...Вот он идет, долговязый строптивец, вечно голодный, с потухшей сигаретой, деньги давно кончились, он в минусах, «Мои долги растут, как дети…» - думает он, с красными от холода руками, авантюрист с душою оптимиста и покоритель этого мира... Журналист - человек с устремленным взглядом в будущее когда-то, теперь – с потухшими глазами. Человек, понявший одну прекрасную истину – журналистом быть не так-то легко. Поняв это, он лишился того, с чем люди обычно приходят в журналистику – жгучего желания быть услышанным. Зачем? Кому нужны его размышления, музыка и стихи?
...Поединок продолжается, тот еще сериал, кто кого? Мир СМИ с его бесконечными перипетиями в виде злых, не меньше, чем ты, обиженных газетным пространством, людей с уставшими глазами и желанием бежать. Все хотят бежать, но почему-то продолжают работать за смешные деньги. Что ими движет - тебе не понять. Не любовь же к искусству! Какое к черту искусство! Перед нами обычное ремесло – журналистика в малых своих проявлениях, то есть в информационных, иногда аналитических жанрах. Тут много не попишешь, факты, локализация пространства… Некоторые утверждают, что в умении писать подобные материалы и заключается искусство. Кто знает? Может быть, я еще не дорос до этого? Может, мне нужно гораздо больше пространства, чем профессиональным журналистам, чтобы выразить в полной мере свои взгляды, мнения и чувства? Да и бесит меня порой эти ограничения строк! Как уложить художественный образ, метафору в скудные 5 строк? Говорят, можно. Я не могу! Может, я не журналист? Но ведь научиться можно всему, если захотеть. Захотеть. Вот главное. А как захотеть того, что дается с большим трудом, недосыпанием, не приветствуется твоими более продвинутыми друзьями (которые учатся на юристов, экономистов или в Нефтегазе) и родителями, да и к тому же плохо оплачивается? Тяжело. Успокаивает формула «Пишите деточки, пишите. И Вам воздастся». Как воздастся, когда, чем??? Не понятно.
Для него, идущего вдоль дороги по застывшему от холода асфальту, все - сон, порожденный чудовищем, имя которому - мир. Для Поля Верлена - притон, пирушка и заварушка, для кого-то – это вызов, безнадежный мятеж, чудное пойло свободы... Для него – сон.
Журналистика в основном ее проявлении поражает здорового человека, убивает в нем все, что в нем есть человечного, влечет и пожирает, заставляя работать на себя. Наверное, даже не наверное, а точно – журналистика обладает какой-то магической силой, почувствовав которую, ты уже не в силах ее оставить, такую еще неумелую, совсем юную, ты убеждаешь себя в мысли, что ты должен служить на благо ее процветания. Материальная необеспеченность и собственное самовыражение – это уже прилагается, это то, что происходит вне зависимости оттого, что ты делаешь, как журналист. Ведь когда ты приходишь сначала к какому-то стилю, потом содержанию, первым это замечает твой учитель, но никак не ты сам, ты слишком занят этим твоим самым любимым и дорогим существом, что у тебя есть, – ЖУРНАЛИСТИКОЙ. Звучит, как бред, понимаю. Но рано или поздно приходит осознание этой данности, от которой никуда не деться. Здесь ты обретаешь самого себя, обретаешь крылья, из ерунды создающие музыку сфер, небесных и выше... Творчество - это крылья, только крылья... которые с каждым взмахом все еле уловимее и привычнее.
…Гений правды, борец за справедливость, ты превратил свою жизнь в развалины, в блистательный поединок, на который ты призвал все свои силы и самого Господа Бога, все остальные - не в счет! А что тут еще было делать? Тому, кто не понаслышке знает, что такое правда, очень трудно удержаться оттого, чтобы не бросить ее - как перчатку! - в лицо гогочущей черни (идеальный вариант), если нет, то хотя бы - первому встречному... Ты знаешь, поэтому не отступаешь, хоть тебе и грозит кулаком твой редактор, и вот уже 2 недели не печатают твоих фельетонов, ты все же за нее борешься, чтобы бросить ее всем в этом мире. Кому? Да хотя бы вот этому человеку, что сидит перед тобой за столом преподавателя и считает, что ты полное ничтожество, хвастун какой-то, что тебе не хватает школы (стиля, логики, скромности – список можно продолжать). Да какая кому разница – я журналист!
Есть только одно но – если на этом этапе застрять, и не найти путей самовыражения, обогнув необходимость травли всех и вся своей никому не нужной правдой, эта самая правда может тебя доконать. Она лишит тебя иллюзий всевозможных - и бытовых, и метафизических, отвергнет надежду и загонит тебя в угол... Да, да, по замысловатой траектории на самое дно... До свидания тогда, дорога тебе в лучшем случае в корректоры (если с русским языком хорошо), хотя на телевидение берут многих, кто умеет хотя бы правильно говорить, а что? – тоже вариант.
И останется всего лишь бездна, из которой уже не выбраться... Что это? Осквернение святынь или любовная песнь? Кто знает... Время твое прошло, проще было с пространством: Тюмень - болото, Москва - ширма, за ее цветными узорами пустота... Также как и за короткими объявлениями о ликвидации каких-то там фирм.
