в корсете и длинных
 черных перчатках. Вздохнув, он достал косметичку и подправил макияж. Тут
 зашел звукорежиссер Трента Шон Бивень, взглянул на Мэрилина:
 – Господи! – и перекрестился.
 – Мой продюсер лепит меня, как Пигмалион Галатею. Смотри, – Мэрилин
 показал Бивню руку. На пальцах у него были глубокие порезы. – Это от
 струн. Такими темпами, я и нотную грамоту выучу, когда Трент мне ее
 вдолбит!
 – Мистер Резнор, из какого подвала вы вытащили это убожище? – вздохнул
 Бивень. Мэрилин показал ему средний палец, а Резнор сказал:
 – Мне нравится – и народу понравится!
 –Я замерзну,– сказал Мэрилин.
 – В машине не замерзнешь, а на концерте не стой истуканом. А после
 концерта я тебя согрею. – пообещал продюсер.– Мало времени осталось! На
 выход!
 Публика пришла послушать «Hurt» и «Hope and vaseline», а в Мэрилина
 швырялась пивными бутылками и орала:
 – Что это за птенчик из Освенцима?
 – Швабра Бухенвальда!
 – Люди, это индеец! Сбежал из резервации. Видите, какой размалеванный?
 – Убирайся!
 В момент исполнения выстраданной Мэрилином песни «I am the pedophile’s
 dream, a messianic peter pan, just a boy, just a boy, just a little
 fucking boy, I can never be a man» из чьей-то меткой руки вылетела пивная
 бутылка и угодила Мэрилину в лобешник.
 – Вали отсюдова!
 Эх, порву рубашку и душу нараспашку! Мэрилин заплакал, разбил бутылку об
 микрофонную стойку и вонзил себе в сердце. До сердца не достал. Хлынула
 кровища. Мэрилин убежал с криком: «Мудаки!», за ним и вся разогревающая
 группа. За сценой Nine Inсh Nails курили косяки, дожидаясь своего выхода.
 – Что так скоро, мои бешеные друзья? – спросил Трент. – Тю, блин, Мэрилин,
 что с тобой???
 – Я умираю, – сообщил Мэнсон, пинком сбросил со стула клавишника NIN, упал
 туда и скукожился.
 – Вызовите ему скорую, караул! – переполошился Пого.
 – За скорую платить надо! – сказал Резнор. – Авось очухается?
 – Так, напиваться перед концертом – не по-декадентски, – сказал Твигги и
 вырвал у басиста NIN бутылку с самогоном. Обработал Мэрилину рану
 самогоном и замотал старой банданой.
 Публика орала: «Nine Inch Nails!!!» и была готова полезть сцену ломать.
 Резнор и его группа пошли успокаивать своих поклонников. Звукорежиссеры за
 сценой крутили пальцами у висков в сторону Мэрилина, а потерпевший,
 размазывая по образине косметику, хныкал на груди у Твигги. Гитарист
 гладил его по буйной голове и пророчествовал:
 – Милый, не парься понапрасну. Во всех на концертах бутылками кидаются,
 нельзя же так расстраиваться, тебе же петь надо. У нас еще все впереди.
 Запишем первый альбом, вот увидишь, мы с тобой еще полные стадионы
 собирать будем.
 – Сдохни весь Новый Орлеан, – сказал Мэрилин.
 После концерта к Резнору на сцену полезли поклонницы –
 обниматься-целоваться. Трент убежал от них прятаться за сцену. Борзые
 поклонницы настучали по морде дюжим охранникам и погнались за кумиром.
 Резнор и его барабанщик заскочили в туалет и заперлись там.
 – Они в нужнике! – орали поклонницы. – Нужник на абордаж! – и стали дверь
 ломать. Резнор с барабанщиком приперли дверь шваброй.
 – Тю, блин, вот дуры, – сказал Трент. – Я уже и ухи проколол, ленту
 голубую на лобешник привязал, они что, слепые?
 Барабанщик заглянул в окно.
 – Прыгнем?
 – Охопрел? Тут три метра, мы ноги переломаем.
 – Тогда я прыгаю, а они пусть тебя разорвут на сувениры,– сказал
 барабанщик, взял поганое ведро, вылил воду на пол, разбил ведром окно,
 влез на подоконник и прыгнул. Приземлился удачно. Сверху прыгнул Трент,
 упал на него, тот заорал:
 – А-а-а, я сломал руку!
 – Тю, блин, лучше бы шею – мы только гастроли начали!


  * * *


 Наступил май. Группы Nine Inсh Nails и Маrilyn Manson and the Spooky Kids
 поехали в лес отмечать день рождения Резнора. Ну что люди делают, когда
 «отдыхают» в лесу? Расстелив тряпку, раздеваются до трусов и напиваются.
 – Рок-музыкант в сознании масс либо пьян, причем в зюзю, либо удолбан,
 причем туда же. Братья, оправдаем доверие масс! – провозгласил Мэрилин.
 – За именинника, – налил Твигги.– Трент, мы все тебя любим, просто в
 рутине серых будней забываем.
 – Нечему радоваться, тридцатник скоро,– сказал Резнор.
 – Всегда есть чему радоваться, – толкнул его Твигги, – лето уже пришло!
 Мэрилина разжарило, и он отошел подальше, прилег на плоский камень и
 закрыл глаза. Компания пекла картошку в костре и орала: «Живи до ста лет».
 Мэрилин прикемарил, и тут почувствовал – кто-то укусил его за бедро. Он
 подумал – это кто-то из своих прикалывается, открыл глаза…
 – А-А-А-А-А!!! ЗМЕЯ!!!
 – Мэрилин, чего орешь?
 – Гадюка, – вопил Мэнсон, – меня укусила гадюка!!!
 – Ой, где она??? – перепугался Пого и уставился в траву.
 – О-о-о, – орал Мэрилин, дрыгая ногами, – я умираю!
 – Не умирай, – Твигги бросился к нему, задрал на нем юбку и стал
 отсасывать ему яд из раны.
 – Надо в город ехать, – сказал Резнор, – везти его в больницу.
 Все побросали вещи, попрыгали в машину и поехали в Новый Орлеан. Резнор
 вцепился в руль и гнал на максимальной скорости. В аварию не попал, зато
 попался на глаза гаишникам. Гаишники ему махали, кричали, он не
 остановился, но номер машины они сфотографировали. Резнору было не до них
 – он несся в больницу. Мэрилин на заднем сиденье выкаблучивался:
 – Я умираю!..
 Приехали в больницу, Мэрилина осмотрели, и оказалось, что это была не
 змея, а уж…
 Резнор вернулся домой, и ему позвонили из полиции:
 – Вы на черном «Опеле» с таким-то госномером превысили скорость. Ждем в
 полицейском участке. С вас штраф и вы лишаетесь прав.
