Откуда я мог знать...

Сергей Вомифле
Такое было уже, случается и будет происходить вечно... Этого надо просто не бояться, просто хотеть...

Откуда я мог знать, что это будет так! Первые скупые строки на сайте друг другу – где-то есть интерес, где-то просто вежливость, затем будни – и ты забываешь о нем и его же забывчивой памяти… Но какая-то ниточка уже натянулось – через наш интерес и взаимное любопытство, ведь не просто писали – ждали что-то взаимное, пусть и самое простое, но интересное… И вечное «а вдруг!», а если и не вдруг, то и не помешает - пусть все будет нести хоть какое-то разнообразие в серые будни! Несколько раз ниточка обрывалась – и встреча была мнимой, и казалась вообще несбыточной, и не несла никакой функции – ну есть лишняя страничка с трогательной надеждой, чей-то файлик в общей папке, где мусор чистишь, и он растет как на дрожжах… Чувствовал, человечек занят, он не спешит, он имеет свой ритм, а менять его не мне и не нам – только ему! И вечные скупые строчки – от вялости мысли, занятости или абсолютной неважности происходящего - вопросы и догадки. Но только одно «я помню тебя» меня и сдерживало выбрать два клика - «поместить» и «очистить»… Я долго ждал звонка, а там были проблемы, встречи, пивко после рабочей круговерти, дни рождения. Но созвонились! Ох, как было трудно общаться – я так и не мог выяснить, откуда такая заторможенность – под кайфом он или образ медленной энергии очаровал серые клетки и они тащатся от лихорадки импульсов в чужой голове, или такая глобальная размеренность как стиль поведения - на грани полного пофигизма… Важно ли это было – нет, просто все накрывалось очередной картой несовпадения и двигалось к размещению всего в разряд «проехали»…
Человек не скрывал: 3 года на героине, выбрался, завязал сам; я не верил – консультировался у спеца: «Сам? Невозможно. Никогда». Зачем мне это надо было? А потому, что все-таки встретились, посмотрели в глаза друг другу – и стал частичкой меня – сразу, тут же, как только он подошел ко мне в метро. Молодой, симпатичный – какие там 29, ему и 25 дашь с трудом. Действительно ли героин тормозит все, даже старение, даже жизнь и останавливает ее уверено и безжалостно, долго, мучительно и навеки. Речь все та же – медленная, растянутая, может быть продумывает, но чрезмерно скупится, лишнее - не для него, и эта аксиома сидит на троне и застит. А может дело в последствиях тех черных трех! Нет – такой есть, такими генами награжден природой, или все-таки… Но он разговаривается, он становится быстрым, остроумным, с искорками восхитительных фраз, звучных, даже талантливых… Посредственности нет – есть индивидуальность... В нем чувствуется сила – и я верю ему – он может делать свою судьбу сам, он и завязал весь этот земной ад своими руками – туго, скрипя, мучаясь, но уверенно и безжалостно к писклявым запросам своего повелителя. Вскользь, со злостью, через страшные отрывки воспоминаний, упоминал тот кошмар, который погрузился в ум, мышцы, суставы, где боль, нестерпимая и не покидающая, неугомонная, давила мозги, сердце, сокрушало силу воли и остатки терпения. А он выдержал… Но пьет, может и не так катастрофически запущено, но проблема есть, а ее осознанность минимальна – они же молодые, они веселятся, им так здорово. Пока – да, потом – нет: лично вытаскивал некоторых друзей из этой милой удавки, и до сих пор стена в их голове есть – только мордобой, жесткое промывание мозгов, личный авторитет как-то хлорируют сие дерьмо до приемлемого уровня, но и то часто припахивает… А тут Он, и я хочу БЫТЬ РЯДОМ. И с ним эта вся грязь не совместима, и ведь я - частичка его, а она у меня в нем - еще крошечная и слабая - далека от всего этого, она умрет, зачахнет в сердце человека, забывшего о ней, мне, нас...
Есть искренность! А может снова чудиться – в жизни такого было много, но я вижу глаза – они редкость, они даны только волчонку, но с отсутствием злобы – только живость, спокойствие, безмятежность, глаза свободного человека, но от кого свобода? Нужна ли она?Зеленые, ближе к бурому, и все оттенки зависят от света, и широкий серый ободок радужки пьянит – я смотрел и видел мир живущего, еще такой мутный, непонятный, пугающий, непредсказуемый, но нековарный! И все подкупает, обезоруживает, и спокойствие уносит тебя в мир блаженства… И снова острая боль: думай, мЫсли – от куда такие интриги на работе, когда человек готов к предательству, – «зачем» и «почему» снова в голове… Его ли это суть? Нет, не его – он другой… Или мне так хочется?
