Человек-дыра

Альбина Адлер
Степашка
На самом деле, трудно писать эти очерки. Заново пропускаешь через себя всё, что пережили с человеком, и понимаешь, как его любишь, ценишь, скучаешь и т.п. В данном случае даже не знаю, что буду чувствовать после.
Итак. Степа – мой одноклассник. И одногруппник. Чувствую, мы и в одной больнице работать будем (чур меня!). Но обо всем по порядку.
Изначально Степа учился в параллельном классе, и его существование меня особо не волновало. Единственное, он дружил с одной девочкой, которая вела себя как мальчик, они носились по школе и играли в спецназ (или что-то типа того): прятались по углам, потом выскакивали и делали вид, что стреляют друг в друга из пальца. Потом произошло объединение, и мы стали учиться в одном классе. А девочка-мальчик – в другом.
В нашем классе к нему относились никак. В смысле, не дружили и не издевались. Только один раз была тема: мы вчетвером сидели на истории за Степой. Решили над ним поприкалываться и пригласить на намечающуюся школьную дискотеку. Написали 4 записки, выбрали ту, в которой наиболее ботанский почерк, и передали Степе. Он ответил отказом. Мы смеялись на весь класс, читая его послание, и я написала: «Почему ты мне отказываешь? Чем я это заслужила?». На что Стёпа ответил: «Жизнь лучше познавать одному!» (не спрашивайте, причем здесь это)
Во второй эпопее с записками Степе участвовали опять мы вчетвером и ещё один парень. Он-то и написал: «Степа, мне очень нравится одна девушка, я не знаю, как ей об этом сказать. Помоги мне, пожалуйста». Ответ был очень обстоятельный. Степа советовал окружить девушку вниманием, читать ей стихи, что-то там ещё. На что парень ему написал: «Знаю, идиот! У тебя-то, небось, девушки не было!» Знаю, жестоко. А куда деваться?..
И так продолжалось до одного «прекрасного» дня в начале сентября 11 класса. Мы приходим на алгебру, а училка (директриса по совместительству) рыдает. Мы, конечно, самый ужасный класс, раздолбаи, тунеядцы, но что мы такого могли сделать?! И тут она говорит: «Дети, у нас беда. Степа погиб». Мы сидим как придавленные к партам.
- Как?
- Попал под машину на Ленинградском проспекте…
Мы с Катькой переглядываемся: вчера сидели в Метромаркете, ждали Светку, она опоздала, говорит: «Не могла проспект перейти, там мужика сбили».
Короче, директриса с рыданиями удаляется, а мы остаемся. Сидим в классе и просто не знаем, что делать. Как реагировать? Самые впечатлительные рыдают, потом, насмотревшись на них, начинают остальные. Я не могу плакать. Вспоминаю эти записки и смеюсь, не могу ничего с собой поделать. Все рыдают, а я смеюсь.
Записала тогда в тетрадке по алгебре: «Важно лишь только жизнь или смерть
Вдруг оборвалось и тебя не стало
Важно лишь жить или умереть
Остальное фигня, остальное неважно».
Эти безумные 45 минут закончились, и мы пошли вниз делать манту. Укололись. Меня наконец-то пробрало – слёзы резанули по глазам. И вдруг: к нам вприпрыжку несется директриса. Без преувеличения. Мы совершенно офигевшие, а она кричит: «Девочки, такая радость, это не Степа погиб, а его папа!!!» И мы начинаем ржать. До безумия. Как плотину прорвало. Напряжение этого урока, когда мы были уверены, что умер человек, которого мы особо не замечали, но всё же он был, вырвалось наружу таким вот образом. Теперь я думаю, что это такое эгоистическое чувство: не то что тебе жалко его, просто это непостижимо – был, и нет. И больше не будет. Как же так? И думаешь: а вдруг я? Моя семья? Мои друзья? Вот так же навылет. «Дети, у нас беда…»
Дико смеясь, мы еле доползли до третьего этажа, там все наши, которые ещё не знают «радостную новость». Они: «Вы что, совсем?!»
 - Это не Степа погиб, а его папа!