 – Отметил деньрожденьице, блин!
 Так у Трента Резнора отобрали права. С тех пор прошло две недели, и каждый
 день он часами сидел в интернете – взламывал базу данных ГАИ. Никто не
 знал, что он тут потихоньку нарушает закон, даже Мэрилин, который заявился
 на «Ничтожную звукозапись» и стал клянчить:
 – Трент, дай полтинник!
 – Я тебе вчера давал на карманные расходы. На что хоть потратил? Тю, чего
 ты губы надул? Держи.
 Мэрилин поцеловал Резнора в губы и засунул деньгу в лифчик.
 – Прогестерон приобрел, – рассказал он и вытащил из сумочки ампулу и
 шприц.
 – Про…чего? – поинтересовался Трент, наблюдая, как Мэрилин ищет вену. – Я
 такую дурь еще не пробовал, оставь мне полдозы!
 Мэрилин протянул ему шприц, Резнор задрал рукав и ширнулся.
 – Тю, блин, оно что, для начинающих? Я вообще ничего не чувствую.
 – Почувствуешь через пару недель иньекций. Щеки станут гладкие, как у
 девушки, о таком явлении, как эрекция, вообще забудешь, очень удобно, и
 бриться не надо – ненавижу бриться!
 Мэрилину с продюсером очень повезло – Резнор был спокойный. Даже узнав,
 что он вколол себе женский гормон, Трент молвил:
 – Предупреждать надо было, мать твою за ногу, – и уткнулся в компьютер.
 Мэрилину стало скучно. Он вытащил из-за шкафа свой мольберт и полметра
 чистого холста. Натянул ткань и куском графита набросал чью-то страшную
 рожу с выпученными глазами.
 – Привет! – на «Ничтожную звукозапись» ввалился Твигги. – Один опять
 вирусы выращивает, второй еще одного гопника рисует.
 – Это вампир в одуванчиках, – сообщил художник. Твигги приблизился к нему,
 обнял за талию:
 – Как это ты левой рукой рисуешь? Ты ж пишешь правой.
 – Ханжеские стереотипы морально закомплексованного общества, Gott verdamme
 euch. Нивелировка индивидуальности. Меня переучили. Интересно, кто-нибудь
 переучивал Леонардо да Винчи? Пошел он, сейчас другие классики! Трент, что
 ты видишь в этом черном квадрате?
 – My fucking life!
 – А Малевич говорил, что черный квадрат – это солнце.
 – Дурью маялся, – не восхитился Трент.
 Пока он это произносил, прибыли Дейзи, Пого и Оливия.
 – А где Бивня забыли? – спросил у них Резнор.
 – Бивень не придет.
 – Он в больнице.
 – А что с ним? И Пого! Я одалживал тебе свою видеокамеру.
 – Вот, пожалуйста! – и Пого достал из сумки мокрую видеокамеру.
 – Через полчаса, – сказал ему Трент, – принесешь сухую. Работающую. С
 пленкой. Что стоим? Греби, греби в «Аудио-видео-технику».
 – Уж сколько раз твердили Тренту – не раздавай ты свои вещи. Мораль сей
 басни такова – ломать их будут бесконечно, – продекламировал Мэрилин. – А
 что ты с ней сделал, Пого?
 – Ну что, что… Мы ж в Новом Орлеане недавно, – сказал Оливия. – С нашим
 уважаемым продюсером пока альбом не допишешь, с «Ничтожной звукозаписи» не
 выползешь. Вот мы и решили пойти посмотреть город. А с собой взяли Бивня,
 потому что он местный.
 – После экскурсии в бар «Адское похмелье» пошли на реку, – продолжал
 Дейзи.– Мы там встали на мосту, придуривались, такие кадры пропали! А
 Бивень снимал на камеру.
 – Ну дал я ему подержать, – покаялся Пого. – А на этом долбаном мосту был
 сильный ветер, и он уронил камеру.
 – Пого заорал: «Эту камеру я одолжил у Резнора. Будешь за ней нырять.
 Парни, хватай его!» Мы схватили Бивня и бросили в речку, – поведал Твигги.
 – С высоты? – ахнул Мэрилин.
 – Ни фига, он выплыл! – сказал Твигги. – И камеру вытащил!
 – Чувак, ты совсем охопрел? – меланхолично спросил Трент у Пого.– В
 «Аудио-видео-технику».
 – Я думал этими деньгами заплатить за квартиру…
 – Не надо было дурью маяться.
 Пого отбыл, а Резнор отвернулся и уставился в компьютер, глубоко
 убежденный, что весь мир дурью мается, кроме него, светилы компьютерной
 премудрости. И тут сбылась его мечта – он взломал базу данных ГАИ, стер
 оттуда всю информацию,а вместо нее нарисовал черта с надписью: «Не буди
 лихо, пока оно тихо».


  * * *


 Солнечный луч пробился сквозь зашторенное окно. Мэрилин проснулся и сразу
 потянул щупальца к лежащему на тумбочке мобильнику. Перевернулся на живот,
 задрав и скрестив ноги, и залюбовался цветным дисплеем. Он извлек из
 сумочки блокнот и занес в телефонный справочник мобильника пару десятков
 номеров. Хотел послушать рингтоны, но под боком у него спал Резнор, и чтоб
 не разбудить, Мэрилин решил заняться чем-нибудь тихим. Выволок из сумочки
 ярко-розовый лак и покрасил все 20 ногтей. Сходил умылся и решил, что пора
 будить продюсера. Нагнулся и поцеловал его.
 – Доброе утречко!
 – Принеси похавать!
 Мэрилин поплелся на кухню, заглянул в холодильник – ни одного яйца. Тогда
 соорудил бутерброды – с сыром, с паштетом, с шоколадной пастой, сварганил
 кофе и потащил в спальню. Резнор положил подушку повыше и стал чистить
 апельсин. Мэрилин куснул бутерброд, опять схватил мобильник и набрал SMS:
 «Зиг хайль!»
 – Не налюбуешься на сокровище? – сказал Трент.
 Мэрилин упал ему на грудь и стал покрывать поцелуями его лицо и шею.
 – Трент, я тебя так люблю! Я тебе каждые полчаса звонить буду.
 Резнор сунул ему в зубы дольку апельсина.
 – А зачем названивать? Остался бы со мной, и мы бы вообще не расставались.
 Ну почему ты не хочешь жить у меня? – он обвил руками талию Мэрилина и
 заглянул ему в глаза.
 – Я тебе уже говорил. Встречаясь как любовники, люди предстают друг перед
 другом в самом лучшем своем виде. Каждая встреча превращается в праздник.
