Иду ночью по дачному поселку, попукиваю. А что ж не попукать-то ночью? Ведь тишь да гладь, оконцы в домиках светятся. Подуставшие горожане выехали якобы на природу, чтобы в полукомфортабельных домишках, стоящих через каждые двадцать метров, основательно обожраться алкоголем, называя это отдыхом. Но и горожане уже подустали, свалились грузными, пахнущими костром мешками, на скрипящие кровати, оставив на столах срач, пустые бутылки и истерзанные тремя аккордами гитары.
Редкие фонари подсвечивают пар изо рта и жиденький дымок гаснущих костров. Черный-черный лес впереди грозно машет лапами сосен, но кого он пугает, дурик! Уже весь вдоль и поперек перехожен. Ничего-то там и нет, кроме раздавленных грибов, упавших шишек и гниющих окурков. Пойду пройдусь по опушечке. Лес-то хоть и не страшный, но таинственный, как и всякий любой лес ночью. Перепрыгнул через канаву, хлюпнув приземлился в мелкую лужу. Какая-то мелкая птица вспорхнула из-за куста. Что-то глухо булькнуло в канаве. Вдохнув полной грудью смолистый сосновый запах, двинулся вглубь, слегка проседая в размякшей от дневного дождя почве. И ведь разумом ведаю, что все вокруг - лишь движение воздуха, птиц и насекомых, но вслушиваюсь настороженно в каждый скрип, каждый всполох во тьме. И так шорох за шорохом навинчиваю себя потихонечку, накручиваю свою фантазию, открывая чакры своей паранойе.
Остановился перевести дыхание. Полез в карман непромокаемой зеленой куртки, выудил сигарету, покрутил зачем-то между пальцев, хоть это и нехарактерный мой жест. Достал потускневшую, но такую надежную Zippo. Чиркнул дважды. На третий огнонек разгорелся, нервно прыгая осветив руки. Наклонился было сигаретой к пламени, как вдруг оно высветило бледное плоское лицо с черной впадиной рта, выскочившее из темноты и резким выдохом затушив огонь.
Зажигалка выпала из разом ослабевшей руки. Чудовищная доза адреналина ворвалась в мозг. Ноги сами понесли меня прочь, не разбирая дороги. Трижды падал я, спотыкаясь о пеньки и кочки, в кровь расцарапав колени, пока не ударился впотьмах лбом о шершавое тело стройной полувековой сосны. Все поплыло перед глазами. Ноги подогнулись, как у пьяного. Рухнул на траву, ударившись кобчиком о корни.
Ветер, как показалось, задул еще сильнее. Кусты шуршали, роняя листья. Внезапно из-за просвета между стволов ударил резкий белый свет, ослепив и заставив прижаться к стволу. Отбросив многометровую тень, в свете появилась человеческая фигура. Ошеломленный, я даже не мог определить, какого роста, не говоря уже об очертаниях. Видно было только шляпу на голове. Фигура трижды повернулась вокруг своей оси, резко выкинула руку вверх и высоким голосом выкрикнула "Йау!" Заиграла музыка. Какая-то известная до боли музыка, как привет из восьмидесятых. Такая знакомая-знакомая мелодия с ритмом, под который хочется притопывать ногой. Ту-думдумдумдум-ту-думдумдумдум. Фигура, вибрируя и искажаясь, как помеха в телевизоре, разделилась еще на три человека, и все они начали синхронно выполнять движения руками и ногами,выкидывая коленца, вставая на носки и прикрывая лицо шляпой. Разнесся крик "трилла!!!" и все три фигуры стали изображать лунную походку, причем находясь при этом в воздухе. Свет за их спинами начал пульсировать. Сначала медленно, потом резко и стремительно, как стробоскоп. Фигуры замерцали и постепенно срослись в одну, на глазах увеличивающуюся в размере. Музыка становилась все громче, а фигура - все ближе. Я уже начинал различать волосы, ниспадающие из-под шляпы и скуластое безносое лицо, обтянутое почти прозрачной кожей. Огромные горящие глаза приближались к моему лицу.
Внезапно музыка стихла, хотя свет продолжал пульсировать все с той же бешеной частотой. Лицо склонилось передо мной. Я услышал высокий, как будто металлический голос, хотя готов поклясться, что существо не открывало рта:
- How old are you?
- Twenty four! - выдохнул я на автомате.
Лицо исказила расстроенная гримаса. Режущий слух голос ворвался в мое сознание:
- Tooooo o-o-old!!!
Свет погас так же неожиданно, как и возник. Ветер стих. Некоторое время я боялся пошевелиться, хотя уже чувствовал, что все миновало. Тяжело поднялся и побрел. Как добрался до дома, не помню. С тех пор я не отваживаюсь гулять по ночам в предместьях ранчо Неверленд.