Я целовал его губы – просто сел рядом и поцеловал, и не мог прекратить – каждую минуту меня тянуло к ним, к тем красным полоскам, дающим сладость, дурман, желание… И я был впервые спокоен – не было девственного мандража, бурлящих эмоций - только спокойствие, осмысленность, уверенность, блаженство – и это впервые, и это МОЁ! Так хочется все объять - хочется жить, быть, умирать, существовать везде и нигде – только так, с этими губами в твоих… Ежов! Его фамилия Ежов! И непреодолимо желание обнять этого ежика, хочется любить такое лохматое, такое неколючее существо - тебя уже хочется, тебя должен ощущать долго, почти всегда, так хочется быть рядом и фырчать как два безумных зверька в хворосте… Ты заводишь и открываешь что-то упущенное и совсем позабытое, то, что ощущал неуверенно с большой охотой и порывом нетерпения, и сердце начинает болеть – приятно, пусть и тревожно, и его начинаешь прятать в каменный футляр, запихиваешь в спешке в далекий ящик своей души, и душишь, двумя руками сразу, но не выбрасываешь, ибо это твое – твой крестик, твой путь. Куда все это? Надолго ли? А зачем спрашивать – придушил, спрятал и жди… А оно рвется - рвется наружу и рвется на куски… Но есть силы, есть опыт – он тоже чертовски силен и не менее разрушителен, и держит… Но знаешь наверняка – если сердце реагирует так, значит оно уже кое-что могло вместить, почувствовать, принять, оценить, и оно знает, что это НУЖНО… А разум ищет необходимость! Выискивает и оформляет логикой, пропитывает все и всюду… Противная, трудная, тяжелая влага! А надо ли? Ты смотришь в даль, ты ищешь будущее. А оно уже есть – день, два, год, вечность, - какая разница, это дано в руки и прими его. Но только одно мешает – есть земля, и есть небо: ты – земной, и нет смысла тянуться ввысь – не ухватишь, не совместишь, не поднимешься, там – пустота, но там – все, а суждено быть все же тут…
А мы гуляли по ночной Москве, два дня подряд, сидели в кафе… Мне было трудно отвести взгляд от изумрудов глаз, ласковых губ, я впитывал аромат его тела, я чувствовал его характер, вкушал волны его мыслей… Он был спокоен – спокоен был я, растворившись в его недосягаемой сути… Нет - то не был юношеский ураган, романтика неопытности, здесь был дух вернувшегося прошлого, раскрашенного настоящим и прикрытого неопределенным темным будущим. Но это все же был порыв – я пребывал в неком шоке, гуляя вот так свободно, держась за руку, чувствуя исходящее его тепло в своей руке или на своем плече, останавливаясь, обнимаясь, целуясь, беззаботно смеясь и шутя, и эти бедные люди вокруг – они смотрели и улыбались, смотрели и смущались, смотрели и становились серьезными, но не было стеснения и вечной неловкости в наших душах – ведь не могут осудить и невозможно это сделать, видя как соприкасаются два сердца… Да и пусть судят, пусть поднимут руку – мелочь и простая нелепость, мгновение злого энергетического порыва, но за него, ежика, я готов вцепиться в горло. В кои годы это было… А время летело, и мы приходили в себя, когда было далеко за полночь. И я не хотел уходить, и не было желания в нем. Только долг, забота о сидящем рядышком малыше заставляли с большим трудом отрываться друг от друга и идти в ночь.
Я долго ждал его выходных – я надеялся быть рядом… Были даже планы побыть хотя бы пару дней вместе на турбазе… Но он прятался в своих делах… Кое-как дождался его приезда в гости к друзьям – несколько часов он был рядом, я сжимал его руки, чувствовал прикосновение его ног к моим… И каждый миг я ощущал холод – мне хотелось большего… Ночевали у меня – всю ночь ежик спал рядом, но это было всего лишь мгновение, серое, сонное, пьяное… Он рвался домой… Я ждал снова одиночества… «Он – другой, Сережка, он принадлежит другому миру, там, где есть только реальность…» - в моей голове тот же стон, скрип, лязг разума, его извилин. Ну, куда же деть эту глупую мудрость!