 Интервалы между оными стимулируют взаимный интерес. А пялясь друг на друга
 25 часов в сутки, люди вынуждены наблюдать организмы друг друга в самых
 вульгарных проявлениях, все мелкие недостатки типа вонючих тапочек и
 рваных семейных трусов, либидо девальвируется, для разговора остаются две
 темы – кто пойдет выносить мусор и кто за хлебом. Donnerwetter, как все
 это не по-декадентски!
 – А я и так с тобой 25 часов в сутки, даже когда мы порознь, – сказал
 Резнор. – Я буду рядом с тобой всю жизнь.
 – Верлен и Рембо тоже сначала так думали, а что из их совместной жизни
 получилось! Трент, ты такого же хочешь???
 – Просто мне очень скучно. А ты – единственный человек, который вообще со
 мной дружит.
 – Любишь – помоги мне клеить обои!!!
 – Да, блин, я ж тебе обещал. Вот сейчас приласкай меня и пойдем клеить
 твои хреновы обои, – сказал Резнор и стал его раздевать, целовать, а
 Мэрилин, подставляясь, взвизгнул:
 – Эксплуататор! Тебе ночью мало было?
 Пока Резнор со спущенными штанами трудился над голой задницей Мэрилина,
 испускавшего душераздирающие стоны, проснулся сосед сверху.
 – Ну достал соседушка! Развел тут голубятню, днем на пианинке брякает,
 ночью мужиков водит, и утром поспать не дают!
 Сосед взял пустую пивную бутылку и бросил Резнору в окно.
 Дзынь!!! Осколки разбитого стекла полетели в комнату колючим дождем.
 Мэрилин, весь в сперме и вазелине, подскочил к окну и обозрел разрушение.
 – Сосед сверху бутылку кинул, – сказал он. – Трент, пошли выбивать ему
 зуб.
 – Та ты шо! Нафиг надо унижаться перед слесарем из жека. Я вчера только
 гаммы сыграть успел, звонок в дверь, там этот гопник стоит – я ему, типа,
 мешаю. Чтоб я тут еще объяснял всякому быдлу, что пианист должен играть
 минимум 4 часа в день, чтоб не разучиться.
 – А как же ты будешь жить с разбитым окном?
 – А мне по фигу, сейчас тепло!
 Пока Резнор ходил умываться, Мэрилин натянул платье и свалил в подъезд. Он
 поднялся этажом выше, наклонился к соседской двери и засунул два пальца в
 рот. Разукрасив своим завтраком соседскую дверь и порог, Мэнсон вернулся.
 – Мэрилин, куда ты лазил? К соседу? Дурью не майся.
 – У меня то преимущество, что меня не удерживают никакие соображения
 теоретического или морального порядка, – заявил Мэрилин. – К сожалению,
 это не я придумал. Это слова Адольфа Алоизовича Гитлера.
 – А мне Гитлер по фигу.
 – Ну, поехали ко мне, – вздохнул Мэрилин. – Обои клеить.
 Резнор опять получил права и снова ездил на «Опеле». Мэрилин запрыгнул в
 машину, и у него зазвонил мобильник.
 – Кто мне с утреца фашистскую SMSку прислал?
 – Привет, Твигги, это я!
 – С чьего мобильника деньги гробишь?
 – С моего. Трент вчера подарил.
 – Вау! Мой самый щедрый любовник подарил мне свои темные очки.
 – Ты морально готов к трудовому подвигу?
 – Я уже в маршрутке. Еду к тебе.
 – Трент тут тоже удумал помочь ликвидировать хаос в моей берлоге. Один
 день совместного напряга – и я больше не буду спотыкаться об этот рулон
 обоев, маясь, какие тараканы повелели мне их купить.
 – А ты поллитру поставишь?
 – Поставлю, поставлю вам поллитру, я ж обещал! Но сначала поклеим обои.
 Через полчаса троица расстелила на полу обоину. Твигги с Трентом держали,
 а Мэрилин мазал клейстером. Потом они налепили обоину на стенку.
 – Джентльмены, вы ее криво присобачили! – обвинил Мэрилин.
 – Отдирай и сам переклеивай! А я пойду руки помою.
 – Твигги, я не Иисус Христос, а ты не Понтий Пилат, чтоб тут умывать руки!
 – Она уже прилипла, пусть висит, сказал Трент. – Давайте клеить вторую.
 – Надо сначала холодильник подвинуть! Трент, бери с той стороны…
 – Та ты шо, я ничего тяжелее гитары в руках не держал!
 – Ой, что ж он такой тяжелый… – простонал Рамирес. – Мэрилин, может,
 вытащишь из него все содержимое?
 – Ты думаешь, от этого легче станет? – Мэрилин изобразил глубокий скепсис,
 но хавчик из холодильника потянул. Вытащив 3х-литровую банку с малиновым
 вареньем, Мэрилин водрузил ее на стол:
 – Меin Gоtt, да тут плесени полбанки! Вроде сахара много положил, когда
 варил. И в холодильнике стояла…
 – У тебя по углам паутины до фига, убери сначала, а потом обоину туда.
 – А где? Я не вижу.
 – Вот!
 – У меня на правый глаз –7, а на левый –11! Сам убирай, если видишь.
 Твигги взобрался на шаткую табуретку и взмахнул веником. Примерно таким
 жестом он разбивал свою гитару на концертах. Тут криво приклеенная обоина
 отвалилась и накрыла Рамиреса, а с ней отвалился и здоровый кусок
 штукатурки. Твигги потерял равновесие на трясущейся табуретке и при
 падении зацепил веником банку с вареньем. Банка разбилась, и вся малина с
 плесенью оказалась на расстеленных обоях.
 – Тю, блин!
 – Gоtt verdamme dich!
 – Вот повезло, и клеить не надо, и поллитра цела!
 Мэрилин и Твигги вытерли малину, подмели осколки и выкинули погубленные
 обои в мусоропровод.
 – После такого стресса мой организм нуждается в ланче, – сказал Мэрилин.
 – У тебя хлеба нет, – сказал Трент.
 – Так, кто пойдет за хлебом?
 – Хозяин! – ухмыльнулся Твигги.
 – Уйди, старушка, я в печали! Будем тянуть жребий. Кто вытащит сломанную
 спичку – отправляется за хлебом.
 Вытянул Резнор. Мэрилин выпроводил его и сказал:
 – Так и не усовершенствовали дизайн моей берлоги.
 – А я ж специально, а то лень была возиться, – ухмыльнулся Твигги.
 – Да я сам протупил. Богемщик по своему менталитету испытывает глубокое
 отвращение к физическому труду, а я тут удумал эксплуатировать богемщиков
 в роли пролетариев. Твигги, ты прав, заниматься украшательством быта – не
 по-декадентски, наше сознание превалирует над бытием, – изрек Мэрилин,
 подобрал отпавший кусок штукатурки и выкинул в окно.
 – А если кому на голову?
