Закрыв за собой дверь будуара, Евдокия, в смятении чувств, шла по коридору второго этажа с подсвечником в руках. Подходя к своей комнате, княгиня внезапно столкнулась с одной из крепостных девушек.
-Ох, барыня, насилу разыскала вас.
-Что тебе, Маша?
-Господин какой-то вас спрашивает. Уж не знаю, впускать или нет – человек-то незнакомый. На крыльце дожидается.
-Он представился?
-Простите, барыня, сразу не сказала: Гориным назвался, Евгением Васильичем.
Евдокия, услышав имя друга, ничего не говоря, устремилась к лестнице. Подсвечник так и оставался у нее в руках.
Горничная Маша проводила барыню недоуменным взглядом. Дверь одной из комнат открылась, и в коридор вышла Лиза, также одна из служанок Мурановых.
-Что, разыскала хозяйку? – спросила девушка.
-Да уж, хозяйка! Не нравится мне она. Странная. Сейчас застала ее здесь с подсвечником в руках – не иначе как из комнаты барыни Веры Федоровны выходила. Видно, вынюхивает что-то. А как услышала, что барин тот ее дожидается, так и бросилась бежать, даже подсвечник не поставила. Видать, полюбовник ихний.
-Да что ты говоришь, Маша! Не может Евдокия Николавна мужа своего обманывать – любит она его, это сразу видно. И лицо у нее доброе. Дурного слова никому из дворовых не скажет.
-Да она здесь без году неделю, и того меньше! Ох, чую, хлебнем мы с ней еще. Жалко мне Павла Сергеича, что за жену он за себя взял…
-О чем ты? – удивилась Лиза.
-Демьян приехал с барином из деревни, все мне о ней поведал. Из князей Ш*** она. Рода-то древнего, знатного, да бесприданница. Папаша ихний обанкротился, а тут Павел Сергеич наш подвернулся, вот она и окрутила его. Барыня-то Вера Федоровна в поместье его повезла, думала примерную супругу племяннику найти…не испорченную обществом – вот как. Опять же, с приданым хорошим. А вышло?
-Думай, как хочешь, Маша, а мне молодая барыня нравится, - убежденно сказала Лиза.
А Евдокия торопливо спускалась по лестнице, почти не веря в то, что внизу действительно стоит Рунский. Она уже и думать забыла о Загряжской, ее комнате и Павле I. Очутившись в прихожей, княгиня сразу же распахнула входную дверь. Знакомый смех и знакомое лицо, показавшееся ей, говорили о том, что Евгений действительно здесь.
Рунский с чемоданом в руке, одетый в двубортное пальто и цилиндр, неудержимо смеялся своим особенным и добрым смехом.
-Евгений, ты с ума сошел! – воскликнула Евдокия, когда прошло первое удивление и, взяв молодого человека за руку, почти втянула его внутрь, захлопнув дверь.
-Тебе сказали, что внизу ждет незнакомый мужчина, и ты захватила с собой этот предмет, вероятно, для самообороны, - со смехом в голосе сказал Рунский.
И вправду, Евдокия, открывшая дверь, с развившимися локонами, расширенными от волнения глазами и подсвечником в руках, выглядела очень смешно и нелепо.
Заметив, наконец, что она все время носила с собой, девушка, негодуя еще и на эту свою привычку, с силой поставила подсвечник на стол и опустилась на диван в полном смятении.
-У меня просто нет слов, Евгений, что ты здесь делаешь? Как ты мог выехать из Горино и направиться ни куда-нибудь, а прямо в Петербург? – словно московская тетушка, говорила она. - Спасибо, что не сразу поехал в Зимний дворец, а решил по дороге заглянуть ко мне, - уже смягчившись, шутила она: слишком велика была радость этой встречи, чтобы долго сердиться на Рунского.
-Да, хотел узнать, как проходят первые дни твоей жизни в качестве замужней дамы, - в тон Евдокии ответил он.
-Прекрати шутить и немедленно объяснись, - уже потребовала она.
Княгиня позвонила в колокольчик, лежащий на столике у дивана. На зов явился управляющий особняком.
-Распорядитесь о чае, пожалуйста, - сказала Евдокия. - Мне от волнения так захотелось пить, - вполголоса прибавила она, обращаясь к Рунскому.
Как только шаги управляющего затихли в глубине анфилады, Евдокия взяла друга за плечи, повернула к себе и, заглянув к нему в глаза, твердо спросила: «Евгений, что случилось?»
-На прямой вопрос - прямой ответ. Я полюбил Софью.
-То есть, - не сразу поняла Евдокия, - ты хочешь сказать, нашу Соню, Муранову?
-Да, - просто ответил Рунский.
-Как же я рада! - порывисто говорила княгиня, обнимая Евгения, - я дождалась, теперь и ты узнаешь счастие. Софья - прекрасная девушка, доброе, чистое существо. С ней ты, наконец, обретешь покой.