Господи помоги ему, дай силы и будь рядом. Он не крещен, но он несет свой крест, не простой и тяжелый. Он не уверовал, как и многие из нас, в силу небесную, он полностью отдался земле, прижав себя ее же опасным неподъемным прессом. И буду стараться быть рядом – пока есть силы и у меня, пока это нужно ему…
И не имею я право думать о рациональном и логичном – жизнь сама, рано или поздно, все сведет к атомам, волнам, флюидам – а будучи такими и будем думать о нас, таких практичных и умных на этой земле и смеяться нашей глупости, нашему неверию, нашему желанию и нежеланию быть с теми, кто любит нас и ждет, здесь и сейчас, волнуясь, любя, желая, ненавидя…
Мы гуляли с ним - после посиделок в ресторане - в который уж раз по ночной Москве под бесконечным дождем, но это было только новой стороной романтики, ощущений. И мы не искали сухое место, навес, мы не имели даже зонтика – шли и держались за руки, останавливались и прижимались друг к другу, мы сидели во дворике на скамеечке, подстелив пакет, чтобы не промочить задницы, и говорили-говорили-говорили с перерывами на поцелуи… Я не мерз, я не чувствовал холода… Только прощаясь, я начал ощущать свое охлажденное тело, нарастающий озноб и ледовые подергивания мышц, только тогда я почувствовал, что тепло уходит – он уносил его с собой… и я не получал подпитки из его сердца и красивой души, я уходил в холод и сырость, я был без него… и два удаляющихся огонька машины увозили с собой Ёжика, растворялись, меркли во тьме и заставляли только мою фантазию приблизить их, свести вместе и превратить в одно пылающее жаркое солнце… Утром я болел, но не от того, что простыл ночью – просто его не было рядом…
А сегодня он снова пьян… где-то там, на очередном празднике... И снова волнение, и желание быть простым атомом и низкой волной, не знающих, что такое взволнованное сердце и обиженный разум… такой далекий от него и его сути, простой и непонятной… «Я хочу быть рядом!» – снова слышу от него… «Я не хочу тебя терять!» – пишет он… И я еще верю… чтобы просто не заплакать… Или верил… без слез… «Почему ты не приехал ко мне?» – он снова бьет прямо в сердце… «А почему я не нашел сил выбросить свою гордость, взять себя за шиворот, вытащить из дома и приехать к нему, зачем я ждал особого приглашения, ведь я совсем не особенный – рядовой типичный тип типичной жизни большинства, неизбранный свыше?» – уже спрашиваю себя. Проще было мучиться здесь, сидя у окна… проще было жалеть себя, проще было ждать его… А сам-то! Почему, Сережка, ты тихо шепчешь, а не кричишь, ведь люди бывают такие глухие…
Ты снова сидишь несколько часов у окошка и куришь одну сигарету за другой – голова пуста, ибо снова разум унизил сердце, жестко поставил его на место и предупредил последний раз… «Не делай себе трудности, парень. Упрости все и сейчас! Не жди того, что страстно желаешь – оно прячется, оно – тайна, оно - для мук…» - его вечные, мудрые слова… магические, властные…
Зачем все это? Ненужный альтруизм, подгонка чужой неповторимости под свои стандарты, вечное смирение и борьба с гордыней, эгоизмом, ревностью. Зачем дана любовь, и, тем более, зачем она дана геям!?… Так больно, тяжело, сложно, и ЖЕСТОКО… для обоих! Лучше все это изменить, стервозно и решительно, и затем ничего не менять… уйти… и быть только самим собой… быть одному… Смогу ли, выдержу? Ответ уже знаю…
Откуда я мог знать, что это будет так…
Ночь. Два парня шли по парку в Коломенском… Они держались за руки и им были безразличны пристальные взгляды прохожих – ну кто осудит два любящих сердца! Они долго сидели у овражка на траве, обнявшись, часто смотрели в глаза друг друга и на полную луну, гнездившуюся в низких лохматых облаках, но там было солнце – они видели его, они улыбались ему!
Один из них сказал: «Ежик, ну разве я мог знать, что это будет так…». Он не знал, но знали два сердца, соприкоснувшись когда-то в метро...