 – Сегодня сосед Трента сверху бутылку из окна выбросил и стекло ему
 разбил. Наше общество хоть и обзавелось мобильниками, компьютерами и
 машинами, но по общему уровню культуры эквивалентно средневековым буржуа,
 кидавшим из окон содержимое ночных горшков и картофельные очистки.
 – Ну если ты такой умный, сам не кидайся! А что Трент, когда ему окно
 расколошматили?
 – В момент метания тары доблестным соседом Резнор как раз меня агитировал,
 как было бы хорошо нам жить вместе. Чтоб я жил в окружении таких добрых
 соседей!..
 – Вау, Мэрилин, ты что, отказался??? Ты однокомнатную снимаешь, краны
 текут, стены разваливаются, а у него своя, трехкомнатная, в центре!
 – Я не клошар, и когда тебе предлагают пойти к кому-то жить, должна
 нравиться не токмо квартира, но и хозяин. А мне Трент не нравится!!!
 – Да если б он мне предложил, я бы!.. Мне бы такого, как твой Трент. Он
 мужик хороший, просто немного нудный. Зато не жадный, спокойный,
 уравновешенный, к тому же на мордочку симпатичный.
 – Мордочка так ничего, но не Дориан Грей.
 – А помнишь, что сказал главный менеджер Intercоpe Recоrds, когда Трент
 пытался ему всучить твой сингл. Что мы – отстойный дилетантский проект,
 ребята во дворах на акустических гитарах лучше играют, а наш продюсер
 благотворительностью занимается, потратил деньги на запись альбома группы,
 который никто не покупает… Да если б не Трент, мы с тобой до сих пор бы
 играли в задрыпанных гей-клубах и записывались у Дейзи на домашнем
 двухкассетнике.
 – Здесь ты апеллируешь к его кинетической энергии, а это тоже не
 перпетуум-мобиле. Потому что ты с ним просто работаешь вместе. Ты не
 штопаешь ему носки и не таскаешь завтраки в постель.
 – А что тебе – трудно? Ты за ним, как за стеной…
 – Афоризм жутко банален и к тому же неизящен. «Как за стеной»! У меня эта
 фраза ассоциируется с тюрьмой. А может, ты и прав. Действительно, как за
 стеной его привычного сплина. У Трента есть такая маничка – он безумно
 хочет всем нравиться и при этом не нравится никому, ибо ему самому ничего
 не нравится. Он об одном поведать может – что ему скучно. Газет не читает,
 телевизор не смотрит – ему это не интересно! Скудоумный, невежественный,
 узколобый плебей, варвар, чукча, весь лексикон коего – «тю, блин», «та ты
 шо» и «мне по фигу». И аутичный до ужаса. Я его развлекать должен. И мне
 очень трудно притворяться. Очень.
 Твигги громко фыркнул.
 – Бедный Трент, как у него сейчас уши горят! Мэрилин, да у тебя у самого
 обычное состояние не сильно веселое.
 – Настроение индивидуума зависит не от неких атмосферно-геграфических
 условий, а от поведения окружающих. Здесь не люди, а манкурты расползлись,
 как каракурты!
 – Фу, не парься! Жизнь прекрасна, и мы прекрасны, – наставительно изрек
 Твигги, поднялся на цыпочки и нежно поцеловал Мэрилина. Мэнсон погладил
 его по голове:
 – Солнышко, только ты светишь в моей беспросветной жизни…


  * * *


 Резнор организовал съемки дебютного клипа Мэрилина. Клипмейкер запросил
 столько, сколько стоили все клипы Nine Inch Nails вместе взятые. Певец в
 пиджаке и цилиндре с энтузиазмом корчился перед камерой, а помимо Мэрилина
 и его группы были привлечены два лилипута из заезжего цирка и детишки в
 местном Диснейленде.
 – За такие деньги можно было и что-нибудь поэпатажнее снять, – не
 впечатлился продюсер. – Этим барыжным приколам сто лет в обед: червивые
 яйца, хоть бы твои, а то куриные, насекомые, манекен с вываливающимися
 пластмассовыми кишками, полуголые девки – скукотища!
 – Зато тут запрещать нечего, – сказал Мэрилин. – Ведь цензурой запрещены
 все твои клипы, правда, Трент?
 Резнор пошел пристраивать «Dope hat» на МTV. Там сказали, что будут крутить его
 только после полуночи.
 – Зато я им меньше заплатил, трансляция в ночном эфире дешевле, – утешал
 своих Резнор.
 – Наши целомудренные масс-медиа, стражи у цитадели фарисейства, – закатил
 глаза Мэрилин.
 – Да прям, вас сразу в прайм-тайм надо, – скуксился тот, чьи клипы все
 были запрещены цензурой.
 – Да, потому что мы самые красивые! – возгласил Твигги.
 Зато с «Рокерским радио» Мэрилина посетил облом. Резнор притащил им две
 песни: свою «Deep» и мэнсоновскую «Саke and sodomy». Так «Deep» взяли, а
 «Саkе аnd sоdоmу» – нет: «Этот текст не для радио».
 Трент сочинил «Maybe just once» и позвал на запись Твигги – подыграть ему
 на виолончели. NIN собрались, прибыл Бивень – только что выписался из
 больницы.
 – Как там твое двустороннее воспаление легких? – спросил у него клавишник
 NIN.
 – А вы думали, я не выживу? Ко мне только Резнор заходил – я ему звонил,
 просил принести что-нибудь поесть.
 – Ты ж его видеокамеру утопил, а он заставил Пого новую покупать, – сказал
 гитарист NIN.
 – Я за эту камеру здоровьем заплатил! Он простил.
 – Я бы не простил. Ни у кого часов нет? Мои остановились. По радио время
 прверю, – сказал басист NIN, включил «Рокерское радио», а там как раз
 крутили «Deep».
 Тут вошел Твигги с виолончелью и с Мэрилином.
 – Людям не нравится, когда им рассказывают, кто они есть, – сказал
 Мэрилин. – Конечно, они отказались от публицистики о нашем больном
 вырождающемся обществе, чьи обывателюсы вульгарисы с одинаковым успехом
 ходят в церковь и к проституткам, предпочтя тупущую песенку о любви и
 страдании. Пусть Трент в ней сыграл на рояле, синтезаторе, гитаре,
 саксофоне и басу, но до поэта он никогда не дорастет.
 – Твои тексты просто не слышно за говенным однориффовым хард-роком 70х. Я
 сколько раз твой альбом пересводил, а толку, все-равно звучит, как
 рок-группа из школьного подвала, ритм-секция барыжная, потому на радио и
 не взяли.
 – Привет, Трент, – поздоровались NIN с новприбывшим. А у Мэрилина
 понеслась душа в рай:
 – А почему ты «Strange same dogma» песню забраковал, что в альбом не
 вошла?
 – Она нудная.
 – Потому что там упоминается Алистер Кроули?