-Мне хочется в это верить, но могу ли я надеяться на взаимность? Знаешь, в день твоей свадьбы, на балу, я впервые увидел ее. Это было определение судьбы, я не сомневаюсь. Я просто взял и рассказал ей все.
-Все о себе?
Евгений кивнул.
-Это был порыв, мы проговорили с нею около часа, понимая друг друга с полуслова.
-Истинно, это судьба. Такое бывает нечасто, - проговорила Евдокия. - А Соня? Как ты думаешь, что чувствует к тебе она?
-Мне показалось, в ней зародилось что-то - робкое, бесформенное, но похожее на любовь.
-Странно, я ничего этого не заметила - вашего знакомства, разговора.
-Неудивительно, в тот день ты вышла замуж, - усмехнулся Рунский своей особенной усмешкой.
-Прости меня, я, право, совсем не поговорила с тобою в тот вечер.
-Додо! - воскликнул Евгений. - Ты - самый близкий мне человек, самый преданный друг, более того…ты - моя сестра!..
-Евгений, - говорила Евдокия, снимая с шеи нательный крест, ты давно стал мне братом…
Рунский торопливо расстегнул сюртук и, также сняв с себя крест, подал его княгине.
Они обменялись, закрепив этим союз душ, основанный на взаимной глубочайшей дружбе, продолжавшейся уже более пяти лет.
-Я знаю, ты будешь искать встречи с Софьей, - проговорила Евдокия через некоторое время, - но показываться на людях тебе не стоит. Понимаю, я не могу тебе приказать, но пожалуйста, положись на меня и не пытайся предпринимать что-то самостоятельно. Я попрошу Павла и, возможно, ты поедешь с нами навестить Софью.
-Как мне благодарить тебя? Позволь, я пришлю к вам человека узнать, когда вы соберетесь ехать?
-То есть, как пришлешь человека? Ты хочешь сказать, что собираешься жить… - изумленным голосом начала Евдокия.
-Придется снять квартиру, - перебил Рунский, - ведь наш дом после смерти отца и моего исчезновения был продан.
-Евгений, ты можешь, конечно, рассердиться, но я тебя никуда не пущу.
Зашла Маша, неся поднос с чаем.
-Спасибо, как кстати. Приготовь для господина Горина одну из комнат второго этажа. Только протопите хорошенько, там ужасно сыро, - распорядилась Евдокия. Рунский в недоумении смотрел на княгиню, а она невозмутимо пила чай.
-Евгений, что ты так смотришь? Неужели ты мог подумать, что я позволю тебе подвергать опасности себя, моего дорогого брата, - произнесла Евдокия, протягивая Рунскому чашку чая.
-Мне не хотелось бы стеснять вас с Павлом. Ты только что вышла замуж…
-Не придумывай отговорок…подожди - внезапно догадалась княгиня - …ты сбежал из дома? От генерала Горина?
-Ты прекрасно понимаешь, что он ни за что бы не отпустил меня в Петербург.
-Я сейчас же напишу ему. Нет, я напишу, - встретив возмущенный взгляд друга, сказала девушка, - и сообщу Ивану Ивановичу, что с тобою все в порядке: ты в моем доме и в полной безопасности.
Евгений хотел было что-то сказать, но сдержался. Он,
Под действием дружбы Евдокии, начинал смиряться со своим положением, раньше казавшимся ему невыносимым. Прежде у него бы вырвалось: «Что же вы все опекаете меня, словно малого ребенка!», но недавно он начал понимать, что все, кто посвящены в его дело - семья Гориных и Евдокия, многим рискуют, укрывая его, и действительно желают ему только добра.
Генерал Горин был простодушный, добрый человек, находившийся под влиянием властной супруги. Он знал Евгения с рождения, очень любил его родителей и сейчас был счастлив помогать их сыну. Генеральша поначалу относилась к «фармазону» с недоверием и была недовольна его пребыванием в их доме, уговаривая мужа отправить Рунского в отдаленное имение покойного Василия Дмитриевича, но вскоре свыклась с существованием Евгения и даже по-своему полюбила его. Аглая Ивановна, добрая и приветливая с названным кузеном, поддерживала его, как могла, но была не слишком далекой, чтобы понимать мысли глубокого ума и чувства глубокой души Рунского.
В Евдокии, которая во время их первого знакомства была еще пятнадцатилетнее дитя, он встретил это понимание. Дружба, возникшая между ними, и помогала Евгению переживать первые годы своей затворнической жизни в прозаическом семействе Гориных.
-Пожалуй, я не решусь противостоять твоему упрямству, - усмехнулся Рунский, - и останусь пока у тебя.
-Вот и славно! Только не вздумай сбежать от меня, как от Ивана Ивановича. Впрочем, я все время буду дома и смогу приглядывать за тобой, - в тон другу ответила Евдокия.
Их непринужденный разговор был прерван - в дом вошел Павел.