Все вздохнули с облегчением. Наверное, из-за того же эгоистического чувства.
Потом Степа появился, и мы, естественно, ничего ему не сказали. Собрали деньги и отдали его маме. Потом Анька один раз сказанула: «Не, в пятницу у нас алгебра. Это же на ней Степа погиб»
Папа Степы был очень известный кардиохирург. Мама тоже врач. Конечно же, ему одна дорога – в мединститут. Всё было нормально до того момента, когда он поступил досрочно, а я – нет. Маленькая справка: Степа туп, как дрова. Как целый дровяной сарай.
Тестирование в школе по химии и биологии в феврале он написал на 2. А в марте уже поступил (сдавать в мед надо как раз химию и биологию, если кто не в курсе).
Моя одногруппница, которая была со Степой в одной группе на курсах (там он, естественно, тоже не блистал, мягко говоря), рассказывает: «Мы спрашиваем, Степ, а как же ты поступил, ты же ничего не знал. Он говорит: «Ну я всё подучил».
У нас теперь групповая шутка: «Ну ты всё подучи, как Степа, и сдашь» или «Ну что ж ты не подучила?!»
Ну а тогда, в школе, я просто рвала и метала. Можно сказать, впервые столкнулась с глобальной жизненной несправедливостью. И, как её символ, возненавидела Степу. Естественно, обсуждала это с одноклассниками, надо было выговориться. Они сами поступали, и проблема блатных волновала всех.
Не буду описывать, как Степина мама на голубом глазу говорила моей, что де у него 12 баллов (за 3 экзамена) и для мальчика это хороший результат (хотя у него и 3 балла вряд ли могло набраться). Как я практически приперла его к стенке и заставила решать элементарную задачку по химии, он долго бекал-мекал, потом сообщил, что задачи с двумя неизвестными они не проходили. Как я, благодаря стратегическому уму Аньки, завладела его паспортными данными, получив возможность посмотреть в Интернете Степины результаты тестирования (досрочное поступление у нас проходило в два этапа), которых там просто не оказалось. Потому что всё это касается не Степы, а моей личной борьбы с Московской медицинской академией им. Сеченова. Просто он оказался единственным представителем вражеского лагеря, до которого я могла добраться…
В институт я поступила с общим потоком. 31 августа читаю список своей группы. 2 парня, один из которых мой одногруппник с курсов, а другой – Степа!!! От ужаса я даже позвонила Аньке. Она говорит: «Ну это твой крест!»
А первого сентября я пришла позже, чем Степа, и он уже успел представить меня всем: «Это Алена, моя одноклассница». (мой друг говорит: «Ты на это отвечай: «А это Степа, я его не знаю!») Мы с ним оказались ещё и в одной группе по немецкому.
В институте отношение к нему совсем другое, чем в школе. Плохое то бишь. Кстати, немного о внешности. У Степы вьющиеся волосы, которые вечно всклокочены, и очень длинный нос, который он постоянно задирает. Выражение лица либо совершенно отсутствующее, либо какое-то высокомерное (наверное, из-за носа). Длинные худые ноги (напоминает страуса). И на этих ногах он всё время куда-нибудь бежит. Когда мы, к примеру, выходим с немецкого и с достоинством направляемся к метро, мимо нас, как баллистическая ракета, проносится Степа. Спешит на троллейбус. Он чуть шепелявит и говорит всё время умными общими фразами, потому что по существу сказать нечего. Ведет себя как заправской ботаник, но по оценкам все считали, что он раздолбай. Я говорю: «Какой раздолбай, он же учится целыми днями!» Все говорили: «Не может быть». Просто в голове не укладывалось, что можно быть настолько тупым, чтобы постоянно заниматься и получать одни пары. Да ещё и хотеть быть кардиохирургом…
Мы ржали: вот кому-нибудь из нас лет 70, сердечный приступ, попадает этот несчастный в больницу, открывает глаза на каталке и видит над собой Степу в белом халате. Это и есть последнее мгновение жизни.