 – А из какой он группы?
 – Чукча! Алистер Кроули – пастор секты сатанистов, очень хвалил Адольфа
 Алоизовича Гитлера, скончался в Англии от передозировки в 47м году.
 – Мне религия по фигу, – сказал Трент. – А сатанизм – ***ня.
 – Господи, с каким варваром я связался!
 – Давай вместе поплачем, – хихикнул Твигги и усадил Мэрилина к себе на
 колени. – Хлюп, хлюп…
 – Не лей крокодиловы слезы! Я плакать не бу…
 – Вот и чудненько, – Твигги стал его щекотать, а Мэрилин облизал ему лицо.
 – Мэрилин, пошли косяк забъем, – Резнор схватил его за руку, согнал с
 Твиггиных колен и утянул в коридор.
 – Я не курю, забыл?
 – Мэрилин, если ты еще не на****овался, то хотя бы не у меня на глазах,
 ладно? Тю, блин, тебе типа меня мало, но задумайся на секундочку, что мне
 тоже может быть обидно. Ты к нему даже в клипе полез целоваться!
 – Трент, отрасти себе бороду!
 – Какую?
 – Синюю!
 – Блин, я не Синяя Борода, но я верен тебе.
 – А я полигамен. Мне нравится Твигги, потому что он неунывающий оторванный
 чувак, и мне нравишься ты, потому что ты спокойный и серьезный, вы очень
 разные, но я к вам одинаково хорошо отношусь.
 – Мне жаль, что ты такая свинья.
 – Хватит выяснять отношения, аппаратура готова к записи! – из
 звукорежиссерской высунулась голова Бивня.
 Что там с Твигги, тут все свои, но настал день, когда… Впрочем, все
 по-порядку.
 Направляясь на репетицию, Мэрилин на подходе к «Ничтожной звукозаписи»
 встретил своего гитариста.
 – Зиг хайль!
 – Мэрилин, с какой это девкой ты обнимался на концерте Реаrl Jаm?
 Белобрысая, в косухе, но в миниюбке и на шпильках, – сказал Твигги. –
 Цилиндр твой меряла.
 – Я? На концерте Pеаrl Jаm? Ты же знаешь, я не слушаю гранж! Ты меня с
 кем-то перепутал.
 – По Новому Орлеану много народу в цилиндрах ходит! Почему ты со мной не
 пошел?
 – Я не знал, что ты туда пойдешь!
 – Я в курсе, что ты не слушаешь гранж, вот тебя и не приглашал. Так кто
 она, Мэрилин?
 – Трейси Лордс. Ведущая модель агентства «Идеал». Она имеет честь быть
 знакомой с гитаристом Реаrl Jаm, и он нас бесплатно провел.
 – Вау, как ты замутил с этой моделью?
 – Она моя поклонница, пристала ко мне после концерта в Род-Айленде.
 Оказалось, что она тоже из Нового Орлеана.


  * * *


 – У меня такое плохое настроение, когда идет дождь, мне хочется пойти на
 могилу Чарли Мэнсона и плакать по неприкаянной душе моего гуру. Завтра как
 раз 24 года со дня его казни, – рассказал Мэрилин, потягивая абсент через
 соломинку.
 – Я сегодня буду пирожки печь для нашего пикника! Ты какие любишь – с
 луком, с вареньем, с мясом?
 – Я все люблю.
 – А во сколько встретимся? Только днем, вечером я боюсь.
 – Ну давай я к тебе в полдень зайду. Я фруктов принесу.
 – ОК! И гитару не забудь, ты говорил, что дорогой покойник петь умел, вот
 и сбацаешь мне что-нибудь из его репертуара.
 – Трейси, ты хочешь праздник устроить? На могиле, в день, когда человек
 закончил жизнь на электрическом стуле?
 – Он закончил, а мы-то живы! – сказала Трейси Лордс, ковыряя ложечкой
 мороженое. – Подумаешь, какого-то мракобеса казнили за человеческие
 жертвоприноше- ния. Это только повод встретиться!
 – А нам нужен повод, чтобы встретиться, Трейси? – хихикнул Мэрилин,
 схватил блондинку за руки и обцеловал ей пальцы. Тут у него зазвонил
 мобильник.
 – Мэрилин, ты где?
 – В бар «Адское похмелье» забежал. Дождь пережидаю.
 – Мне скучно. Приезжай ко мне.
 – В дождь?
 – Ну и что?
 – У меня зонтика нет!
 – А я тебя хочу!
 – Давай когда дождь кончится, хорошо?
 – Я за это время совсем загнусь!
 – Когда кончится дождь – приеду, – повторил Мэрилин и отключился.
 – Кто это звонил, Мэрилин? – спросила Трейси.
 – Резнор. Мой продюсер.
 – Когда дождь кончится, – повторила Трейси. – А он сегодня кончится? А мне
 еще в агентство переться!
 – Удачи на кастинге, – Мэнсон расцеловал ее в обе щеки.
 – Это формальность, мне уже пообещали главную роль, – заявила Лордс. – Как
 фильм называется?
 – «Развратные блондинки».
 Когда Мэрилин ждал маршрутку, везущую в сторону ПМЖ Резнора, на остановку
 из распахнувшихся дверей переполненного троллейбуса вывалился Твигги.
 Вышли две старухи и зашло еще 10 человек, и тролль уехал, а Твигги не смог
 втиснуться на подножку. Мэрилин позвал его. Поболтав о том, как мир тесен
 и о погоде, Твигги сказал:
 – А я Трейси Лордс видел!
 – Где?
 – В фильме «Между ног»! Там всего одна блондинка была. Имя прочитал в
 титрах. – Воистину, мир тесен, – больше Мэрилину сказать было нечего.
 – Твоя поклонница! – фыркнул Твигги. – Да на ней печать ставить негде. Ты
 еще общаешься с этой шалавой?
 – Конечно, – сказал Мэрилин, – она – первая девушка, которая обратила на
 меня внимание!
 – Твоя первая девчонка? – Твигги скорчился от смеха.
 – Да, она сделала меня мужчиной!
 – Вау, поздравляю! Ну и как?
 – Супер.
 Резнор в тот дождливый день наконец дождался Мэрилина. Вечером, смывая в
 ванной следы любви Трента, Мэрилин прихватил мобильник и позвонил Трейси:
 – Ну как кастинг?
 – Этот козел вчера битый час на меня онанировал, обещал роль, и отдал ее
 другой!
 – Давай ему стекла побъем! Ты знаешь, где он живет?
 – Конечно! – Трейси сказала адрес. – Приезжай ко мне СЕЙЧАС! У них там щас
 корпоративная вечеринка, а я ушла. Пойдем и побъем! Я жду! – и
 отключилась.
 Мэрилин запаниковал – Резнор же не выпустит!
