Маг Ушел.
Ушел, возможно туда, откуда пришла и я.
Я еще помнила силуэт своей мамы. Не помнила лицо, имя, но общие черты сохранились.
Я все-таки еще помнила дом. Родной мир. Место, куда, как только что я осознала, мне возможно не суждено будет уже попасть.
Стало невыносимо грустно. Слёзы наворачивались на глаза.
Вся атмосфера в лагере стала подавленная. Все молчали.
Но вот кто-то стал подползать поближе к всхлипывающей Кафре и что-то спрашивать.
Любопытство немного остудило горечь. Вместе со своей командой я тоже подошла к девушке.
Невысокого роста, пышногрудая, рыжеволосая - кажется, я в первый раз пригляделась к ней внимательно. Те же глаза, тот же нос, губы. Но вместе с этим она чем-то отличалась от окружающих ее людей. И явно не только фартучком и обычно услужливой, восхитительной улыбкой.
Кафра плакала, плакала навзрыд.
Многие девушки в лагере плакали.
Но Кафра плакала как-то особенно горько, и от этого ее становилось очень-очень жалко.
Люди что-то спрашивали, но ей было настолько грустно что отвечать она не могла или очень не хотела.
Прист, воскресивший днём воина, решил ввести любопытных в курс дела.
Он обьяснил почему для девушки это зрелище было настолько давящим.
В Кафры берут только местных. Тех, кто родился в этом мире. В этом прекрасном мире, который стал для них тюрьмой. Без права на Уход, компенсирующимся необыкновенным врожденным талантом к ворожбе.
Прекрасный мир, который стал для них Тюрьмой.
И для многих-многих воинов, которые тоже не смогут уйти.