- Здравствуй жопа Новый год, приходи на елку. – Борис Моисеевич хлопнул рукой по стопке бумаг на своем столе, и весело уставился на меня. – Федюня, ты чего такой убитый? И глаза красные, чем ты занимался всю ночь? И где?
Я откинулся на спинку стула, и устало вытянул ноги. Все тело ныло, голова словно набита ватой, в глазах – ощущение песка.
- Здрасьте, Борис Моисеевич, где… в Караганде. – Я ходил в любимцах у начальника, поэтому мне позволялись такие вольности. – Больше ни в жизнь не поеду на поезде, устал, как собака.
- Как дела в Эн-ске? – Б. М. сделал вид, что не слышит моей последней фразы – еще бы, на самолет у него никогда не было для нас денег. – Надеюсь, там все кошерно?
- Натюрлих, - буркнул я, поняв, что в следующую командировку, придется ехать тем же транспортом. – У меня всегда все кошерно. Завтра отчитаюсь, а сейчас я бы домой и поспал немного… сутки не спавши.
- Днем спать вредно – ночью не заснешь. Напиши отчет, а потом иди. – Борис Моисеевич становился неумолим, когда дело касалось исполнения «професион де фуа». – А почему ты не спал, кстати, что еще делать в поезде? – Он удивленно посмотрел на меня, а потом понимающе подмигнул и усмехнулся. - Небось, девку зацепил? Смотри, Федя, привезешь домой триппер…
Как у любого мужчины, чей возраст подошел вплотную к климактерическому периоду, его шутки отличались повышенной сальностью. В остальном же, Б. М. был приятным человеком, легким в общении, веселым и вполне адекватным. Однако про девку он сейчас сказал зря - это снова вернуло меня к пережитому...
«Зацепил девку», подразумевало дальнейшее уединение, хотя бы на какое-то время, иначе это действие, не имеет никакого смысла. Я же, уединиться не мог, так как билет мне достался последний, и был он в плацкартный вагон, верхняя боковая полка, ближайшая к двери в тамбур… Сначала, я не увидел в этом ничего страшного, и даже посмеялся про себя – мол, все в этой жизни надо попробовать. Однако вскоре, мне стало не до смеха. Пробравшись через завалы сумок и каких-то мешков, обклеенных крест-накрест коричневым скотчем, я, не без труда очутился возле своего спального места. На полке, расположенной под моей, сидела маленькая, круглая старушка, в буром платке и телогрейке.
- Здравствуй, сынок, - сказала она, подозрительно оглядев сначала меня, а потом – мою пижонскую, дорожную сумку. – А где ж твои вещи, милой?
- Все здесь, бабуля, - я весело подмигнул, еще более насторожившейся бабке. – Думаешь, небось, что я жулик - пришел по твои разносолы?
- Ниче я не думаю. – Бабка поджала губы. В ее понимании, человек, путешествующий с небольшой сумкой на лямке, через плечо, как минимум был сомнителен – ведь в нее не влезла бы даже банка маринованных огурцов. Она еще раз неодобрительно посмотрела на меня, и тут же проявила свойственное ее полу, но не свойственное возрасту, ехидство. – Ты, сынок, чогой-то больно длинной, смотри, на полку-то не влезешь…
Я посмотрел на свою полку и веселое настроение, растаяло, как снег в апреле. Мой рост, метр восемьдесят семь вполне можно признать стандартным, во всяком случае – не экзотическим, однако полка оказалась короче, сантиметров на тридцать. Стараясь не паниковать раньше времени, я снял куртку, и, сложив ее пополам, засунул под подушку. Затем, спрятал сумку под бабкино ложе и запрыгнул наверх. Попытался улечься на спину, и понял, что длина полки - еще не вся проблема: согнутые в коленях ноги, не умещались по высоте.
- А ты на бочок, на бочок, - посочувствовала сердобольная женщина из купе напротив, с трудом оторвавшись от поедания поджаристой куриной ножки. – И ноги посгибай. Влезешь, все влезают.