 – Мэрилин, – напомнил о себе из спальни продюсер, – приготовь кофе!
 – Трент, у тебя доза есть? – отозвался Мэрилин.
 – Один косяк остался, ну еще трамадол есть, но я такое не употребляю, типа
 снотворное, такое только от ломки, когда ничего другого под рукой нет.
 А Мэрилин как раз себе фенобарбитал купил. Налил кофеек, кинул туда свой
 фенобарбитал, и, зная, где Резнор держит наркотики, нашел трамадол,
 добавил в кофе и притащил Резнору эту отраву. Трент лежал на спине и
 забивал последний косяк.
 – Фу, пожар хочешь устроить? Нельзя вообще курить, тем более в постели!
 – Бросай курить, вставай на лыжи, вместо рака будут грыжи, – сказал Резнор
 и залпом выпил кофе.
 Через полчаса снотворное подействовало. Убедившись, что Трент отрубился,
 Мэрилин выпрыгнул из кровати, оделся и помчался на остановку. Приехал к
 Трейси в последней маршрутке.
 – Ну наконец-то! Сказал по телефону, что щас, полтора часа ждала!
 – Надеюсь, оный козел еще не вернулся. Как зовут-то козла?
 – Его – Джим Саус. Нашего агентства и небольшой видеокомпании хозяин.
 Пока Трейси вела машину, с каждой минутой приближаясь к дому Сауса,
 Мэрилин сидел как на иголках. Он вообще пошутил, предложив стекла побить.
 Тут у Лордс мотор заглох. Она задергала за все рычаги – бесполезно.
 – Это знак – не идти туда, – сказал Мэрилин.
 – У этой старой кобылы периодически такое случается. Зато не угонят! Вылазь.
 – Пешком??? Трейси!
 – Тут недалеко! Это последние девятиэтажки, дальше будет частный сектор,
 сначала там нормальные дома, а потом особняки стоят. В одном из них он и
 живет.
 Пошли пешком. По дороге встретили компанию пьяных ниггеров-старшеклассни-
 ков. Ниггеры били фонари. Трейси прижалась к Мэрилину и потянула его на
 другую сторону улицы.
 – Вон там его дом!
 – А там кто-нибудь еще живет?
 – Он холост, днем домработница приходит.
 – У него собака есть?
 – На цепи нету, а во доме спаниель.
 – Забор новый строит, – огляделся Мэрилин, – кирпичный. Будет чем окна
 бить!
 Он подобрал кирпич, подошел поближе и шваркнул в темное окно. Дзынь! У
 соседа залаяла собака. Отозвались другие.
 Мэрилин и Трейси побили все стекла на первом этаже, посекундно
 оглядываясь, как бы соседи не проснулись. Трейси подобрала осколок кирпича
 и запулила в окно на втором этаже. Попала!
 Тут, светя фарами в темноте, в переулок въехал джип.
 – Долбоебы, пристрелю!!! – заорал водитель.
 – Это Саус, – прошептала Трейси. – Бежим!
 Мэрилину повторять не надо было. Парочка бросилась вниз по переулку.
 Машина – за ними. Вскоре переулок так сузился, что джипу было не проехать.
 Саус заорал, что найдет и уроет, и поехал домой.
 Трейси и Мэрилин выскочили с другого конца переулка и отправились искать
 Трейсину машину. Она так и стояла возле недостроенного магазина на узкой
 темной улице. Откуда-то неслись пьяные вопли. Трейси села за руль,
 помучилась минут 15, и машина завелась.
 Когда добрались к ней домой, было 3 часа ночи.
 – Как думаешь, он меня узнал?
 – Хочется верить, что было темно и далеко.
 – Мне тоже.
 Опять пошел дождь. Мэрилин сказал:
 – Ну все, осень пришла, завтрашний пикничок отменяется!
 – Тогда съедим все сейчас, по-любому не заснем, – сказала Трейси и
 повытаскивала свои пирожки – с глазками-изюминками, с ушками и пятачками
 из теста. – Прикольные?
 – Хрюшки!
 – Попробуй, они еще и вкусные!
 – Трейси, они ж с мясом!
 – Ага! И борщ поешь, – Трейси достала термос.
 – Борщ – вас ист дас?
 – Это супчик такой, обалдеешь, – Трейси разлила из термоса по тарелкам,
 поперчила и кинула туда сметаны. – Ну как?
 – Супер. Как ты все успела?
 – Для пирожков тесто купила. Но я умею тесто заводить, и вязать умею!
 Правда! Когда ты будешь моим мужем, я свяжу тебе носки. И буду тебя хорошо
 кормить, а то ты такой худенький, бледный, – Лордс засунула ему в зубы
 пирожок.
 Покормила и уложила в постель.
 – Я хочу, чтоб ты кусал меня за соски, – инструктировала Трейси, – да,
 оближи меня! Поцелуй меня сюда и сюда. Теперь ты можешь войти в меня,
 только не останавливайся, целуй меня, гладь меня!.. Мэрилин, мы у меня
 будем жить или у тебя?
 – Не знаю, подумаю над твоим предложением!
 – Что там думать! Я все умею по хозяйству. Я и краны чиню, и гвозди
 забиваю.
 – Охотно верю после твоего борща. Трейси, не царапай мне спину, больно!
 – Я буду тебе хорошей женой, верной. Нагулялась уже.
 Совсем не было претендентов на бедную Трейси.
 В 8 часов утра Мэрилин полез в карман косухи за мобильником – нет
 мобильника. Зато обнаружил там ключи от «Опеля» и квартиры, сигареты,
 спички. Только сейчас до него дошло, что он вчера в потемках схватил
 косуху Резнора – у них были одинаковые куртки. Трейси обиделась, что он
 так рано уходит. Мэрилин не стал доедать вчерашний борщ и понесся на
 маршрутку.
 Открыл дверь резноровским ключом, прислушался – тихо. «Меin Gоtt, я что
 его вчера, отравил???» Мэрилин скинул косуху и кроссовки и прокрался в
 спальню. Наклонился над Резнором, потрогал его – фенобарбитал с трамадолом
 еще действовали. Мэрилин перекрестился. Он прилег на грудь продюсера и
 погладил его по голове.
 Трент разлепил ресницы.
 – Ты здесь, – дохлым голосом сказал он. – Блин, мне снилось, что я тут
 один.
 – Тебе волосы красить пора, – сказал Мэрилин, – опять седые корни
 пробиваются. – И подумал: «Еще одна такая ночка – и я тоже поседею».
 – Ты уходить собрался? Побудь со мной, – Трент обвил руками талию Мэрилина
 и уткнулся лицом ему в колени.
 – Ты что?
 – Очень плохо себя чувствую.
 А Трейси позвонил Джим Саус.
 – Ты уволена!
 – Почему, сэр?