Первое время нашего совместного обучения я представляла себе, как в один прекрасный день говорю: «Степа, да ты же тупой, поступил сюда по блату, как ты собираешься быть врачом?» и далее в том же духе. Даже один раз приснилось, что я произношу эту тираду и Степа выбрасывается из окна. После этого расхотелось высказываться. На самом деле просто перегорела.
В первом семестре некоторые ещё начинали мне говорить: «Вот Степа такой, сякой…» Я говорю: «Что ты мне рассказываешь. Мы в одном классе учились». «Да?!»
Степа воспитанный. Со всеми вежливый, пропускает в дверях вперед 100 девчонок, идущих на лекцию, и т.п. Многие говорят, что это он не по убеждению, так сказать, а потому, что просто вдолбили в голову. Быть может.
Его невзлюбили ещё за то, что он способен на всякие мелкие пакости типа самому посмотреть в учебник на тесте, а другому не дать. Рома прозвал его Степан Капуста.
У Степы почерк как кардиограмма. Он даже сам разобрать не может. А ещё все тетради формата А4, причем на каждой странице исписан небольшой квадрат посередине. Остальное пусто. Когда наша немка сказала: «Ну Степану с его почерком, конечно, одной тетради не хватит», Степа ответил: «Нет, я стараюсь писать поубористей!» Я отпала.
Все над ним стебались, только одна девчонка всё время защищала, кричала, какой он хороший человек. Та самая, кстати, которая училась с ним в одной группе на курсах. Я недоумевала, неужели она правда так думает. Потом выяснилось, что просто жалко его было.
Степа ни хрена не знает, но получает зачеты (не в срок хотя бы) и сдает экзамены (на «3»). Мы с моим другом из второго меда спорили, сколько Степа продержится в институте. Я утверждаю, что до конца, ещё в ординатуре получит самое крутое место. Ещё мы спорили вот по какому поводу: я говорила, что лучше пусть в институт поступают такие старательные дебилы, как Степа, чем те, которые ни хрена не делают и не собираются. Друг не соглашался. Теперь я и сама понимаю: раздолбай может взяться за голову и начать учиться, а Степе-то не за что браться, образно говоря (заряди мозги, … если они есть).
Наш последний препод по анатомии сказал: «Степа, это же вакуум. Даже в вакууме больше мыслей, чем у вас». Даже наша преподша по немецкому – Мисс
Принципиальность – 1834, арийский сухарь и вообще – передразнивает Степу! Кстати, на
немецком он лажает по-страшному (наверно, это так ощущается из-за того, что нас только 5 человек). Не может ответить какую-нибудь элементарщину, потом нечаянно отвечает правильно, но воспроизвести то, что только что сказал, не может. Через полчаса мы уже всей группой скандируем: «Повтори то, что сказал 5 минут назад!», Степа отмахивается, а преподша задает наводящие вопросы, втаптывая его всё глубже и глубже в дебри немецкой грамматики.
Один раз на психологии мы должны были сделать следующее: в центре листа нарисовать кружок со своим именем, а вокруг ещё 8 кружков (по числу одногруппников). И пустить этот листочек по группе. Каждый должен нарисовать стрелку, направленную к центральному кружку, которая выражает его отношение к этому человеку. Нормальная стрелка – хорошее отношение, пунктирная – неопределенное, перечеркнутая – плохое. И сразу после того, как я нарисовала Степе перечеркнутую стрелку, весь негатив к нему испарился. Может, потому, что у него было большинство пунктирных и перечеркнутых стрелок. Не знаю. Степа, кстати, после этого случая, видимо, решил влиться в коллектив, стал постоянно шутить. Даже получалось. Но теперь он на это забил, и после каникул совсем уж не в контакте с действительностью.
Вообще говоря, я думаю, что его родители – просто дураки. Зачем было засовывать его в медицинский? Они что, не видели, что даже в школе он зубрит, зубрит, а получает одни тройки. Вот он у нас всё время высказывается на философии и психологии – ну так и отдали бы в психолого-педагогический или что-нибудь типа этого. А так… Врачи не должны быть дебилами – в их руках жизнь человеческая все-таки…