«Подавись ты», - злобно подумал я, и нежно улыбнулся доброхотке. Легче мне от этого не стало, так как, когда я, наконец, занял единственно возможное положение – на левом боку, ноги согнуты - мои колени, вылезли, чуть ли не на середину прохода. И в эту самую минуту, населению вагона, срочно понадобилось отлить… процесс оказался перманентным и затянулся на ночь. Мне пришлось принять в нем непосредственное участие, так как единственный работающий туалет, естественно находился за той дверью в тамбур, возле которой спал я. Пассажиры, чавкая, поглощали домашние пирожки, жареных кур и прочую снедь, запивая все это, бесчисленными стаканами чая, и очень мочегонным пивом. Не мудрено, что после таких интенсивных упражнений, их неудержимо потянуло слиться с природой, окропив содержимым своих желудков, великую среднерусскую равнину. Мои колени являлись последним препятствием, на трудном пути к облегчению, а они, привыкли брать штурмом любые преграды. Железные люди - если и не целиком, то в области плечевого пояса – совершенно точно. Я испытал это на своих ногах, и теперь, никто не убедит меня в обратном. Но даже если меня и не пихали, пробираясь мимо, то через секунду, я все равно просыпался, от хлопанья тугой тамбурной двери, или истошного рева унитаза. Впрочем, если быть честным до конца – два человека, передо мной все же извинились – и я им благодарен, ибо в этом ночном кошмаре, едва не погибла моя вера в человечество.
Выслушав эту грустную историю, Борис Моисеевич засмеялся:
- Когда мне было столько лет, сколько тебе, я мог спать утром в электричке, стоя, как лошадь. – Он пригладил рукой остатки волос на голове. – А по ночам был занят, ты догадываешься чем. – Он хитро подмигнул мне.
- Разгружали вагоны с цементом на товарной станции? - рискнул предположить я.
- Свободен, - не оценил шутку Б. М. – Отчет мне на стол, а потом – спать. И чтобы завтра был как огурчик.
Я вывалился вон, и прямо за дверью кабинета наткнулся на секретаршу Леночку. Она двигалась мне навстречу, держа в руках подносик, на котором уютно расположились чашечка чая и вазочка с узорчатым печеньем.
- Леночка, ты ангел, - закричал я, схватил чашку и не давая ей опомниться, залпом выпил теплый, сладкий чай. – Спасительница ты моя. А почему печенья так мало?
- Федька, дурак, - засмеялась Леночка. – Меня Б. М. сейчас убьет. И печенье не трогай, последнее.
Она поставила поднос на стол, и ласково погладила меня рукой по плечу, параллельно стряхивая своими тонкими пальчиками какие-то крошки с рукава моей куртки.
- Умотался, бедный? – она ласково посмотрела мне в глаза.
- Все нормально, - мне не хотелось, чтобы меня жалели. – Что я, вот наш шеф в молодости, он по утрам в электричке…
- А ну тебя, - Леночка улыбнулась и цокая каблучками пошла в подсобку, наливать директору новый чай.
Я же потащился в отдел, дополз кое-как до своего стула и рухнул на него, как подкошенный. Силы кончились, а с ними за компанию отключились и мозги. Срочно требовался допинг, желательно – лошадиная доза. «Лошадиная доза, - подумал я. – Спать стоя, как лошадь, лошадиная фамилия…». Я засмеялся – фамилия Б. М. была Коневич. Смех немного меня взбодрил.
- Совсем плохой, сам с собой смеешься, - сказал из-за соседнего стола Витька Лимонов, мой коллега и приятель. – Что, Моисеич отчет заставил писать?
- Витька, будь другом сделай кофе, - попросил я его. - А ты знаешь кстати, что у нашего шефа – лошадиная фамилия?
Витька глупо заржал и схватив чайник, галопом поскакал за водой.