 – Не придуривайся, знаешь, за что! – сказал Саус. – Я на тебя в суд подал!



  * * *


 – Ответчица Нора Луиза Кузьменко, истец Джим Саус подал на вас иск за
 хулиганство и умышленное причинение вреда его имуществу, вам грозит год
 тюрьмы и штраф в 5кратном размере стоимости пострадавшего имущества истца…
 Мисс Кузьменко, она же Лордс, стала божиться, что всю ночь дома была и о
 разбитых саусовских стеклах только на суде узнала.
 – Истец утверждает, – завывал адвокат Сауса, – что ответчица била стекла
 не одна, а с каким-то незнакомым истцу парнем.
 – Не знаю, это была не я! – твердила Трейси.
 Когда она шла домой с заседания, ее в подъезде подстерегли два дюжих
 охранника Сауса. Они встали с двух сторон и сказали:
 – Признавайся, и что за хмырь с тобой был, скажи! Ухи откусим!!!
 На следующем заседании Трейси во всем призналась – и что окна била, и с
 кем била, и где его найти.
 Мэрилина вызвали в суд. Услышав про статью и штраф в 5кратном размере, он
 выпучил глаза:
 – Я не знаю, кто такой Джим Саус, где он живет, и кто такая Нора
 Кузьменко!
 – Возможно, известна вам как Трейси Лордс, модель, – помог саусовский
 адвокат.
 – Она работает моделью? – Мэрилин пожал плечами. – Она заходила к нам
 после концерта, трясла коробкой с твердокаменными кексами и клянчила мой
 автограф. Больше я с этой девушкой не встречался.
 – А Нора Кузьменко утверждает, что вы вообще ее бойфренд и помогали ей
 бить Саусу стекла в ночь с 14 на 15 сентября.
 – О, я не мог ассистировать этой леди в битье стекол, поелику ту дождливую
 ночь провел с моим продюсером. В его квартире, – уточнил Мэрилин.
 Вызвали в суд и Резнора. Трент поклялся, что Мэрилин всю ночь с ним был.
 Трейси засудили. У нее не было денег уплатить штраф, и у нее конфисковали
 машину. При конфискации нашли там упаковку ЛСД.
 На Трейси открыли еще одно дело – за хранение наркотиков.
 – Для личного употребления, – хныкала Трейси.
 – За хранение больше чем 10 граммов ЛСД вам увеличивается срок, – сказал
 судья и посадил ее в тюрьму по двум статьям.


  * * *


 Перед концертом в городе Кантоне к Мэрилину пришла смерть и перерезала ему
 горло косой. Мэрилин видел свое распоротое горло, болтающиеся обрывки
 голосовых связок, капающую кровь. Но ему не было больно. Смерть сказала:
 – Я сижу в женской тюрьме № 2. Почему ты не носишь мне передачу?
 Из распоротого горла Мэрилина вырывался только хрип и брызгали капельки
 крови.
 – Какой ты подлый, – грустно сказала смерть. – Сам предложил побить
 стекла, а на суде сказал, что меня не знаешь и привел мужчину, который
 сказал, что всю ту ночь тебя имел. Железное алиби. А я просто хотела выйти
 хоть за кого-нибудь замуж, уйти из агентства и больше не раздвигать ноги
 перед камерой. Завтра на концерте ты не сможешь петь.
 – Мэрилин, заштопай мне носки! – крикнул Трент, стукнув в дверь, чем
 разбудил Мэнсона.
 Пока Мэрилин штопал, к нему в номер заглянул Твигги и предложил
 позавтракать в ближайшей кафешке.
 – Между прочим, на концерте будут мои родители, – сказал Мэрилин. – Я им
 вчера позвонил, обязательно придут.
 – В родном городе Мэрилина Nine Inch Nаils играют у него на разогреве, а
 не нао- борот, – ухмыльнулся Твигги.
 – Так забежал бы к предкам, пока время есть, – с набитым ртом сказал
 Трент.
 – Когда я в последний раз их видел, они мне запретили переступать порог их
 дома.
 – Почему, расскажи! – сказал Трент.
 – Единственному сыночку! – сказал Твигги.
 – Еще когда я работал в газете, я завел себе змею. Кормил ее белыми
 крысами из зоомагазина. И они у меня постоянно убегали и лазили по всему
 дому. А как-то раз змея тоже уползла и заползла к родителям в постель…
 – Ну если придут во дворец спорта, покажешь их мне, сироте, – сказал
 Твигги.
 – Хоть посмотрю, что такое обычная семья, – молвил Трент.
 – Ты что, тоже сирота???
 – Когда мне было 5 лет, они расстались, папаша скрылся в просторах
 Вселенной, а мамаша спихнула меня на бабушку, а сама быстренько за другого
 мужика вышла, скрыв от него мое существование, а себе девочку родила, –
 поведал Трент.
 – А меня вообще чужие люди воспитывали, – признался ему Твигги. – Я мать
 помню плохо, а отца никогда не было. Я был совсем маленьким, когда она
 меня продала одной бездетной женщине. А потом мачеха родила троих
 близнецов. Тут муж ее и бросил! Вот мачеха нас и поднимала, на трех
 работах вкалывала. Братцы меня поколачивали, что я им не родной… Что
 зыришь, домохозяйкин сын??? – обратился он к Мэрилину…
 – Твигги, ты потомок Нострадамуса, – сказал Мэнсон своему гитаристу после
 концерта. В зале стояли все знакомые Мэрилина, включая его бывших
 одноклассников, а Резнора восприняли как нудный довесок, за который еще и
 платить пришлось, даже под его лебединую песню «Нurt» вяло похлопали.
 Трент обиделся, разбил свою гитару и ушел, не допев песню «The оnlу timе».
 – Барыжный город! – сказал он.
 И тут раздались крики:
 – Пустите! Мы к сыну идем! Dоnnеrwеttеr!
 Мэрилин высунулся из гримерки. Два охранника сдерживали мужика и тетку,
 рвавшихся вовнутрь.
 – Это мои предки, – крикнул Мэнсон, – пустите!
 – Яблочко от яблоньки, – буркнули охранники, но вняли.
 Уорнер-старший был в черной футболке с надписью «Маrilyn Маnson» и
 накрасился, как Мэрилин. Барбара Уорнер, правда, выглядела цивильно.
 – Сына, сыночка!!!
 – Чувак совсем охопрел,– пробормотал Трент. Уорнер-старший вмиг
 развернулся к нему:
 – Wer ist er?
 – Это мой продюсер, – сообщил Мэрилин.
 – Паспорт! – гаркнул папенька. – Паспорт покажи!
 – Водительские права подойдут? – саркастически осведомился Резнор.