А было ли преступление? Его слова – преступники. Да, было. Он поставил под сомнение само существование этого мира, одержав сокрушительную победу, ничего, впрочем, не изменившую в его судьбе, растоптанную им, как цветок, в припадке ярости на загаженной мостовой, а вторая наидревнейшая, безмолвный свидетель и пронырливый соучастник смеялась омерзительным хохотом над твоими жалкими попытками стать чем-то, что напоминает журналиста. Ты растерзал себе душу, сохранив крылья... Крылья и музыку, о которых так мечтал. Музыка, верный твой оруженосец, возможно, единственная подруга...
… «Отчаяние вышвырнуло меня за дверь. Ну, что ж... Я был готов к этому, я готовился к этому весь последний месяц, и вот теперь я немного боюсь... проклятый прокаженный! Я вою и плачу в твоих девственных дебрях - журналистика. Но так просто я не сдамся, я хочу этой битвы, я ищу ее среди унылых, один на другого похожих редакторов... В поход! Цивилизация не принимает меня всерьез, ей бы только шутки шутить, этой сладостной потаскушке... Но я заставлю ее понять и принять меня!
Вот только музыку своей души я не отдам тебе на услужение, я не позволю, чтобы ее съела дешевая газетенка и прочий пафос однодневки, где есть цепь, и есть будка, и хозяин, перед которым все благоговеют. Их девиз: все (читать как ВС’ЙО) на продажу! Злобное завывание гнусавых глоток, а ладошки потеют и сердца стучат, как барабаны людоедского племени... Алчно, весело... Каторга иллюзорного творчества, которую все называют журналистикой!
…За окном - декабрь, черный снег, слякоть... На столе - бумага и пепельница, в пепельнице - пепел. Не пишется.
Жизнь не сложилась, на душе скверно. Гадок мне он, этот мир! Вот он - мой Армагеддон! И я читаю Стогова, смешно – книга яркая, повествование бодрое, как марш - так и тянет подставить ногу... Вот, например:
«Закончив вечернюю школу, в которую меня определил райвоенкомат, и, уяснив, что ни в один институт таких, как я, не берут, я не расстроился, а лег на диван, плюнул в потолок и понял, что отлично себя чувствую.
Мир вокруг был интересным. Я – тоже. Он не трогал меня, а я его. Так мы с миром и жили какое-то время. Самой же интересной частью мира был… правильно, панк-рок. Что еще могло интересовать растатуированного и странно стриженого парня, которого не брали в институт, зато брали лежать на диване?
(…) Как еще проявить свою любовь к музыке я не знал. Мучась и не находя выхода для булькающей ниже кадыка энергии, в один из вечеров я просто сел и написал… не знаю, что именно написал… написал о том, что меня прет от панк-рока, от Джелло Бьяфры, Сида Вишеза и прочих парней, похожих на меня как близнецы-братья.
Оказалось, что написанное мною является статьей. Еще оказалось, что начиная с этого момента я могу больше не переживать насчет того, откуда у людей берутся деньги».
Нда-а-а, весельчак он, этот Илья Стогов. Если бы и в жизни было так. Хотя, может, правда, ко всему нужно относиться проще, меньше задумываться над мотивацией и целями своих поступков – а просто жить?? Невозможно, я не такой - Я живу в состоянии бесконечной революции, я глуп – и оттого высокомерен, я ленив – и поэтому, наверное, пошел учиться на журналиста. Тогда, кода я принес документы – слово журналистика завораживало меня, оседало на моих зубах привкусом жженого сахара. А теперь одни сомнения и разочарования».
…«Птица я гордая, только глупая!» – вот девиз твоей жизни. Сколько раз на дню ты повторяешь это? Вслух и про себя, наизусть и с выражением, старательно выговаривая непонятные словечки… Программеж.
Нам мало того, что мы нежно любим, холим и лелеем наше сумасшествие. Мы еще ежедневно и ежечасно его демонстрируем и декларируем. Слушаем сумасшедшую музыку, читаем сумасшедшие книги, смотрим сумасшедшие фильмы. Сами пишем, играем и снимаем наше сумасшествие. Пропагандируем его и заражаем окружающих. Наше сумасшествие – журналистика.
А вот интересно: додумался ли какой-нибудь психиатр завести историю болезни на журналистов? Да наверняка! И однажды мы все очнемся, узрим над собою его выпученные глаза под круглыми железными очками и скажем:
– Здравствуй, Папа!
И все-таки эта волна продолжается непрерывно, ряды журналистов пополняются, и с каждым годом они все сумасшедшее и наивнее. Они не иссякают, их становится больше. Серебряный век, кубисты-футуристы, революция, богемное буйство двадцатых, потом всех пересажали, потом все ушли на фронт, потом вернулись – поэтический бум, стиляги, физики-лирики. О шестидесятых и говорить не стоит – барды, театры, кино, диссиденты сумасшедшие. А по семидесятым хиппи толпами бродили. А потом мы, дураки, рождались. Мы, психи, самая стойкая секта современной культурной помойки…
...Вот он идет, щуплый мальчуган, с наивным взглядом ребенка, давно приучившимся не замечать голод, с потухшей сигаретой (а он ведь бросил курить!), с красными от холода руками, полное ничтожество, пустышка, авантюрист и покоритель этого мира... Возлюбленный брат мой... Журналист! Только бы не сгинул, только бы поборол, только бы писал!!!
ТОЧКА