 Барбара Уорнер обнималась и шепталась с Мэрилином, а Уорнер-старший глянул
 в права:
 – Майкл Трент Резнор. Ах ты Миша Резник пархатый! Да мой отец твоих
 соплеменников в Бабьем Яру расстреливал, а щас мой сыночек у тебя на
 харчах! Sсhmach!
 – С сыном бы пообщался, чем у всякого жида пейсы выдергивать, – попеняла
 Барбара мужу.
 – Мэрилин, предупреждал бы, что твои родители – шизофреники, – процедил
 Трент. – Пойду косяк забъю!


  * * *


 – Получается, нам задерживают гонорар только потому, что твой батя –
 нацист. А мы здесь при чем? Это твой батя его оборал, а не мы! Вот иди,
 извиняйся, что хочешь делай, но чтоб гонорар нам выдали, – наседали Дейзи,
 Твигги, Пого и Оливия на Мэрилина.
 – Он со мной не разговаривает, – Мэрилин взглянул поверх книжки (ему было
 нечего делать в гастрольном автобусе, и он решил перечитать Ницше).
 – Записку напиши, – мудро посоветовал Пого, после чего Мэрилину пришлось
 тащиться в хвост гастрольного автобуса. У Резнора была такая постная рожа,
 что ни Бивень, ни музыканты Nine Inch Nails не приближались к нему,
 предоставив ему предаваться сплину и аутизму.
 Мэрилин подсел к нему, взял под руку и задушевно произнес:
 – Трент, родной, не дуйся…
 – Ты мне больше не дружок и не писяй в мой горшок, – высокомерно ответил
 продюсер.
 – Милый, но я же не виноват, что мои родаки такие старомодные. У них до
 сих пор рядом с распятием портрет Адольфа висит над столом, вывезенным
 моей бабушкой еще из Берлина. Поверь, я не такой, я считаю, что глупо
 поднимать вопрос о национальности в стране, где каждый – сын или внук
 эмигрантов.
 – А ты – сын и внук шизофреников.
 – Вообще да, но у папы и дедушки никогда не было справки.
 – В синагоге никогда не был, родственников в Одессе и Тель-Авиве вроде как
 не имею, – маялся Трент.
 – Прости, ну пожалуйста, прости, – Мэрилин повесился ему на шею и погладил
 по щеке. И в конце концов своего добился. Торжественное примирение было
 увенчано сеансом фелляции. Наблюдавшие Дейзи и Оливия пожали друг другу
 руки:
 – Ну все, они помирились, теперь он выдаст нам гонорар!
 Мэрилин проглотил, вытер рот и только его открыл, чтоб спросить о
 гонораре, но взглянул в окно и вместо этого заорал:
 – Смерть пришла!!!
 На гастрольный автобус несся «Камаз» с песком. Дорога была узкая, а
 «Камаз» выписывал зигзаги своим драконьим телом. Водитель рокерского
 транспорта рванул руль влево, съехал с дороги и врезался в стойку бигборда
 «Курите сигареты Винстон». Нос машины всмятку, водитель в синяках,
 пассажиры где сидели, там упали, но никто не травмировался. Осатанелый
 «Камаз» пронесся мимо, а рокерам пришлось останавливать частника и сулить
 ему долларовые горы, чтоб прицепил к бамперу гастрольный автобус и дотащил
 в ближайший город в автомастерскую.
 Согласился мусоровоз. Дотащил он их в городишко Франкфорт. По райдеру
 следующий концерт должен был быть в городе Цинциннати, посещать Франкфорт
 никто не собирался, и всю дорогу Резнор грызся со своим водителем, кто
 будет платить за ремонт. Когда покалеченный гастрольный автобус занял
 место в автосервисе, а мусоровоз уехал, считая заплаченные ему рокерами
 деньги, группы Nine Inch Nails и Marilyn Manson and Spooky Kids
 неприкаянно побрели по улице, не зная, как убить время. Представители NIN
 тянули в какой-нибудь бар. А Мэрилин углядел на столбе объявление:
 НА ПОЖЕРТВОВАНИЯ ВЕРУЮЩИХ
 ПОСТРОЕН НОВЫЙ КАТОЛИЧЕСКИЙ СОБОР
 БОГОСЛУЖЕНИЯ ПРОВОДЯТСЯ КАЖДЫЙ ДЕНЬ
 – Наверно, единственная местная достопримечательность, – сказал Мэрилин. –
 Хочу в собор! Помолюсь там, чтоб больше никакой гадости не случилось. Кто
 со мной?
 – Сдрысни в тюбик! Только люди вышли из состояния обезьян, сразу начали
 придумывать себе богов, – сказал Трент.
 – Какие обезьяны? Бог создал мир! – возразил Мэрилин.
 – Ты ж у нас сатанист, – удивился клавишник NIN.
 – Я – католик. Просто аudienda est et altera pars, с ортодоксальной точкой
 зрения я знаком, теперь знакомлюсь с программными документами
 богохульников, это интересно, они ж ведь тоже в Христа верят. Трент,
 пойдешь со мной?
 – Нафиг мне нужна секта христиан.
 – Но ты же не знаешь, как найти собор, – сказал Твигги.
 – Адресок на объяве. Пошли поспрашиваем у прохожих, как доехать на эту
 улицу. – Твигги, ты что, боговерующий? – проскрипел Трент.
 – За компанию и жид удавился, – светло улыбнулся Рамирес и подхватил
 Мэрилина под руку.
 – А прохожие не разбегутся? – хмыкнул Бивень. Мэрилин и Твигги считали,
 что выглядят цивильно (Мэрилин был в оранжевой водолазке и розовой
 миниюбке с белым ремнем, а Твигги – в розовом топике и камуфляжных штанах
 с распущенными черными кудрями до пояса), поэтому они хором фыркнули и
 удалились.
 Но молитвы в франкфортском католическом соборе не помогли Мэрилину. На
 концерте в Цинциннати он под песню «I put a spell on you» подскочил к
 своему гитаристу, стянул с него штаны и при всем честном народе сделал ему
 минет. Твигги стоял, нагло ухмыляясь. Под песню «Lunchbox» (песня
 душевная, в ней Мэрилин признается, что когда ему было 8 лет, его
 изнасиловали старшеклассники в школьном туалете) Мэрилин поджег ударную
 установку, разделся догола и плясал вокруг нее. А в качестве декорации
 висел американский флаг. Мэрилин сдернул флаг, завернулся в него и стал
 кататься по сцене, после чего его стошнило. После концерта Мэрилина
 забрали в полицию. Два дня Резнор обзванивал все цинциннатские больницы,
 морги и полицейские участки… Полицейские согласились отпустить Мэрилина
 под залог. Трент расстался с энной суммой и увел из полиции свое
 сокровище. Мэрилин рассказал, что сначала ниггеры-полицейские избили его,
 обчистили карманы, а потом потащили на психиатрическое
 освидетельствование, где Мэнсон был признан вменяемым.